— Итак, мы начинаем! — проревел Папаша, и галдеж в толпе стих. — Сегодня вы станете первыми зрителями нашей потрясающей воображение постановки! Ручаюсь, вам не приходилось видеть ничего подобного! Я намерен показать вам свой спектакль «Торжествующее пламя», и это будет незабываемо!
Последовало несколько жидких хлопков. Толпа была настроена скептически, ведь они же столичные жители, и чтобы удивить их, этому фигляру придется продемонстрировать нечто в самом деле потрясающее. Не то полетят огрызки яблок, а то и камни. Бурмаль это отлично знал, но держался уверенно.
— Дождемся темноты и начнем, — продолжил он. — Я хочу, чтобы вы, мои друзья, получили полную порцию удовольствий, а для этого нужны световые эффекты. Немного терпения, и вы увидите, что я прав. Что стоило немного повременить. А пока, дабы почтеннейшей публике не скучать, мы покажем несколько обычных номеров. Ничего особенного, просто чтобы не терять время. Пьер!
На сцену выступил Пьер, он жонглировал ярко размалеванными булавами. Мелькающие над помостом пестрые пятна складывались в странные узоры. Дженни, уже успевшая переодеться в просторные холщовые рубаху и брюки, доходящие до середины икр, пробежала над помостом по канату. Почти все зрители отвлеклись от работы Пьера и поглядели на нее. Это было хорошим знаком — значит, когда нужно, они отвернутся от сцены.
Когда стало темнее, Сейша протяжно протрубила в свой рожок, и Дженни снова вскарабкалась на столб. В сумерках ее было плохо видно снизу, и зрители задирали головы, чтобы разглядеть получше. Дженни пересекла пространство между столбами, и на сцене вспыхнул свет — на смену булавам в руках Пьера появились горящие факелы. И это было уже гораздо интереснее — они плясали в темноте, а в центре пламенного хоровода оставалось неподвижным невозмутимое лицо жонглера. И зрители не роптали в ожидании главного представления. Им, пожалуй, очень даже понравилось.
Когда Папаша счел, что уже достаточно стемнело, он подал знак Пьеру. Снова протрубил рожок, факелы на сцене мигом погасли — все одновременно. Зрители ахнули. Вроде бы, ничего особенного Пьер не сделал, но мгновенное исчезновение пляшущих огней выглядело впечатляюще. И тут же пляшущие огоньки появились в небе, над толпой — это Дженни зажгла фонарики, подвешенные на шнурках, и пошла над зрителями. Она не могла жонглировать, шагая в темноте по невидимому тросу, фонарики просто раскачивались в движении, но и это оказалось ловким ходом, зрители одобрительно зашумели. Теперь хлопали гораздо громче и дружнее.
Дженни шла медленно — из осторожности, и чтобы дать время Анне, которая готовила сцену. Вот и столб. Дженни погасила свои огоньки, и зажегся яркий свет над откинутым бортом фургона. Он выхватил из тьмы занавес, на котором был намалеван морской берег. Тяжелые складки раскачивались, это Анна их тянула, а зрители видели, как волнуется море, набегающее на пустынный берег.
Появился Папаша в потрясающем гриме — он изображал Погонщика Ветра. На голове парик с торчащими во все стороны патлами, грязными, серыми, словно пересыпанными песком, обширное брюхо обтягивал халат, на котором были нашиты сотни ленточек. Анна, спрятавшаяся у края сцены, помахивала веером, и ленточки развевались, словно Бурмаль своим движением поднимал ветер. Зрители завопили от восторга — не так-то и много было нужно этой столичной публике.
Папаша хрипло проревел свой монолог: Погонщики Ветра никому не покоряются, они берут все, что захотят, а хотят они все, на что упадет взгляд! И земли, которых они достигли, будут принадлежать им. Никто не может противиться ветру!
Декорации позади Погонщика содрогнулись от такой перспективы, теперь уже не только море, но и берег трясся от страха. Сейша снова затрубила, теперь звук рожка был высоким и чистым — и вот из темноты возник Эрик. Тонкий, гибкий и стройный, он казался легким и не вовсе не грозным по сравнению с массивным Бурмалем, но двигался с грацией танцора.
