— Манко отправился в святилище! — воскликнул Игна, сам испугавшись того, что сказал.

И тут молодые охотники услышали крики.

Итак, Манко направился к выходу со священным камнем в руках. Отогнув шкуру входа, он вдруг почувствовал, что кто-то на него смотрит. Рядом со святилищем стоял Имба.

Хранитель веры издал страшный вопль, и ему ответило множество голосов.

Манко выскочил наружу. У запретной черты собралось чуть ли не все стойбище. В руках у людей были горящие сосновые ветки, которыми они угрожающе размахивали.

Манко хорошо понимал, что происходит.

«Нужно сейчас же, — мелькнуло у него в голове, — оправдаться перед сородичами, объяснить, почему нарушил запрет, сказать сородичам, что решился на это для их же пользы». И Манко шагнул к ним…

Сразу все умолкли; до Манко доносился только треск горящих веток. Он сделал еще несколько шагов, и люди начали от него пятиться. Чем ближе Манко подходил к своим сородичам, тем быстрее они от него отступали. Наконец, побросав горящие ветки, все кинулись от него прочь.

К нарушителю запрета подбежал хранитель веры. Выхватив у него из рук священный камень, Имба скрылся в святилище. Теперь Манко остался один, — только у запретной черты догорали брошенные ветки.

Манко понимал, что в стойбище его уже не пустят, и он направился к Красным Утесам, где Ахин выбивал на камнях изображения.

Утром в стойбище собрался Сход. Под столбом с Лебедем сидел Ахин; лицо его было суровым. Тут же находились Имба, в полном наряде хранителя веры, и остальные сородичи.

Когда все оказались в сборе, Ахин поднялся и сказал:

— Людям Рода Лебедя нужно решить большое дело: молодой охотник ночью проник в святилище. Имя молодого охотника — Манко. Сородичи должны решить, что сделать с нарушителем запрета. Пусть поднимется каждый, кому есть что сказать.

Сразу же вскочил Имба.

— Это не первое нарушение запрета в стойбище Лебедя! Еще до обряда приобщения Чифка держал собаку, — разве обычай позволяет это делать? И что же? Стало меньше птицы и зверя, — Дух Леса отвел дичь от людей. У Духа Вод Чифка отнял добычу, — Дух Вод присылает теперь людям мало рыбы. Кто этого не знает? Молодые охотники думают, что могут по-своему делать оружие, — молодые охотники хотят убивать больше птицы и зверя… Духи рассердились за это на всех людей стойбища, — нет больше в лесу хорошей охоты! В стойбище Манко принес ловушку чужого племени, — неужели духи не отвернулись после этого от охотников стойбища? Манко оскорбил духов-покровителей — сломал рогатину, которую дали охотникам духи. Теперь Манко проник в святилище. Молодой охотник хотел похитить священный камень!.. После этого духи-покровители покинут берег Широкой Воды — придет страшный Дух Голода — Марглош!.. Страшный Дух Голода погубит все племя!.. Так духи наказывают всех тех, кто нарушает старые обычаи!.. Так будет и с людьми стойбища!..

Наступило долгое молчание. Наконец один из охотников тихо спросил:

— Что же теперь делать людям стойбища?

— Пусть Мехред, самый старый человек Рода, скажет, как поступали люди, когда охотник нарушал запреты, — ответил Имба. — Мехред прожил долгую жизнь, слова Мехреда всегда правильны.

— Да, да, — подхватили остальные, — пусть скажет Мехред, слова Мехреда всегда правильны!

В молодые годы Мехред считался лучшим охотником, но это было уже давно. Когда Мехреду повторили вопрос — старик плохо слышал, — он оживился. Мехреду помогли подняться на ноги, и он проговорил едва слышным голосом:

— Когда охотник нарушал запрет… охотника изгоняли из стойбища… Так учат Древние Вести… Так было, так должно быть всегда…

И старик опустился на свое место.

— Старый Мехред сказал то, что думают все люди стойбища! — подтвердил хранитель веры.

