— Да, — ответила она. Ей хотелось оказаться лицом к лицу с людьми, которые вместе с ними будут участвовать в заключительном акте представления.

Так, рука об руку, они стали подниматься по ступеням.

В глубине дома часы пробили полночь.

— Сеньор Мартинес! — удивлению на лице дворецкого, встретившего их, не было предела. — Это так неожиданно! — С плохо скрываемым недоумением он посмотрел на Шонтэль, которая явно была еще большей неожиданностью.

— Мне удалось выбраться из Ла-Паса, — пояснил Луис.

— Ваша мать будет очень… — Слуга будто задыхался, выдавливая из себя каждое слово, и с ужасом смотрел на Шонтэль.

— Позволь представить тебе мою спутницу. Мисс Шонтэль Райт. Шонтэль, это…

— Карлос, — кивнула Шонтэль. — А ведь мы знакомы, не так ли? — Она улыбнулась лакею. Цвет его лица стал землистым. — Впрочем, возможно, вы забыли. Вы сервировали стол во время обеда два года назад.

— О да, конечно, мисс Райт, — ответил он, едва шевеля губами, и тут же добавил:

— С вашего позволения я пойду доложу о вашем возвращении.

Но Луис знаком остановил слугу:

— Пожалуй, не стоит, Карлос. Пусть это будет сюрпризом.

— Но, сеньор…

Непреклонный взгляд Луиса оборвал его на полуслове.

— Возвращайся к своим обязанностям, Карлос, Надеюсь, я выразился достаточно ясно?

— Да, сеньор.

Лакей поклонился. Они поднимались по парадной лестнице, ведущей на второй этаж, к галерее, предшествующей бальной зале, с развешенными по стенам портретами в позолоченных рамах и бесценными предметами искусства, так восхитившими Шонтэль два года назад.

И вот они наверху, не встретив больше никого из прислуги. Музыка стала громче, оркестр исполнял танго.

— Помнишь наше танго? — пробормотал Луис. Она посмотрела на него, и воспоминания вихрем пронеслись перед ней: возбуждающие, чувственные движения, которым он учил ее дома, заставляя двигаться в такт музыке. Каждый раз кончалось тем, что, раздразнив друг друга, они занимались любовью.

Он пожирал ее глазами, и она понимала, что он думает о том же.

— Это было чудесно, — тихо ответила Шонтэль, чувствуя, как сильно колотится ее сердце.

— Поэзия и огонь… это танец души, верно? Она кивнула, не совсем понимая, что он имеет в виду.

Ей в мелодиях танго всегда слышались душевная боль, одиночество. Может, Луис чувствовал то же, что и она?

— Потанцуем сегодня?

Последнее танго? Ее ноги задрожали. Зачем испытывать судьбу, если у них нет будущего?

— Если ты считаешь, что это уместно…

— Я считаю, что это уместно, как никогда. Шонтэль вскользь подумала: веселятся ли сегодня черти в аду? Луис, казалось, был готов на все, чтобы сжечь честолюбивые замыслы своей матери. Я его факел, подумала Шонтэль и решила, что, кроме пепла, вряд ли что-нибудь останется.

В шутку он называл свой дом мавзолеем. Она вспомнила об этом, когда они оказались в галерее. Сокровища почивших предков Луиса сегодня не очень волновали ее. Беспокоили скорее живые — гости, неторопливо прогуливающиеся по галерее, которые любовались всем этим добром либо отдыхали от шумного многолюдья бальной залы.

Неожиданное появление Луиса с не известной никому женщиной было замечено моментально. Голоса умолкли, и все взоры устремились на них. Шонтэль кожей почувствовала, как все ошеломлены ее появлением. Послышался шепот. Шонтэль не разбирала слов, но могла догадаться.

Кто она? Что все это значит? Внезапно кто-то быстро направился к ним. Шонтэль узнала младшего брата Луиса, Патрисио. Он был взбудоражен, явно не веря своим глазам.

— Господи! Вот так сюрприз, Луис! — пробормотал он, стараясь преградить им путь.

Ростом он был пониже Луиса, но нисколько не уступал ему в крепком телосложении, а потому был серьезным противником. Из-за тонких усиков на красивом лице он был похож на плейбоя, но Шонтэль знала, что Патрисио серьезный бизнесмен. Когда выпадало свободное время, он с удовольствием ездил на ранчо в пригороде Буэнос-Айреса, занимаясь верховой ездой и нередко демонстрируя туристам Алана свое искусство наездника. Алан говорил, что это единственное развлечение, которое позволяет себе брат Луиса.