— Этот берег принадлежит нашему великому Отечеству! — провозгласил он. — Мы пересекли бурные моря и ветер не смог остановить наши суда! Мы, Повелители Огня, стоим здесь! Это наша земля, и пусть ветер несет тебя куда подальше!
Эрик взмахнул полой плаща, подкладка была красной, и алое сияние окутало его фигуру. Зрители одобрительно зашумели. Дальше последовал монолог Повелителя Огня, из которого явствовало, что лорды Вулкана построили свои колонии на побережье Гранделина ради процветания народа Эверона, и так положила судьба, чтобы отсвет алых окон их дворцов лег на эти земли навеки.
Бурмаль возмутился, в толпе осуждающе засвистели, когда он стал грозить юному лорду. Эрик гордо ответил на его угрозы… Дженни прихватила мешочки с песком и побежала по канату к своему месту над сценой. Села, сплела ноги и поймала равновесие. Канат под ней дрожал и еще завибрировал, когда зрители разразились аплодисментами, среди которых особенно мощно гремели шлепки каменных ладоней тролля. Борд глядел представление вместе со всеми, и был очень доволен.
Потом Эрик объявил, что коли спор невозможно разрешить миром, как это водится среди цивилизованных правителей, то пусть будет война! Эверон привержен миру, но если мирные средства исчерпаны, то Повелители Огня покажут свою силу. И грянула битва! Бурмаль размахивал широкими рукавами, Анна махала веером, Сейша трубила, Дженни, раскачиваясь над головами зрителей в темноте, швыряла песок горстями, а Пьер, используя красное стекло и воронку из полированного олова, пускал пламенные лучи света из-за спины Эрика — Повелителя Огня. И морской берег трепетал, пока шло это великое сражение, и песчинки вертелись в урагане, поднятом веером Анны, превращались в огненные искры, когда попадали в красные лучи от лампы Пьера.
Беспощадное пламя победило ураганы Погонщика, он рухнул на колени, он стал отползать, издавая жалкие вопли… Эрик эффектным движением заставил свой плащ взвиться, словно стяг победы. Зрители выли и топали ногами. Наконец красное пламя померкло, и Эрик поставил ногу на поверженного Бурмаля. Битва окончилась! Эверон отстоял свои владения за морем, варвары-южане были разгромлены и длань Повелителей Огня по-прежнему простиралась над колониями.
Папаша выждал немного, чтобы зрители успели излить свой восторг. Когда шум толпы немного стих, он поднялся и отряхнул песок с балахона. Дженни свернула опустевшие мешочки и осторожно встала. Это успех! Папаша не ошибся, поставив на кон все, что имела труппа. По Эверону поползут слухи о чудесном спектакле, завтра будет еще больше зрителей, потом еще больше, потом еще и еще! И, кто знает, вдруг тощий сотрудник газеты не соврал? Что, если он устроит им выступление в театре, где берут деньги за вход?
Пробираясь по канату к столбу, Дженни сверху отлично видела, как летят медяки в шляпы, которые проносят среди зрителей Сейша и Анна.
Бурмаль с Эриком, взявшись за руки, вышли к краю сцены и поклонились, с их нарядов посыпался песок. Папаша произнес свой обычный заключительный монолог — о том, что всегда мечтал найти подобную публику, что он счастлив встретить здесь ценителей настоящего искусства. Сказал несколько слов об истории труппы, объяснил, что актеры — это сироты, которых он подобрал на дороге, что он сам обучил этих талантливых детей и преподал им все, что знал. Что вверяет судьбу сирот щедрости жителей славного Эверона и надеется, что они расскажут соседям о представлении на площади Тысячи Столбов.
Под конец Бурмаль, который ничего не забывал, рассказал о тролле, который пристал к ним по пути в столицу:
— Он славный малый, я уверен, что из него может выйти толк! Я бы взял его в фургон так же, как и остальных. И в конце концов из этого славного великана получился бы самый великий актер в мире! Великий, я имею в виду размеры, поймите меня правильно! Но, увы, добрейший Борд не поместится в фургоне! Я обращаюсь ко всем, не найдется ли для этого малого работенки? Ему не много-то и нужно, только кормежка и местечко, где можно преклонить голову. Он не нуждается даже в крыше! Кто желает заполучить в работники это доброе сердце и мощные руки?
