Всех Шишовых дел в неделю не пересказать. Про Шиша говорить – голова заболит. Про Шиша уж и собаки лают. Здесь я от большого мало возьму, от многа немножко расскажу.

Ходил Шиш, сапоги топтал, версты мерял. Надоело по деревням шляться. В город справил. Чья слава лежит, а Шишова вперед бежит. Где Шиш, там народу табун.

Это увидал из окна амператор:

– Что за народ скопивши?

– Это парнишка один публику утешает-с.

– Не Шиш ли?

– Так точно-с.

– Позвать сюда!

Шиша привели. Царь сразу над ним начал сгогатывать:

– Ты в татку ле в матку, в кого ты экой? Сшути-ко мне шутку позазвонисте. Выкради из-под меня да из-под моей супруги перину. Выполнишь задание – произведу тебя в жандармерию и твой патрет – во все газеты. Сплошаешь – в Сибири сгною!…

Только Шиш за двери – амператор своим караульщикам ружья выдал:

– Мы с Шишом Московским об заклад побились. Перину из-под меня придет воровать. Спальну нашу караульте день и ночь!

Шиш выбрал ночку потемнее и в щель дворцового забора стал охрану высматривать. Видит – дремлют под спальными окнами, вора ждут. Людей бы на ум, а Шиша на дело.

Он дунул на огороды, выдернул с гряды пугало, опять к тому же забору примостился, вызнял пугало кверху – и ну натряхивать…

Это караульщики и увидали:

– Ребята, не робей! Вор пришел! Через тын лезет…

– Рота-а, пли!!!

Шиш того сразу пугало удернул. Будто убили. А стража радехонька:

– Ну, ребята, мертвое тело оттуль завтра уберем. А теперь на боковую. Боле некого ждать.

Только они восвояси утянулись, Шиш через забор да в поварню. Стряпки спят. На печи в горшке тесто подымается, пузырится. Шиш с этой опарой да в царскую спальню окном.

Царь с царицей на перине почивают. Царь истолста храпит, царица тихонько носом выводит…

Шиш на перстышках подкрался да как ухнет им опару ту под бок…

Сам с подоконника – и в кусты…

Вот царица прохватилась:

– О-о, тошнехонько! Вставай-ка ты, омморок!… Эво как обделался! Меня-то всю умарал!

– Нет, гангрена! Это ты настряпала!…

До третьих петухов содомили. Тут царица одумалась:

– Давай лучше выкинем перину-то на подоконник, на ветерок, а сами соснем еще часиков восемь.

Только они музыку свою завели – захрапели, Шиш перину в охапку да со двора. На извозчика да домой.

Навстречу бабы-молочницы:

– Шиш, куда полетел?

– У нас дома не здорово! Таракан с печи свалился.

Царица рано вскочила:

– Что я, одичала – сплю! Министры перину увидят – по всей империи ославят… На!!! Где перина-та???

Фрелины Машки, Дашки забегали, заискали.

Царя разбудили… Его и горе берет и смех долит.

– Полковник! Запрягай коня, скачи к Шишу. Он меня в дураках оставил… Ох, в землю бы я лег да укрылся!…

Полковник на добра коня -да пулей в деревню, к Шишову дому. Не поспел наш Шишанушко увернуться. Начальство на дворе.

Людей бы на ум, а Шиша на дело. Он в клеть, достал бабкин наряд: сарафан, жемчужную повязку, ленты – накрутился и – в горницы. Полковник там. Видит -девица заходит, личиком бела и с очей весела.

Шпорами брякнул:

– Вы… видно, сестра?

– Да… сестра Шишова…

Забыл полковник, зачем приехал. Около этой сестры похаживает, похохатывает. Шиш думает – пронеси бог тучу мороком…

– Вы бы по лесу его, прохвоста, искали…

– Хе-хе-хе! Мне и тут приятно-с!

Шиш бутылку откупорил: «Напьется пьян – убежу…»

А тот охмелел, хуже стал припадать:

– Желаю с вами немедленно законным браком.

О, куда от этого жениха деться?…

На шаг не отпускает. Сиди рядом. Стемнело.

Полковник велит постель стлать. Попал гвоздь под молот. Над другими Шиш шуточки шутит, а над собой их не любит.

Только у Шиша уверток – что в лесу поверток. Он давай руками сарафан ухлапывать.

– О, живот схватило! О; беда! На минутку выпустите меня…

– Убежишь?

– Что вы, у нас рядом! Вы даже для верности подол в дверях зажмите.

Полковник выпустил эту невесту в сени, а подолешко в притвор. Сидит ждет.

Шиш того разу из сарафана вывернулся да вместо себя козу и впряг в эти наряды. Сам шубенку на плечи, шапку на голову, котомку в руки -да и… поминай как звали.

Полковник слышит -коза у дверей топчется, думает – невеста:

– Милочка, ты что долго?

– Б-э-э-э!

… Двери размахнул, а в избу коза в сарафане. Полковник через нее кубарем -да на коня, да в город. Потом год на теплых водах от родимца лечился.

На веках невкотором осударстве царь да ише другой мужичонко исполу промышляли. И поначалу все было добрым порядком. Вместях по рыболовным становищам болтаются, где кака питва идет, тут уж они первым бесом.

Царь за рюмку, мужик за стакан. Мужичонка на имя звали Капитон. Он и на квартире стоял от царя рядом.

Осенью домой с моря воротяцца, и сейчас царь по гостям с визитами заходит, по главным начальникам. Этот Капитонко и повадился с царем. Его величию и не по нраву стало. Конешно, это не принято.

Оногды амператора созвали ко главному сенатору на панкет. Большой стол идет: питье, еда, фрелины песни играют. Осударь в большом углу красуется. В одной ручки у его четвертна, другой рукой фрелину зачалил. Корона съехала на ухо, мундер снят, сидит в одном жилету. Рад и тому, бажоной, што приятеля нету.

Вот пир к концу заприходил. Царицы Аграфены пуще всех в голову вином ударило. И как только ейной адъютант Королев в гармонь заиграл, она вылезла середка залы и заходила с платочком, запритаптывала:

Сенаторы, которы потрезве, смеются:

– Хы-хы! При муже кавалера припеват. Вот до чего – и то ничего.

И вдруг это веселье нарушилось. Капитонко в залу ворвался, всех лакеев распехал, увидал, что царица Аграфена утушкой ходит, сейчас подлетел, ногами шарконул и заходил вкруг ей вприсядку, с прискоком, с присвистом. Песню припеват: