Поездка от аэропорта до дома прошла в абсолютной тишине. Машина принадлежала компании. Салон серебристого «мерседеса» мог вызвать лишь восхищение. Сила денег беспрестанно заявляла о себе с того самого момента, как она согласилась на предложение Луиса отомстить.

В последний раз вместе…

В последний!

Она обязана свыкнуться с этой мыслью.

Эта ночь станет последней. И никаких шансов на продолжение.

Она подвела глаза, прошлась пуховкой по щекам и обрисовала карандашом контур губ. Помаду она взяла ярко-красную, идеально подходившую к выбранному Луисом платью.

Ей вдруг подумалось, что сегодня ее примут за распутницу по крайней мере два человека. Меч, карающий ложь, подумала она. Столь же беспощадный, как клевета, опорочившая Луиса в ее глазах. Клевета, уничтожившая все, что было дорого им обоим.

Меч правосудия…

Довольная тем, как она поработала над своим лицом, Шонтэль распустила волнистое облако светлых волос. Уже не было времени мыть и сушить их, но после мытья накануне они были еще абсолютно чистыми и выглядели прекрасно. Луис всегда любил распущенные волосы. Впрочем, она надеялась, что со стороны это не выглядит слепой покорностью.

Собрав косметику, Шонтэль вернулась в спальню. Луиса еще не было. Она поспешно стала одеваться. Красное платье выглядело весьма эффектно. А серебряный узор в виде экзотических растений на алом фоне придавал ему особую прелесть.

Платье подчеркивало каждый изгиб ее тела, расширяясь книзу, чтобы можно было свободно двигаться. Превосходным дополнением к ярко выраженной сексуальности наряда были идеально подобранные серебряные цепочки и ожерелья, придающие ему еще больший шик и оттеняющие природную красоту его обладательницы. Завершали же его серебристые туфли на высоких каблуках и изящная дамская сумочка того же цвета.

Шонтэль не могла оторваться от зеркала, поражаясь тому, как быстро и без особых усилий может преобразиться женщина. Впрочем, ничего удивительного — у райских птиц и перья из шелка. Даже она узнавала себя с трудом. Это придало ей еще больше уверенности в себе.

Она положила в сумку губную помаду и немного денег на непредвиденные расходы.

Стрелки часов показывали одиннадцать сорок три. Час, когда по плану Луиса они должны появиться на приеме, неумолимо приближался. Наверно, он уже готов.

Луис ждал ее в гостиной со стаканом в руке, одетый в вечерний костюм. Черная бабочка четко вырисовывалась на фоне ослепительно белой рубашки. Он был так красив! Она не смогла сдержать восхищенного вздоха.

Идеал мужчины, думала она, высокий смуглый красавец. Галантный кавалер и необузданный любовник-дикарь. Это был мужчина ее жизни, и она не должна потерять его. Но как вернуть былое счастье? Как?

— И солнце, и луна, и звезды…

Еле слышный шепот Луиса, казалось, дошел до самого сердца. Этот взгляд, полный неподдельного восхищения, напомнил ей о былой нежности. И она вновь почувствовала прилив надежды. Но вот на его губах появилась ироническая усмешка, и он стал прежним.

— Ты заткнешь их всех за пояс. Так и должно быть. Впрочем, я был бы рад представить тебя гостям в каком угодно одеянии. Скорее всего, ты не веришь мне, но это так.

— И я сделаю все, чтобы не разочаровать тебя, Луис, — ответила она, заметив, какое произвела на него впечатление. Он вряд ли отреагировал бы так, если бы собирался этой ночью прекратить их отношения. Первое впечатление, должно быть, очень важно для него, если он хотел ввести ее в свой круг. От того, как примут ее, зависело многое. Шонтэль чувствовала это, и она обязана была выдержать испытание. Луис нахмурился:

— Если тебе неудобно… — Он виновато и немного растерянно пожал плечами. — Мне не следовало давить на тебя, ты можешь выбрать что-нибудь другое.

— Нет-нет. Красный цвет мне идет, — поспешила она заверить его.

Озабоченность с его лица как рукой сняло.

— Отлично! Оно смотрится на тебе просто идеально! Сегодня мне все будут завидовать.

