Так сказал он:

– Доблестные рыцари Сегри, мои родичи, и вы, Гомелы, друзья наши! Внимательно выслушайте то, что я сейчас скажу вам, проливая кровавые слезы, источенные из самого моего сердца. Вам ведомо, в чем заключается честь и как надлежит соблюдать ее; ибо если человек раз ее утратит, никогда больше не сможет возвратить ее. Говорю так, потому что в Гранаде мы, Сегри, и вы, Гомелы, превознесены до рога месяца, обильны богатством и почестями, уважаемы королем. И вот эти выродки Абенсеррахи стараются нас всего этого лишить и унизить. Они убили уже моего брата и других родственников, а точно так же рыцарей Гомелов; они подвергли нас унижению и осмеянию. Все это взывает к вечной мести! И если мы не сумеем отомстить, Абенсеррахи обратят нас в ничто, и мы утратим всякое уважение. А чтобы избежать такого исхода, мы должны всеми средствами и всеми путями, какие только найдем, постараться отомстить за своих и погубить и уничтожить своих врагов – этим сохраним мы свою честь. Цели нашей не достигнуть силой оружия. Король сможет выступить тогда против нас. Но я задумал одну вещь, которая нам очень хорошо удастся, хотя она против рыцарских законов, но ради мести врагу позволено прибегать ко всяким средствам!

Один из рыцарей Гомелов ответил на эту речь:

– Господин наш Сегри Магавид! Приказывайте, как вам будет угодно, – мы все последуем за вами!

– Так знайте же, мои добрые друзья, – сказал Сегри, – что я замыслил поссорить Абенсеррахов с королем так, чтобы ни один из них не остался в живых. Я скажу королю, что Альбин-Амад, глава Абенсеррахов, прелюбодействует с королевой, и это я должен буду доказать вашим свидетельством, двое рыцарей Гомелов: когда я буду про это дело говорить с королем, вы поддержите меня и скажете, что слова мои – истинная правда и что мы будем защищать ее с оружием в руках против всякого, кто бы вздумал ее опровергать. А еще мы добавим, будто Абенсеррахи собираются лишить его царства и умертвить. И, даю вам слово, после этого король прикажет их всех обезглавить. Вот что я замыслил, добрые друзья мои и родичи. Теперь выскажите мне ваше мнение, и все должно быть сохранено в полной тайне; ибо, как видите, дело это важное.

Когда Сегри кончил изложение своего дьявольского и коварного замысла, все в один голос сказали, что он очень хорошо придумал, пусть так и будет, а они все помогут осуществлению его намерения.

Затем были назначены двое рыцарей Гомелов, которые должны были вместе с Сегри довести дело до короля. И, замыслив такое страшное предательство, они возвратились в город, где стали жить, храня свой злой умысел и дожидаясь времени и места для выполнения его.

Теперь предоставим их самим себе и возвратимся к мавру Алатару, весьма опечаленному и рассерженному всем случившимся в его доме и скорбящему о смерти своего доброго двоюродного брата Альбаяльда. Ала-тар поклялся во что бы то ни стало отомстить за него. И для этого он решил отправиться на поиски магистра и, если возможно, убить его. Не захотел он откладывать своего намерения; надел поверх парчовой рубашки стальную кольчугу, а поверх кольчуги – марлоту львиного цвета, без всяких украшений на ней, на голову надел шлем из очень крепкой стали, а поверх него – чалму львиного цвета с черным плюмажем. Велел оседлать себе могучего вороного коня возрастом в десять лет, за которым ухаживали трое христианских пленников, и он сам. из собственных рук давал ему ячмень. Коня нарядили в черное; черными были и копье, и адарга рыцаря, и не украшали их девиз и эмблема. Таким грозным и отважным выехал из своего дома Алатар, что самым славным рыцарям нельзя было сравняться с ним. И, достигши Пласа-Нуэва, переехал через мост реки Дарро, не взглянувши даже на ее воды: настолько был он преисполнен гнева. И так покинул он Гранаду, и отправился в Антекеру на поиски магистра или других христианских рыцарей, чтобы отомстить им за смерть своего двоюродного брата Альбаяльда. И, доехав до Лохи, он заметил отряд конных христиан, собиравшихся вторгнуться в Долину. У них развевалось белое знамя с алым крестом Сант-Яго. Предводителем их был добрый магистр Калатравы, уже излечившийся от своих ран, ибо он лечил их драгоценными бальзамами.

