— Вы, я вижу, удивлены, Виктор Николаевич? — произнёс он. — Как же так, убийца и на воле? Не удивляйтесь, сейчас деньги решают многие проблемы. Вы знаете, почему я на воле? Всё предельно просто. Вы меня не предупредили о статье 51 Конституции России. Это Ваш прокол. Деньги, связи, и друзья помогли мне. Верховный суд России посчитал, что доказательство вины, добытое с нарушением закона, не может быть признано судом в качестве доказательства. Доброго Вам трудового дня, — пожелал Хабибуллин и направился к машине.

— Сволочь, всё настроение с утра испортил, — подумал я.

В кабинет без стука вошёл начальник управления уголовного розыска Фаттахов. Поздоровавшись со мной, он присел на стул.

— Ты знаешь, Виктор Николаевич, чем больше я узнаю тебя, тем больше и больше удивляюсь твоему везению. Сегодня узнал, что вчера днём на тебя было покушение, а ты об этом ни слова. Он же мог просто раздавить вашу машину в лепешку.

— Ринат, о чём докладывать, всё в суточной сводке. О том, что он лично меня хотел убить, я знал, но без его личного признания говорить не мог. А вдруг он бы сказал что-нибудь другое, например, неполадки в рулевом управлении? У меня была лишь оперативная информация о том, что меня хотят завалить, оперативная и ничего более. Ты знаешь, кто меня заказал, вот отгадай с первого раза — Лобов и никто другой. Его активность меня просто поражает. Не может успокоиться даже в изоляторе. Представляешь, отдать столько денег, оставить семью без всяких средств к существованию, и только ради одного — чтобы убить меня. Спасибо Славику, это он подсказал мне об этой акции. Буду в Елабуге, обязательно отблагодарю.

— Глядя на тебя, не подумаешь, что был на волосок от смерти, — произнёс Фаттахов. — Я что зашёл к тебе — напомнить, что во вторник суд над Лобовым. Костин чего-то переживает, боится, не сломали бы москвичи это дело.

— Меня уже просил недели две назад, чтобы я занялся Лобовым, но помешала командировка в Елабугу. Сейчас разгребу все дела и сгоняю в изолятор. Мне самому хочется посмотреть этому заказчику в глаза.

— Тогда договорились.

Оставшись один в кабинете, я набрал номер Елабуги. Трубку снял Гаврилов.

— Ну, как у вас там дела, Костя, чего накопали? — поинтересовался я у него.

— По делу пока что глухо. Кроме того, что Груздева замочили ребята Алика из Челнов, больше ничего нет. Группы, направленные Вами, вернулись ни с чем. Алик, со своим ближайшим окружением, из Челнов смотался той же ночью. Похоже, Виктор Николаевич, здесь протекло. На кого грешить, просто не знаю, все вроде люди порядочные, не раз проверенные.

— Костя, эту сволочь просто так не выявишь, здесь нужна большая контрразведывательная операция. Они и раньше, когда был в силе Лобов, сливали ему все милицейские тайны, рассчитывая получить с него пуховик или пылесос. Последнего уже нет в городе, а люди-то остались. Им всё равно, куда гнать информацию, лишь бы им платили. Что ещё у вас нового?

— Вчера вечером к жене Лобова приезжали москвичи. О чём они там говорили, сказать не могу. Но уехали поздно и довольными. Сейчас Валентина готовится поехать в Казань на суд.

— Ты мне скажи, что с Челадзе? — поинтересовался я. — Его не арестовали?

— Нет, Виктор Николаевич, его отпустили под подписку о невыезде. Но, похоже, он свалил из города. Сегодня ребята с утра его дома не обнаружили.

— Да, я бы на его месте сделал то же самое. Он же знает, что Алик его не простит, он же, по сути, сдал его нам.

— Костя, сходи в отдел БХСС, возьми у них справку, что числилось на семье Лобовых до его ареста и что числится сейчас. Если не будут давать эти сведения, скажи, что их затребовал Костин. Справку по факсу направь мне. Срок — час.

Я положил трубку. Взглянув на часы, я принял назначенные мне лекарства и, откинувшись в кресле, попытался настроить себя на предстоящий разговор с Лобовым.

Я медленно шёл по улице Большой Красной, моделируя в голове предстоящий мой разговор с Лобовым. Дойдя до Бехтерева, я свернул на неё и направился дальше. Вскоре я оказался у массивных железных ворот следственного изолятора.

