Отказавшись от их помощи, он зашагал вверх по лестнице к галерее. Стерн избегал взгляда Каролины, поэтому она тоже молчала. Д'Арлинкур смахнул чертежи с одного из столов и наполнил три бокала.

– Идите сюда, берите ваши бокалы. Сейчас мы выпьем.

Рамон Стерн с горечью посмотрел на д'Арлинкура.

– За что пить? За конец? За окончательное «нет» господ из Адмиралтейства? За воздушный замок, превратившийся в пустое место? За добрых фей, лживо навевающих нам сладкие грезы, которые никогда не сбываются?

Сам того не ведая, Стерн сделал единственное, что могло поднять в эту минуту старика.

– Что это значит? – напустился он на ученика. – Кто говорит о грезах?! Я приехал в Англию богатым человеком, сегодня у меня ничего не осталось. Ты это имеешь в виду? Я последнюю драгоценность отнес в ломбард. Я на годы вперед заложил свою пенсию пэра. Дом не принадлежит мне больше – они уже назначили срок, когда я должен его освободить. И ты считаешь, что все это я сделал ради грез? Такого слова я не знаю!

Стерн показал на бесчисленные модели судов, находящиеся вокруг.

– Я не хочу заканчивать свой век мечтателем. Ни одно дело на свете не стоит того. Ты не изменишь этот мир. Я больше не верю в то, что мы хотели сделать.

– Вера! – воскликнул д'Арлинкур. – Люди верили, что Земля – плоский круг. Они верили, что Солнце вращается вокруг нас. Ученый, толкующий о вере! Нет, наша задача – думать и действовать. Иначе корабли и через тысячу лет будут дожидаться ветра. Я тридцать лет изо дня в день строю свой корабль. И я знаю: однажды он станет реальностью.

По лицу Стерна Каролина видела, что слова маркиза не доходили до него. Она понимала состояние Стерна. На ее долю тоже выпадали такие минуты, как эта, когда ей хотелось лишь одного: тихой спокойной жизни, без ударов судьбы! И тем не менее, искра от слов д'Арлинкура зажгла ее. Она поняла, что это значило: корабли, своим ходом идущие по морю, независимо от милости ветра. Каролина вдруг решилась.

– Вы построите свой корабль, маркиз, – объявила она, – для меня! Почему женщина не может действовать, как мужчина? Маркиз, я участвую в вашем предприятии, только скажите, что я могу для вас сделать?

Д'Арлинкур отставил свой бокал. Его сухощавая фигура распрямилась, словно молодость вернулась к нему. Он хлопнул себя ладонью по лбу.

– А я хотел разбазарить все англичанам! Старый идиот! Мой добрый гений избавил меня от этого греха.

Стерн стоял с опущенной головой, уставившись в пол, скорее расстроенный, чем обрадованный. Жизнь научила его считать несчастье чем-то естественным и не доверять удаче.

Каролина догадывалась, что происходило в душе Стерна. Она подошла к нему.

– Маркиз нуждается в вашей помощи.

Рамон взглянул ей в глаза, пытаясь, как тогда, ночью, когда она помогла ему бежать, подавить и скрыть неожиданно нахлынувшее чувство.

– Я вам нужен меньше всего, – с горечью ответил он. – Я только подвергаю всех опасности. Вы же знаете, за мной охотятся. Санти не отступится от задуманного. – Стерн перевел взгляд с Каролины на д'Арлинкура. – Она принесла Библию.

– Санти! – со смехом воскликнул маркиз. – Ха! Мы построим наш корабль в таком месте, где и в помине не будет никаких Санти и никакого Адмиралтейства. – Словно одурманенный, он подошел к маленькой, выкрашенной в темный цвет конторке, достал пергамент и письменные принадлежности и придвинул стул. – Лучше всего, если мы тут же подпишем контракт, графиня!

Каролина с улыбкой покачала головой.

– Я думаю, вашего и моего слова вполне Достаточно.

Д'Арлинкур ошарашено уставился на нее. Потом откинул крышку конторки и вытащил белые, скрепленные тяжелыми печатями листы.

– Знаете, что это такое, графиня? Сплошь договора! – Он схватил пачку листов и потряс ими в воздухе. – Договора? Пустые обещания! Бонапарт, Александр, Бурбон… Все они хотели заполучить мой корабль.