И, оставив стакан на столе, он направился к выходу. На губах его играла дьявольская усмешка.

— Вперед, Золушка! Скоро наш выход!

Она последовала за ним, и у нее вырвался нервный смешок. Эльвиру Розу Мартинес нельзя было назвать злой мачехой, да и Клаудия Гальярдо не тянула на роль гадкой сводной сестры, но Шонтэль от души надеялась, что обе дамы испытают сильнейшее в их жизни потрясение, когда осознают, кто именно стал принцессой бала.

«Мерседес» ожидал их у выхода. Шофер открыл дверь, усадив Шонтэль на заднее сиденье. Луис сел рядом. Теперь они были вместе, ожидая заключительного акта.

Еще каких-нибудь пять минут, и актеры выйдут на сцену, думала Шонтэль, представляя себе лица гостей, когда она войдет в зал с Луисом Анхелем Мартинесом, наследником «престола», от которого, несомненно, ожидали ухаживаний за богатой наследницей дома Гальярдо. Вдруг она забеспокоилась.

— А как же семья Гальярдо? Ведь это может ухудшить ваши отношения?

— На это мне наплевать, Шонтэль. Чему быть, того не миновать, — спокойно ответил он.

Что это, безрассудство?

Несколько мгновений она всматривалась в лицо Луиса, но в ночном мраке выражения его рассмотреть не смогла. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, и, казалось, расслабился, но она чувствовала силу, исходящую от него. И ничто не могло его остановить.

— Ничего не бойся, Шонтэль, — произнес он, и у него в голосе послышалась нежность. — В любом случае сегодня всем станет ясно, что именно я хозяин своей жизни.

— Все это так странно для меня. Твои взаимоотношения с семьей… твое положение в обществе… Эта сторона твоей жизни всегда оставалась для меня тайной.

— Я хотел, чтобы ты знала меня просто как человека.

— Не думаю, что стоило скрывать от меня реальное положение вещей.

— Ты права, — согласился он, — и именно ты помогла мне понять это. И я действительно глубоко благодарен тебе. Человек не может жить двойной жизнью. Он должен быть честным с самим собой.

Шонтэль вдруг осознала, что для Луиса важна была не справедливость — дело совсем в другом: он стремился к свободе. Она впервые поняла, как он был несчастен на протяжении многих лет. И то, что у него попытались отнять ее, Шонтэль, стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Любил ли он ее по-настоящему? А может быть, он, используя ее, решил бросить вызов обществу, в котором родился и вырос, избавиться от гнетущего чувства зависимости?

Она не знала, какие у него были планы. Просто она до сих пор любила его. Шонтэль погладила его руку:

— Я с тобой, Луис. Что бы там ни было, я на твоей стороне.

И прежде чем она успела убрать руку, он крепко ее сжал. И в следующее мгновение она почувствовала, как его энергия передается ей.

— Обещаешь? — спросил он, и даже в темноте было видно, как глаза его заблестели.

— Да, — прошептала она.

— Значит, сегодня мне светят и солнце, и луна одновременно, — сказал он и беззаботно рассмеялся. Затем поднес ее руку к губам и поцеловал. — Спасибо тебе. Я не должен был брать с тебя обещание. Ты вольна выбирать сама.

«Вольна выбирать»… Сердце у нее замерло. Как будто блеснул лучик надежды. Он не хотел давить на нее. Их партнерство добровольное, у них общая цель. Но потом между ними все будет кончено. Он ясно дал это понять.

Машина притормозила и свернула к воротам.

Приехали!

Величественное здание в романском стиле с массивными колоннами и портиком светилось в глубине сада. Музыка лилась из раскрытых окон второго этажа. Праздник был в самом разгаре.

«Мерседес» подвез их к портику у входа как будто это был вход в храм. Храм, подумала Шонтэль, храм, где собраны сокровища Эльвиры Розы Мартинес, все, чем она дорожила. Так что же дороже: сын или наследство? Выбор был только за ней.

Луис помог Шонтэль выйти из машины.

Красный цвет… цвет опасности.

Но отступать было поздно.

Она дала слово.

Луис подал ей руку, и она оперлась на нее.

— Готова? — спросил он, и в глазах его заискрились огоньки радостного возбуждения.