Папаша никогда не говорил, откуда у него такая диковина. Эрик утверждал, что этот медальон он нашел с кем-то из малышей, которых собирал у обочины в своем бесконечном странствии. Кому именно принадлежит этот предмет? Они никогда не обсуждали, потому что все, принадлежащее одному, являлось достоянием семьи. Вот этот баснословно дорогой медальон Папаша отдавал в заклад, получая ссуду, когда фургон прикатывал в новое место. Потом, заработав на выступлениях, они выкупали серебряную звезду и, прибыв в новое место, снова отдавали в заклад.

Папаша именовал такой процесс «извлечением медяков из золота», и именно этим собирался заняться. Оставалось отыскать приличное заведение, ссужающее под залог. Вот поэтому они стремились к центру, проталкиваясь сквозь снующих горожан и обходя копошащихся в грязи ратлеров. Бурмаль хотел занять денег в приличном респектабельном заведении, благо заклад имел солидный.

Когда-то Пьер спросил, почему нужен именно богатый ломбард. В богатом меньше риск, ответил тогда Папаша. Владельцы мелких заведений на окраине могут оказаться наводчиками местного ворья. Да у них и монет-то не сыщется под такое обеспечение!

Чем дальше от окраины, тем круче становился подъем, чище мостовые и богаче фасады домов. И Папаша вертел головой все быстрее. И вот он заметил вывеску: «Дрейкензер и компаньоны. Ссуды под залог». Вывеска была высечена в полированном зеленом камне, вмурованном в фасад весьма солидного строения, буквы позолочены. По правде говоря, здание больше напоминало крепость, чем городской дом. Это Папаше явно понравилось, и он, резко свернув, устремился к входу. Эрик и Дженни, поторопились и успели настичь его у самой двери.

Бурмаль решительно толкнул дверь и шагнул в полутемный зал. На взгляд Дженни, здесь было слишком богатое убранство, и она слегка смутилась из-за своего скромного наряда. Пол, выложенный каменными плитами — отполированными так тщательно, что они казались натертыми воском. Стены, наоборот, отделаны грубо тесаными панелями, должно быть, им полагалось наводить на мысль о пещере. У дальней стены за массивным столом восседал бородатый гном. Перед служащим расставлены инструменты его ремесла — весы, набор гирек, мерный шнур с узелками, толстенные книги, чернильница… и дополнял это разнообразие здоровенный боевой топор с острейшим лезвием, которое тускло отсвечивало под лампами.

— Чем могу быть полезен? — неприветливо осведомился гном.

— Чем может быть полезен служащий такого заведения? — пожал плечами Бурмаль, нависая над столом. Эрик встал рядом с ним, а Дженни держалась сзади. Уж очень неприветливо глядел на них суровый бородач за столом. — Мне нужна ссуда.

— Сумма?

Бурмаль назвал. Дженни показалось, что Папаша смущен, он глядел в сторону и бормотал негромко. Совсем не похоже на самоуверенного громогласного Бурмаля.

— Залог? — все так же кисло спросил гном. — Мы солидное заведение, благотворительностью не занимаемся.

Папаша с тяжелым вздохом выложил на стол свое сокровище. Он знал, что медальон стоит куда больше, чем деньги, о которых он просил неприветливого коротышку. А тот разгреб кучу мерных приспособлений и вытащил большой стеклянный диск, выпуклый с обеих сторон. Неторопливо навел этот предмет на медальон и тщательно изучил, потом перевернул и так же оглядел оборотную сторону — должно быть, высматривал клеймо.

— Ну, ладно, — изрек он наконец. — Если принять во внимание наш обычай всегда идти навстречу клиенту, то… пожалуй, стоимость этой штучки более или менее близка к запрошенной сумме. Но почем мне знать, что она не ворованная?

Папаша сердито хрюкнул в бороду, сгреб медальон со стола, сунул в карман и развернулся к двери, да так порывисто, что Дженни невольно отскочила в сторону, чтобы не оказаться у него на пути. Эрик тут же оказался рядом и обдряюще подмигнул — но украдкой, чтобы гном не заметил.

— Не спеши, — шепнул он в ухо Дженни, — мы никуда не уходим.