Остановившись у металлической двери, я толкнул её и оказался в дежурной части.

— Вы куда? — задал мне вопрос сержант внутренней службы.

— Я к Цветаеву, — произнёс я и протянул сержанту своё служебное удостоверение.

Дежурный поднял трубку и начал кому-то звонить.

— Проходите, товарищ Абрамов, — сказал сержант, — товарищ Цветаев ждёт вас.

Я прошёл через вертушку и стал подниматься по лестнице на второй этаж.

— Проходи, проходи, — Цветаев крепко пожал мне руку. — Представь, уже слышал о твоём вояже в Елабугу. Рад, что всё так удачно прошло. Скажи, какими судьбами ты оказался в нашем заведении?

— Мне хочется поговорить с Лобовым.

— Извини, Виктор, но я не могу тебе организовать эту встречу. Следователь прокуратуры Васильев категорически запретил его дергать. Ты же знаешь, что он уже числится за судом, а разрешения суда наверняка у тебя нет.

— Ты прав, — ответил я. — Такого разрешения у меня нет, но есть указание руководства министерства переговорить с ним. Как мне быть?

— Не знаю, что и придумать.

— А ты голову не ломай! Вытащи его по любой надуманной причине, ну, например, за нарушение порядка в камере. Я войду минут через пятнадцать-двадцать, как бы случайно, и переговорю с ним.

— Хорошо. Давай, сделаем так, как предлагаешь ты.

Я вышел из кабинета Цветаева и зашёл к начальнику режимной части изолятора.

— Привет, Максимыч, — поздоровался я с ним. — Как жизнь, как режим, спишь вовремя или урывками?

— Привет, Виктор, — ответил он, — какими судьбами в наших стенах?

— Дела, друг, дела. У тебя есть что по Лобову?

— Ты знаешь, Виктор, он живёт здесь не хуже воли, жрёт мясо, колбасу, балуется тушёнкой и сгущёнкой.

— Так кто же его бродягу, так греет в хате? — поинтересовался я.

— Ты не поверишь! Его поддерживают блатные, это они его греют продуктами. Я слышал, что он переписал всё своё добро на них, вот они его и греют.

Я присел на стул и задумался. Эта новость застала меня врасплох. Я рассчитывал встретить Лобова психически сломленным, и вдруг эта новость.

— Что, не ожидал встретить своего крестника в таком прекрасном положении? Не переживай, подобное бывает, здесь другая жизнь. Это на воле человек — лох, а в тюрьме может подняться так, что и не узнаешь.

— Спасибо за гостеприимство. Пойду, поговорю немного.

Я вышел из кабинета и направился в кабинет Цветаева.

Я постучал в дверь и вошёл в кабинет Цветаева.

— Привет, — сказал я.

— Привет, Виктор, — произнёс он. — Что у тебя?

— Извини, что помешал, — произнёс я, увидев сидевшего на стуле Лобова. — Воспитываешь?

— Как тебе сказать? Приходится наставлять человека на путь истинный.

— Слушай, Лобов, — начал я. — Недавно был в Елабуге, сразу же почувствовал отсутствие в городе хозяйственной руки. Алик, твой хороший знакомый, которого ты пощадил в своё время, застрелил твоего знакомого Груздева. Ему, видишь ли, понадобилась вторая половина его бизнеса, то есть та часть, которую ты в своё время отобрал у Челадзе. Они были и у тебя дома и говорили на эту тему с твоей женой. Она решила отдать этот кусок. Ты, насколько я знаю, сам лично отдал блатным Менделеевскую химию, рынок, квартиры в Менделеевске, так что у тебя, кроме магазина и доли в ресторане, больше ничего не осталось. Думаю, что, когда выйдет из больницы начальник милиции, он отберёт у тебя и этот кусок. Ты сам знаешь, что красная мафия всех сильней. Я не удивлюсь, что твоя жена Валюша в скором времени начнёт побираться по людям. Ей не на кого рассчитывать, сестра её пьёт и недавно даже не пустила её на порог дома. Рассчитывать на помощь без денег не приходится. Ты вообще можешь не выйти из тюрьмы за твою организацию покушения на меня. Ты, Лобов, заплатил такие деньги за то, чтобы они убили меня, а я вот жив, сижу перед тобой и тебе всё это говорю. Рязанцев всё рассказал мне, как на него вышли твои люди и заказали ему убрать меня. Он скрывать это не стал, зачем ему за тебя тянуть эту мазу.