– Это начало.

Зеркало пруда замерцало, возникла новая картина.

Город с белыми домами, чьи фронтоны богато украшены. Взгляд скользит по складским постройкам на берегу реки… Последнее в длинном ряду зданий выделяется величиной, построенное на века. В его тени прячется другой дом, гораздо меньше. Из его окон падает свет, теплый и домашний, говорящий об уютных часах, проводимых у камина…

– Господин Кимберон! Это музей с домом хранителя! Такой, каким мы его оставили.

– Тихо, юный фольк. Смотри.

Через теплую весеннюю ночь взгляд скользит дальше. Рыночная площадь.

Фонари на фронтонах и под аркадами. Звучит музыка – скрипки, трещотки, тамбурины. Молодые фольки танцуют и смеются. Старый фольк, отставив костыли, держит большую чашу. Молодой неуклюжий парень сидит рядом с ним на скамейке и не спускает с него глаз. Крепкая пожилая дама, напротив них отпивает из своей кружки за чье-то здоровье.

– Это дед Хиннер и Карло, мой брат. И госпожа Металюна. Вы их узнали?

Дородный, пышно одетый фольк прокладывает дорогу через толпу, все почтительно расступаются. За ним следует женщина, изящная, но скромнее одетая.

– Мой отец! Он жив. А рядом с ним… мама!

Картина распалась на куски. По ней пробежало множество крохотных волн, распространяясь от центра к краям, так что ничего больше не было видно, кроме мерцающего зеркала воды.

– Ты не должен касаться воды, юный фольк. Иначе все исчезнет.

Альдо поднял глаза. Слезы бежали по его лицу.

– Но они ведь живы, правда? Иначе я не мог бы их видеть.

Голос Итуриэль был кротким и сочувствующим, когда она ответила:

– Да, Альдо, это так. Они еще пребывают в душе Божественной Четы, Отца и Матери, как вы их называете. Но дорогу туда не откроет никакое волшебство. Ее можно найти только сердцем.

– Но, однако, вы ведь тоже их видели, господин Кимберон! – продолжал Альдо, повернувшись к Киму. – Как они отмечают праздник весны – моя семья и все остальные…

– Я не видел ничего, – сказал Ким, – только пруд в лунном свете.

Альдо отвернулся. Его плечи вздрагивали, а из горла вырвалось сдавленное рыдание. Ким обнял его.

– Мы найдем их, – пообещал он, – ты и я, мы оба.

Из темноты сумерек появилась тень больга.

– Сделай волшебство для Горбаца! – прорычал он.

Принцесса эльфов отступила на шаг. Это было невольное движение, как если бы из мрака ночи внезапно появился жуткий монстр.

– Я не могу совершить волшебство для тебя, больг, – сказала она.

Однако от больга не так легко было отделаться.

– Ты колдуешь для всех других, почему не для больга? Я изгнан из моего народа. Я теперь один из вас. Я не вредное насекомое. Я думаю. Я говорю. И я борюсь. За вас. Сделай волшебство для Горбаца.

Это была самая длинная речь, которую Ким когда-либо слышал от больга. И с каждой фразой она впечатляла все сильнее. То, что говорил Горбац, было сказано простым языком. Но разве это не было правдой?

Итуриэль посмотрела с уважением на их неотесанного спутника, и в ее голосе прозвучало почти сожаление, когда она проговорила:

– Так далеко моя власть не простирается. Что бы мое волшебство подействовало, ты должен верить.

– Я верю, – сказал Горбац.

Итуриэль молчала. Затем она очень медленно наклонила голову, словно желая этим сказать: тогда должно получиться.

– Подожди! – проговорила она.

Она ступила на край пруда, наклонилась и зачерпнула рукой воду. В другой руке она держала хрустальный флакон, которого до этого не было. Вода блестела, как жидкое серебро, переливаясь в сосуд. Она закрыла его пробкой, также из полированного хрусталя, и протянула болыу. Горбац взял флакон и повертел его в своих грубых пальцах.

– Что это?

– Это мой подарок тебе. Если твоя вера сильна и время это докажет, то волшебство подействует.

Горбац ничего не ответил.

– Этого тебе должно быть достаточно.

– Достаточно, – проворчал он. – Этого больше чем достаточно, элок-ханим. – Бесконечно осторожно он опустил бутылочку в карман.