— Уйди, Патрисио. Не мешай, — велел Луис, не повышая голоса.

— Мы думали, ты в Ла-Пасе, — последовал растерянный ответ.

— Лучше посторонись, — предупредил его Луис. — Кстати, поздоровайся с Шонтэль. Если ты не забыл, это сестра Алана.

— Шонтэль? — Лицо у Патрисио вытянулось, глаза расширились. — Простите, я не узнал вас. И я… — Он перевел взгляд на Луиса. — Я не совсем понимаю…

— Ты и не должен, — отрезал Луис.

— Да ведь ты сам сказал, что все члены семьи Райт — нежелательные персоны, — не унимался Патрисио.

— Да, но не они оказались виновниками происшедшего. Я поступил несправедливо и обязан исправить ошибку.

— Всему есть время и место, Луис, — настаивал Патрисио. — И момент сейчас совсем неподходящий.

— А я иного мнения. Лучшего момента не сыскать.

— Ты выжил из ума? Семья Гальярдо здесь, в полном сборе! Не можешь же ты появиться с другой женщиной на глазах у Клаудии!

— Могу, братец. Еще как могу.

Луис произнес это с такой злобой, что Патрисио невольно отпрянул. Затем он перевел на Шонтэль отчаянный, беспомощный взгляд.

— Поймите, Шонтэль, я не имею ничего против вас. Но ситуация слишком деликатна. Дело в том, что моя мать намерена объявить…

— Не объявит, — прервал его Луис. — Когда я звонил ей из Ла-Паса, то просил не делать этого. Я говорил ей, что выбор за мной.

Патрисио покачал головой.

— Луис, улетая в Ла-Пас, ты не был против. Когда смолкнет оркестр…

— Она объявила бы о помолвке даже в мое отсутствие, — подытожил Луис. Выглядел он угрожающе. Отстранив Патрисио, Луис взял Шонтэль под руку и направился к зале таким быстрым шагом, что она еле успевала за ним.

Патрисио не отставал от них, умоляя Луиса одуматься.

— Это ведь все равно что публично сделать себе харакири.

— Она не оставила мне выбора.

— Позволь, я позабочусь о Шонтэль. Пусть сейчас все идет своим чередом, а потом мы…

— Нет. — Он прижал руку Шонтэль еще крепче, так, чтобы это бросалось в глаза. Единственный выход — избавиться наконец от этой опеки.

— Луис, о чем речь? — спросила Шонтэль, недоумевая. — Ты говорил, что будет большой прием, но по какому случаю?

— По случаю его помолвки с Клаудией Гальярдо, — ответил Патрисио.

— Что?! — вскрикнула она в ужасе.

— Нет! — Луис покачал головой. — Никакой помолвки не будет. Я не допущу этого.

Все было так неожиданно. Шонтэль не могла поверить своим ушам.

— Но ты знал… О Боже! Ты привел меня сюда, зная об… И прошлой ночью… Он остановился, посмотрел ей в глаза.

— Я никогда не делал Клаудии предложение, Шонтэль.

— Но ты дал им повод думать, будто это вполне вероятно, — встрял Патрисио, подходя ближе.

— Они сделали поспешные выводы и сегодняшний урок запомнят надолго, — прорычал Луис, глядя на брата. — Я не собираюсь быть преемником Эдуарде. А ты уж сам решай, что тебе больше подходит.

Патрисио отступил назад. Слова Луиса явно привели его в замешательство.

— Я вовсе не это имел в виду, Луис.

— Тогда не мешай мне.

— Луис, так нельзя! Ты ничего мне не объяснил! — воскликнула Шонтэль, высвобождая руку и борясь с ненавистным ей ощущением, что она лишь орудие мести.

— А Клаудия? А моя мать? Им можно? бросил он ей с такой яростью, что она застыла в нерешительности. — Ты обещала, что будешь рядом. — Он приблизился к ней вплотную, и она почувствовала его дыхание. — Значит, я не могу на тебя рассчитывать?

Его глаза умоляли ее. Она была частью плана — так было задумано. Но он умолчал о помолвке. Он говорил, что между ним и Клаудией ничего не было.

— Ты повторяешь собственные ошибки, скрывая от меня такие вещи, Луис, — произнесла она.

— Мы должны добиться справедливости, настаивал он.