Я сразу понял, что там будет присутствовать Сергей Потапов. «Вечер устраивают для того, чтобы доставить бывшим ученикам радость, — рассуждал я. — Но какую же радость испытает мой папа, если у мамы возникнут разные воспоминания? А они обязательно возникнут… хоть на минуту. И папа будет курить, не выходя в коридор…»

Я спрятал открытки. Сунул их в свой портфель.

Первое, что я увидел в школьном вестибюле, было огромное объявление о традиционном «объединенном» вечере. Внизу черным по белому было написано: «В художественной части примет участие лауреат Всероссийского конкурса С. Потапов».

«Так, понятно… — подумал я. — Значит, он будет у всех на глазах демонстрировать свое искусство. Ему будут аплодировать. А папа продемонстрировать свое искусство у всех на глазах не сумеет. Ведь не сможет же он прямо на сцене вырезать кому-нибудь аппендицит! Или, точнее сказать, аппендикс… Да, С. Потапов будет в гораздо более выгодном положении!»

Я раскрыл портфель и запрятал открытки поглубже.

На следующий день после традиционного вечера учительница литературы, которая так хорошо помнила о маминых внешних данных, спросила:

— А почему не было твоей мамы?

Спросила так, будто папы у меня вообще не было. Я вопросительно развел руки в стороны.

Я давно уже знал этот способ: когда не хочется врать, но хочется говорить «да» или «нет», надо вопросительно развести руки в стороны. Пусть думают что хотят!

В тот же день мама, вернувшись с работы, вошла в комнату прямо в пальто. Когда она так стремительно, не задерживаясь в коридоре, проходит в комнату, я знаю, что ничего хорошего ждать не следует.

— Нам с папой ничего не присылали из школы? — спросила она.

Я попытался неопределенно развести руки в стороны. Но она повторила:

— Нам ничего не присылали?

— Что-то, кажется, было, — ответил я.

— Как это «что-то»? Ты не помнишь, что именно?

— Ах да! Вспомнил! Вам прислали открытки. Я их по рассеянности сунул в портфель. В тот день была контрольная работа и я как-то…

— Что, у вас теперь каждый день контрольные работы?

— Не каждый день. Но довольно часто. А вот и эти открытки… Пожалуйста!

Я протянул маме открытки. Но она даже не взглянула на них. Она не могла оторвать глаз от меня!

— Что же ты натворил, если так боялся нашего появления в школе?!

— Ничего я не натворил. И не боялся. Я просто забыл, и все.

— Но ведь там, говорят, висело объявление!

— Я на него как-то не обратил внимания…

— Забыл! Не обратил внимания! Это хуже всего. Потому что говорит о твоем равнодушии. Оно меня убивает! Неужели ты не понимаешь, какое удовольствие доставила бы мне встреча с друзьями? Которых я не видела столько лет!..

Мама, не снимая пальто, даже не расстегнув его, тяжело опустилась на стул.

— Ну хорошо… Мне ты не пожелал доставить радость. Но подумал бы об отце! Неужели и он тебе безразличен?

Что я мог ей ответить?

К счастью, в этот момент в комнату вошла бабушка и сказала:

— А сын моей соседки опять получил пятерку. И научился варить компот!

Иногда ночью раздаются необычные звонки — то слишком долгие, то слишком короткие. Это из других городов: бывшие папины пациенты или его бывшие товарищи по институту. Папа разговаривает с ними так, будто никто у нас дома еще не ложился спать. Мама удивляется, а папа объясняет:

— Они знают, что именно в это время человека легче всего застать дома! Разве можно их осуждать?

Или:

— Разве можно их осуждать? Звонят издалека! Там уже утро. Их можно понять.

— Но пусть и они поймут, что у нас еще ночь, — отвечает мама.

«Разве можно осуждать?» — Папа часто повторяет эти слова.

— Тебе нужно было бы стать защитником, — как-то сказала мама.

— Это приятней, чем обвинителем.

— Смотря в каких случаях! — возразила мама.

И папа продолжал работать хирургом.

Иногда по ночам вслед за слишком длинными или слишком короткими звонками выясняется, что папин приятель собирается приехать в наш город.