Храбрый Алатар тотчас же узнал знак магистра, так как много раз видел его в Долине. Тогда он, с мужеством в душе, подъехал к отряду и, когда был совсем от них близко, без всякого страха, громким голосом, спросил:

– Нет ли, рыцари, среди вас случайно магистра Калатравы?

Магистр, услышавший его вопрос, отделился от своих людей и, подъехав к мавру, спросил его:

– Зачем нужен вам магистр, сеньор рыцарь?

– Мне нужно говорить с ним, – ответил мавр.

– Если он вам нужен только для этого, то говорите, что вам будет угодно: магистр перед вами.

Алатар, вглядевшись тем временем в магистра, узнал его по изображению ящера у него на груди и на щите. И, подъехав к нему вплотную и не приветствуя его, Алатар сказал:

– – Поистине, отважный магистр, вы можете считать себя счастливым, раз от вашей руки погибло столько славных рыцарей, в особенности ныне, когда от вашей руки пал Альбаяльд, мой двоюродный брат, цвет и слава гранадского рыцарства, чьим убийством вы погрузили в печаль весь двор короля Гранады. И я, полный глубокой скорби и печали, явился, чтобы отомстить за его смерть. И раз Магомет дозволил мне найти вас, я очень желал бы вступить с вами в бой; и если мне суждено в нем пасть, умру, счастливый тем, что сражен рукой столь славного рыцаря, и тем, что соединюсь с моим любимым братом Альбаяльдом.

Тут он замолчал, а добрый магистр ответил ему следующим образом:

– Я был бы очень счастлив, добрый Алатар, если бы вы нашли меня для того, чтобы получить от меня какую-либо услугу; ибо, клянусь рыцарской честью, вы встретили бы во мне полную дружбу, и не хотелось бы мне с вами сражаться. Даю вам слово рыцаря, ваш двоюродный брат Альбаяльд выполнил свой долг, как надлежит рыцарю. Но богу было угодно взять его к себе на небо, ибо в минуту своей кончины Альбаяльд узнал его, попросил о святой воде крещения и принял христианство. Блажен он, так как ныне удостоен наслаждения богом. А потому мне хотелось бы обрести вашу дружбу, и незачем нам сражаться. Лучше скажите, чем я могу служить вам; все сделаю, как будто для моего кровного брата.

– Великая вам благодарность, сеньор магистр, – ответил Алатар, – но сейчас мне не нужно ничего иного, как мести за смерть моего брата, и потому не следует более откладывать поединка. Как честный рыцарь прикажите вашим людям не трогать меня, чтобы мне пришлось сражаться лишь против вас одного.

– Я очень был бы рад, – сказал магистр, – если бы вы не настаивали на выполнении вашего намерения, но раз такова ваша непреклонная воля – будь по-вашему. Что касается моих людей, то вы можете быть спокойны: никто из них вас не тронет.

И с этими словами он подал знак рукой, чтобы те отдалились. Этого было вполне достаточно, и они уехали, после чего мавр сказал магистру: – Итак, рыцарь, пора начинать наш поединок.

Проговоривши это, он пустил своего коня вскачь по полю. Добрый магистр, осенивши себя крестным знамением, поднял глаза к небу и проговорил: «Во имя ваших священных страданий, господь мой Иисус Христос, даруйте мне победу над этим язычником».

После чего он, с мужеством в душе, пустил своего коня навстречу мавру. Он еще не совсем оправился от ран, нанесенных ему Альбаяльдом, и раны эти сильно ему мешали. Но он преодолевал страдание, будучи стоек сердцем, и выказывал свое обычное искусство и храбрость. Увидев смелость и стремительность Алатара в бою, магистр заметил себе: «Мне нужно быть очень настороже, дабы этот мавр не вышел победителем из битвы, чего да не допустит господь!» И он придержал несколько своего коня и медленно поехал на своего противника, не спуская с него глаз и выжидая, что тот предпримет.

Мавр, видя такую вялость магистра и не зная ее причины, кружился вокруг него на коне, приближался почти вплотную и пытался нанести ему какое-нибудь повреждение. Будучи совсем от него близко, уверенный в мощи своей руки и верности своего удара и думая, что магистр не заметил его намерения, Алатар приподнялся на стременах и с такой силой метнул в него копьем, что железо зазвенело в воздухе. Храбрый магистр, тем временем не дремавший, увидев приближающееся копье и услышав его гудение в воздухе, с неслыханной быстротой заставил своего коня податься в сторону. И копье пролетело мимо со стремительностью стрелы, вонзилось в землю и ушло в глубину почти на две пяди.