– А теперь идите и спите, – сказала Итуриэль. – Мы отправляемся в путь рано утром.

Они посмотрели на нее, и сейчас в ней больше не было ничего сверхъестественного: стройная, но нежная эльфийская дева, одетая в белое. Луна опустилась за верхушку дерева, и единственный свет, падающий на них, был блеск звезд, отражающихся в пруду.

На обратном пути они не сказали ни слова. Каждый из них был погружен в себя, в то, что он увидел и пережил. В голове у Кима бешено крутились мысли. Принцесса эльфов тоже хранительница кольца. Высокий Эльфийский Князь умер или пропал без вести. Врата, если они и существуют, заперты. Что стало с другими кольцами власти – неизвестно…

Ему казалось, что всю ночь он не сомкнет глаз, так сильно все это его взволновало. Однако едва он добрался до постели, все отступило, и он спал до утра глубоко и спокойно, без сновидений.

В путь отправились очень рано.

Они, как в старые времена, пошли пешком, шестеро странников. Или семеро – если считать осла.

– Я думал, мы поедем верхом, – сказал Альдо недовольно.

– А ты ездил когда-нибудь на лошади? – задал ему встречный вопрос Кимберон.

– Нет, но можно было бы попробовать.

– Там, куда мы идем, нет дороги для лошадей, – объяснил Гилфалас, услышав их разговор. – Они бы нам только помешали.

– Но осел-то идет с нами! – сказал Альдо упрямо, резче, чем намеревался.

Фабиан, стоявший рядом с ними, рассмеялся:

– Если оставить моего друга Алексиса здесь, это разобьет ему сердце.

Осел смотрел на него с преданностью сродни собачьей.

– Хорошо бы найти тележку, – заметил Ким. – Тогда он мог бы везти наш провиант. Или кто-нибудь мог бы ехать в повозке, – добавил он, взглянув на Итуриэль.

Принцесса эльфов выглядела сегодня совсем иначе, чем вчера. Она была одета в костюм из светлой кожи, сапоги со шнуровкой, и на плече у нее были лук и колчан со стрелами. Она выглядела так, будто собралась на охоту. При этом она осталась столь же нежной и хрупкой, и Ким спрашивал себя, как она сможет перенести столь долгий путь.

– Я куда выносливей, чем ты думаешь, – сообщила она, будто прочитав его мысли. – Но, возможно, ты или твой спутник захотите ехать на осле верхом.

– На ослах не ездят верхом, – сказал ей Ким. – Их спины не предназначены для того, чтобы носить седло.

Все сошлись на том, чтобы навьючить на осла часть груза. Ким обнаружил, что его вещевой мешок уже здесь; эльфы его почистили и заново наполнили. Что-то мелькнуло на краю его сознания, но при всем желании он не мог определить, что это было.

Горбац с неподвижным лицом закинул на плечи самый большой из тюков так легко, будто это была подушка. Ким попробовал представить себе больга верхом – на самом крупном тяжеловозе с развевающейся гривой, подстриженным хвостом и лохматыми пучками волос над копытами, – на таком, каких Флориан Солодник, хозяин «Золотого плуга», запрягал в свой фургон, отправляясь на пивоварню. Но картинка никак не складывалась.

– А ты умеешь ездить верхом, Горбац?

– Больги не ездят верхом. Больги маршируют.

И он продемонстрировал верность своих слов. Если Гилфалас и Итуриэль, легко ступая, скользили по дороге, едва касаясь земли, то больг тяжело топал коваными сапогами, как будто он мог маршировать так целые дни напролет. Ким и Альдо, напротив, прилагали усилия, чтобы их короткие ноги выдерживали нужный темп. Фабиан, образуя арьергард, шел длинными, поглощающими пространство шагами, сопровождаемый Алексисом, который бежал за ним, как ягненок.

Уже скоро Киму стало ясно, почему Гилфалас сказал, что лошади им бы только помешали. Правда, горы здесь были не столь высоки, как покрытые снегом вершины на востоке Эльдерланда, однако местность была суровой и негостеприимной. Обломки скал окаймляли тропу, а иногда она вообще пропадала, и путникам приходилось карабкаться с камня на камень. Разрушенная страна – так эта местность обозначалась на старых картах, и такой она и была на самом деле: словно в глубокой древности тут боролись друг с другом великаны, не оставив камня на камне. Или будто бы сама земля поднялась здесь против могучего врага и была им разгромлена.