— Вот и хорошо, — говорит в таких случаях папа. — Прямо с вокзала — к нам! У нас есть раскладушка.

— Хорошо, что только одна! — такой или какой-нибудь похожей фразой реагирует мама на папино приглашение. — Странные люди! Хотя бы для виду отказались. Хоть для приличия! Ведь есть же гостиницы…

— В гостиницу не попадешь, — отвечает папа. — Кроме того, каждому хочется побывать среди близких людей.

— Среди близких! Ты и в лицо-то его не помнишь.

Бабушка на следующий день начинает воспитывать папу. Но делает это, как обычно, по-своему.

— А муж моей соседки, — говорит она, — никогда не принимает серьезных решений, не посоветовавшись с женой.

И папа должен понять, что ему тоже не следует быть таким уж самостоятельным.

— А Петя, который был старше тебя всего на два курса, но уже стал профессором, — говорит бабушка, — с головой ушел в науку и не позволяет, чтобы ему мешали посторонние люди!

Отсюда папа должен сделать вывод, что если он не будет приглашать к нам своих приятелей из других городов, то вскоре тоже станет профессором.

Когда опять раздались длинные, прерывистые звонки из другого города, мы все, конечно, проснулись, и мама сказала мне:

— Готовь раскладушку!

Она не ошиблась, потому что папа через минуту сказал в трубку:

— Ну что за вопрос?! Пусть приезжает… Остановится прямо у нас. Я покажу его специалистам. Устроим консилиум! Если понадобится… — А положив трубку, объяснил маме: — У ее сына что-то серьезное…

— А до их города медицина не добралась?

— Это маленький городок. Там нет крупных специалистов.

— Обязательно нужны крупные?

— Вот если бы он заболел, — папа кивнул в мою сторону, — разве ты не подняла бы тревогу? Она плакала в трубку: «Посмотрите моего мальчика…» Разве можно ее осуждать?

Мама вздохнула и ничего не ответила.

Утром она спросила:

— А кто эта женщина… которая звонила тебе?

— Дальняя родственница.

— Очень дальняя?

— Кажется, очень.

— Но кем она все же тебе приходится?

Папа думал в течение всего завтрака, но так и не вспомнил.

— Знаю только, что по отцовской линии, — сказал он. — Впрочем, какое это имеет значение… если ее мальчик серьезно болен?

Мальчик приехал через три дня. Это был мужчина лет тридцати.

— Я буду называть вас по имени-отчеству, — сказал он, — потому что мать никак не могла вспомнить, кем мы друг другу приходимся.

— Какое совпадение! Мы тоже не вспомнили, — сказала мама.

— Ну почему же? — возразил папа. — Кое-что мы все- таки установили. Я точно знаю, что это родство по отцовской линии.

— Понимаю, — сказал приезжий, — дальний родственник — это даже меньше, чем просто знакомый. Знакомого, например, невозможно не знать в лицо. А дальнего родственника можно ни разу в жизни не увидеть и не услышать. Я бы, честно говоря, не отважился к вам вторгаться. Если бы они не сказали матери про этот свой «предполагаемый диагноз». Теперь она не будет ни спать, ни есть. Я должен немедленно доказать ей, что «предполагаемый диагноз» предположили напрасно.

— А что у вас… предполагают? — спросила мама. — Какую болезнь?

— Ту самую! — ответил приезжий, которого звали редким именем Игнатий.

— Какую… «ту самую»? — не поняла мама.

— Ну, которая неизвестно от чего начинается, но зато известно, чем чаще всего кончается.

— Почему «чаще всего»? — возразила бабушка. — В этой области много открытий!

— Да, безусловно! — громко подтвердил папа. Хотя вообще говорил тихо, а когда бабушка начинала высказываться о медицине, почти всегда уходил курить в коридор. На этот раз он остался в комнате.

Бабушка за всю свою жизнь ничем, кроме мигрени, никогда не болела, но очень боялась, как бы не заболел кто-нибудь из ее близких.

Она подробно изучала «Беседы врача», которые печатались в разных газетах. После этого в течение нескольких дней дома невозможно было закашляться или чихнуть. «У тех, про кого я читала, тоже все началось с обыкновенного кашля», — говорила бабушка.