От маркиза исходило нечто, что заражало энергией весь дом, – так и казалось, что искры его воодушевления перескочат на чертежи, деревянные и железные детали, разбросанные вокруг. Каролина воочию убедилась, что юность измеряется не прожитыми годами. Этот человек был молод, потому что обладал счастливым даром вновь и вновь с восторженной наивностью радоваться жизни.

– А теперь вина! – провозгласил он с широким жестом, будто где-то за одной из дверей стояли лакеи с тяжело уставленными подносами, только и ждавшие его сигнала.

Лишь когда карета остановилась перед домом сестер Шорт у храма Святого Павла и Рамон Стерн отпустил ее, Каролина осознала, что всю дорогу его рука лежала на ее плече. Он вызвался проводить ее до дома, и она с благодарностью приняла его предложение, радуясь, что Библии больше не было в ее руках.

– Вы, конечно, спрашиваете себя, что делает эту Библию такой ценной, – задумчиво произнес он. А потом объяснил, что она содержит все знания маркиза: чертежи, формулы, расчеты, все начерченные его рукой планы приведения в движение его корабля.

Рамон помог ей выйти, и она с благодарностью оперлась на его руку.

Карета укатила и исчезла в тумане. Если бы не грохот колес, можно было бы подумать, что она как тень скользит по облаку в дымке. Казалось, что время остановилось, весь мир погрузился в забытье и только они вдвоем существуют реально. Не верилось, что где-то совсем недалеко горят лампы, сияют освещенные окна, даже в этот поздний час кипит жизнь.

Стерн взял Каролину под руку и повел ее к дому Шортов. Каролина нашарила в сумочке ключ и открыла дверь. В проеме освещенной двумя небольшими керосиновыми лампами двери она остановилась. Их взгляды встретились, и она поняла, что он не оставит ее одну. Каролина страшилась узкой полутемной лестницы, по которой ей предстояло подняться наверх, одиноких комнат, ждавших ее там наверху, постели, в которой она, несмотря на усталость, не сможет уснуть. Стерн взял одну из ламп.

– Будет лучше, если я провожу вас наверх, – предложил он. – Я достаточно подвергал вас опасности, когда попросил сохранить Библию. Идите за мной. Половицы тихо поскрипывали под их шагами, отблеск лампы прыгал по стенам. Перед ней мощным щитом возвышалась спина Рамона Стерна, словно созданная для того, чтобы оберегать ее; долго подавляемое желание быть просто женщиной проснулось в ней. Она устала быть мужественной и сильной, ей нестерпимо захотелось почувствовать чью-то заботу, защиту и нежное участие.

Стерн отворил дверь. Волна теплого воздуха обдала их. От красной, пышущей жаром горы непрогоревших углей в камине исходили голубые язычки. Ее отнюдь не шокировало, а показалось абсолютно естественным, что этот мужчина вторгся в ее личную обитель. То, что они были едва знакомы, ни о чем не говорило. Подобно забытым картинам, вновь оживающим под мелодию, в ней зазвучали воспоминания о плене на пиратском острове. Время стерло горькие, унизительные детали. Образы обоих братьев опять слились в один. Норман Стерн умер на ее глазах, и все же он был здесь. Тот же самый мужчина, с теми же бесшумными, неторопливыми повадками и с той же мрачной красотой опасного зверя. Их взгляды встретились, и она с ужасом осознала, что этот мужчина был не навеянным воспоминаниями образом, а реальной фигурой.

Он снял шаль с ее плеч. Не сводя с нее глаз, расстегнул поднятый воротник, снял тяжелый плащ. Рамон разглядывал лицо этой женщины, волновавшей его с тех пор, как он впервые увидел ее в Париже. До этого он ненавидел ее, потому что именно ее считал виновницей смерти брата. Но один миг все изменил, будто ее чары околдовали его.

Каролина посмотрела в лицо мужчине, С него давно исчезло выражение озабоченности и разочарования. Она чувствовала, что его руки жаждут прикоснуться к ней. Спасаясь скорее от самой себя, чем от него, Каролина подошла к столу и налила себе горячего чая. Сжав двумя руками чашку, она подошла к огню. Ей было жарко и холодно одновременно. Она сама не знала, чего желала больше: чтобы в ней нашлись силы немедленно отослать его или чтобы он, не обращая внимания на ее сопротивление, скорее овладел ею.