Эрику уже приходилось сопровождать Папашу в подобные вылазки, а Дженни до сих пор — нет. Она даже слегка растерялась: так долго искали ломбард, а Бурмаль уже наладился уходить. Значит, снова бродить по этим шумным улицам? Но Эрик подмигивал очень уверенно.

И в самом деле, Папаша не успел сделать и шага к выходу. Гном, сбросив маску неприветливости, вылетел из-за стола и ухватил его за рукав.

— Постой, погоди! Так дела не делаются!

— А как они делаются? — теперь уже Папаша разыгрывал роль. Притворялся рассерженным. — Я же не спрашиваю, не собрался ли ты всучить мне фальшивые монеты! Нет уж, выслушивать оскорбления я не намерен! Вот уж где я не ждал подобного обращения! В знаменитом «Дрейкензере и компаньонах»! Вот и верь теперь слухам, что это приличное заведение! Не ворованная ли! Моя фамильная реликвия! Которая в семье уже двенадцать поколений! Да если бы не заминка в делах, я не стал бы даже выносить ее из дома! Даже вынимать из сундука не подумал бы!

Гном уже извинялся, и бормотал о своей нервной работе, на которой приходится иметь дело с разными людьми, и не всякий раз клиенты столь же почтенные, как Папаша Бурмаль, который осчастливил… да-да, именно осчастливил «Дрейкензера и компаньонов» своим визитом. Но Папаша не унимался, его возмущение не знало границ. Потребовалось немало времени, пока обидчивый клиент наконец сдался и согласился снова говорить о ссуде. К концу беседы сумма займа заметно выросла, а срок выплаты превысил все мыслимые пределы. Во всяком случае, так показалось Дженни.

Гром несколько раз просил снова показать ему медальон, вертел его, разглядывал сквозь выпуклое стекло, взвешивал, тер толстыми пальцами… но в конце концов они с Бурмалем ударили по рукам, и гном раскрыл толстенную книгу, чтобы внести в нее запись о сделке. Пока шел спор, а ломбард вошло еще несколько человек, но им пришлось ждать. Похоже, гном вошел в азарт и теперь считал делом чести заключить договор. В этом-то и было дело, для этого Папаша затеял игру.

На улице Бурмаль шумно выдохнул и вроде расслабился.

— Вредный самодовольный народец! На редкость противная порода! — объявил он. — Иметь с ними дело — одно удовольствие. Гномы предсказуемы.

Дженни надеялась, что теперь они вернутся к фургону, ведь денег у них теперь достаточно, чтобы рассчитаться со смотрителем Тысячи Столбов. Но не тут-то было. Бурмаль снова устремился к центру города. Дженни, уже совсем растерявшаяся в этой толпе, не знала, на что и смотреть. И фасады здесь были причудливо украшены, и наряды на прохожих диковинные, и суеты больше.

Вот несут паланкин, и шагающий впереди глашатай покрикивает на прохожих, требуя дать дорогу. Вот какая-то дама в роскошном платье подбирает подол, переступая лужицу. Вот ратлеры снуют под ногами, а трое, вооружившись изогнутыми железками, поднимают плоскую плиту среди булыжников мостовой, а под плитой чернеет глубоченная дыра… И только Вулкан возвышался над всеми, по-прежнему далекий, невозмутимый и подавляюще-огромный.

Дженни ощутила, как ее захватывает ритм толпы, она показалась себе крупинкой соли, брошенной в воду — вот-вот растворится в городе, толпе, крике и толчее. Похоже, и Эрик почувствовал что-то в таком роде, потому что пробормотал:

— Если здесь такие улицы, то что же происходит на рынке?

Казалось, странствию не будет конца. Но вот Папаша свернул к зданию, перед которым толпа была особенно густой.

— Ага! — бросил он через плечо. — Вот то, что нам нужно!

***

Дженни, торопясь за ним, едва успела окинуть взглядом фасад здания, выкрашенный желтой краской и вывеску: «Зоркий глашатай». Странное название, подумала она, входя за Бурмалем и Эриком в дверь. Она успела спросить брата:

— Что это, гостиница или кабак?

— Газета! Газетная редакция!

Дженни надеялась, что внутри будет поспокойнее, чем на улице, но куда там! По коридорам сновали люди, их было слишком много, и все спешили, хлопали дверями, толкали друг друга…