Но тут вскочил Керс.

— Нет, — воскликнул он, — не все люди так думают!

— Так думают все люди стойбища, — поддержал Имбу старый Нурек. — Пусть вождь опросит каждого.

Решение считалось принятым, если за него выскажется большинство; но, прежде чем Ахин начал спрашивать людей, вскочил Игна.

— Манко — лучший охотник стойбища! — закричал он. — Нельзя изгонять лучшего охотника!..

— Если Манко в стойбище не будет, Дух Голода схватит людей за горло!.. Нельзя изгонять Манко!..

Это крикнул уже Линха.

Трое молодых охотников пытались защитить Манко, но их не слушали.

— Пусть вождь спросит каждого, — снова повторил Нурек.

— Нет, пусть спросят сперва Манко!.. Манко скажет, почему пошел в святилище! — заявил Керс.

Но тут понеслись со всех сторон крики. Одни люди требовали: «Спросим сперва Манко», другие, и их было значительно больше, отвечали: «Манко нечего сказать… Манко звать не нужно!..»

Когда водворилась тишина, поднялся один из стариков. Он сказал:

— Пока нарушитель запрета будет оставаться в стойбище, духи не вернут людям своего расположения. Пусть вождь спросит всех: сородичи скажут, нужно звать Манко или нет.

Ахин спросил всех людей.

— Нет, — ответило большинство, — Манко звать не нужно.

Даже Вдулас, боясь Имбы, ответил «нет», хотя ему страшно хотелось защитить Манко.

Затем еще раз поднялся Нурек:

— Старый Мехред сказал: Древние Вести велят изгнать нарушителя запрета. Таков обычай. Духи после этого вернут расположение людям стойбища. Пусть вождь еще раз узнает волю сородичей.

Ахин спросил:

— Должны люди стойбища изгнать Манко из стойбища или не должны?

— Не должны! — воскликнули сверстники нарушителя запрета.

— Должны! — ответили остальные.

И их было большинство.

Остаток ночи Манко провел среди Красных Утесов. Под утро он услышал, как люди собираются на Сход. За ним не пришли, его позвали, только когда все было уже решено.

Едва молодой охотник подошел к собравшимся, люди опустили на колени головы, словно на похоронах.

Стоял только Ахин; в руках у него был сосуд с белой краской. Вождь стойбища приказал молодому охотнику скинуть одежду и покрыл его тело белой краской. Особенно тщательно Ахин замазал на его груди изображение Лебедя. Все теперь должны были видеть, что Манко не принадлежит больше ни к какому Роду.

Затем Ахин сказал:

— Тот, кто был раньше Манко, уходи навсегда из стойбища.

Этим приговором Род обрекал молодого охотника на смерть, так как каждый, встретивший отверженного, должен его убить.

— Тот, кто был раньше Манко, уходи навсегда из стойбища!.. — повторил Ахин.

Ахину нужно было повторить эти слова трижды. Но Манко дожидаться не стал, он и сам не хотел здесь больше оставаться. Молодой охотник направился к опушке. Последний раз свои слова Ахин произнес уже ему вслед.

На площадку принесли одежду Манко, его лук, стрелы, ловушки и убор из лебединых перьев. Все это хранитель веры сложил в кучу и поджег. Когда огонь разгорелся, Имба начал прыгать вокруг костра, выкрикивая заклинания.

Манко вышел из стойбища с гордо поднятой головой. Но, едва молодой охотник остался в лесу один, мужество покинуло его. Дальше он двигался уже тихим шагом, опустив голову.

Так Манко шел по лесу, не разбирая дороги, пока солнце за его спиной не начало касаться верхушек деревьев. Побережье осталось позади. Ни страх, ни голод никогда бы не сломили молодого охотника. Только оставшись один и понимая, что ему уже никогда не вернуться в стойбище, Манко пришел в отчаяние. Ноги его подогнулись, и он упал в высокую траву; лежа на земле, Манко впервые зарыдал.

Весть об изгнании Манко быстро облетела все стойбища.