Прошли городской парк, пересекли главную городскую площадь с массивной трибуной из бетона, вышли на улицу Шевченко. За ней начинался крутой, извилистый спуск Степана Разина или, как его, по давней привычке, именовали лубенцы — Хорольский. Это «стихийное» название больше подходило спуску. Никто из горожан не слышал, чтобы отважный предводитель волжских повстанцев Разин бывал когда-нибудь здесь, а что спуск вел на мост через Сулу, за которым пролегла дорога к соседнему такому же седому, как и Лубны, Хоролу, знал каждый.

Выбрать место, удобное для рыбной ловли, взялся Анатолий. Он повел компанию по правому берегу реки далеко за город.

На противоположном берегу Сулы тянулись густые заросли осоки и высоких сочных камышей, а дальше, сколько видит глаз, зеленели буйные луга. Правый берег крутой. Вверху над обрывом возвышался подернутый легкой розоватой дымкой древний опустевший Мгарский монастырь. Внизу, на узенькой пологой полосе, протянувшейся между кручей и рекой, росли одинокие развесистые вербы и осокори.

— Какая ширь! Какое раздолье! — восторженно повторял майор.

— В следующий раз покажу еще лучше места, — пообещал Анатолий, довольный, что угодил.

— Возле Лысой горы? — догадался Борис. — Там, где сейчас ваша экспедиция?

— О да! Там красота неописуемая! — поддержал дядя Павел. — Дубы над самой рекой. Бывало, сидишь с удочкой, тишина, только желуди в воду — бульк! бульк!..

— Хорошо, сходим и к Лысой, — пообещал майор.

Расположились под дуплистой вербой, выжженной в середине. Здесь стоял довольно большой ивовый шалаш, сплетенный рыбаками. У входа, по обеим сторонам погасшего костра, торчали в земле обугленные рогачики, на них лежала толстая перекладина. Нашлись и хлесткие ивовые удилища.

Рыба и в самом деле ловилась хорошо. За час-другой у каждого набралось по десятку-полтора небольших окуньков, красноперок, верховодок, а у Анатолия и майора в придачу еще и по два кругленьких лещика и по карасю.

Когда стемнело и не стало видно поплавков, разожгли костер, начали готовить уху.

В этом деле особенное умение проявил майор. Пока варилась уха, он никого не подпускал к котелку. Сам колдовал над ним. Беспрерывно пробовал варево цветастой деревянной ложкой, добавлял то и дело соли и специй.

Наконец, сняв с огня котелок, сказал:

— Все. Готова.

Из котелка так вкусно пахло, что проголодавшиеся ребята запрыгали от радости и нетерпения.

— Наливай, Тарас, им быстрее, а то изойдут слюной, — пошутил Павел. — Да и собаки со всех Лубен посбегаются сюда, как учуют такое диво.

Уха и на самом деле удалась на славу. Ребята быстро выхлебали по целой миске. Улеглись рядком на траве — головами к костру, греют себе чубы. Дядя Павел и майор ели не торопясь, время от времени запивали крепким вином.

Поужинав, занесли в шалаш котомки, вымытую посуду, а потом и сами устроились тут же, на душистом луговом сене, которым плотно и мягко была выстлана вся земля.

— Что, бойцы-молодцы, будем спать? — спросил майор.

— Еще рано. Все равно не уснем. Расскажите нам что-нибудь, — попросил Борис.

— Что я вам расскажу? Сказок не знаю…

— Да нам сказок и не надо, — с едва заметной обидой в голосе произнес Борис. — Что-нибудь другое. Ну, как вы немецких шпионов ловили.

— Я ловил немецких шпионов? — рассмеялся майор. — Уже второй год служу на советско-германской границе и еще ни одного не поймал.

— Ни одного? — удивился Борис. — А тех, которых вы… — хотел напомнить майору о перебежчиках, которых он отправил в штаб, но его вовремя остановил Анатолий, ущипнув за бок.

— Он думает, что там, на границе, столько шпионов, сколько зайцев в лесу, — произнес дядя Павел.

— Это только в кино так бывает, — важно сказал Иван.

— Не только в кино, — возразил майор. — И на границе иногда бывает, что бойцы ловят сразу по нескольку диверсантов. Не часто, конечно, но бывает. Вот когда я служил на Дальнем Востоке, там и при мне случались истории.

— Расскажите, расскажите!..

И он все-таки сдался, рассказал сначала одну, потом другую историю, дальше стал припоминать еще и еще новые эпизоды из своей военной службы на Дальнем Востоке. Истории вспоминались разные — длинные и короткие, веселые и трагические, но все одинаково увлекательные.

Ребята слушали майора затаив дыхание.

Кажется, дядя Павел тоже заинтересовался и не прерывал друга, не напомнил ему о позднем времени.

Опомнился майор только тогда, когда стало уже рассветать.

— Вот тебе и на? — светает! Сам разболтался и вас заговорил. Теперь уже и спать некогда.

— Дома поспим, — сказал Борис.

Полежали, поговорили еще с полчаса, пока горизонт на востоке совсем посветлел.

Речка дымилась, словно ее подогревали снизу. По лугу плыл легкий сизый туман. Стояла предутренняя тишина.

Разобрали удочки, рассыпали по консервным банкам из глиняного горшочка вареный горох — наживку для рыбы, — заняли вчерашние места.

Небольшого карпа, величиной с ладонь, первым поймал Борис. За ним вытащил рыбешку майор. Потом застопорилось. Чего только не делали: и грузила то подымали, то опускали на лесках, и удилищами водили по воде, но на их крючки не шла даже самая мелочь.

Анатолий удил за кустом, его не было видно.

— Переживает, наверное, там, думает, только у него не клюет, — улыбнулся Борис, обращаясь к дяде Павлу.

— Пойди успокой его.

Борис воткнул удилища в землю, пошел. Он был страшно удивлен, когда Анатолий вытащил из воды чуть ли не полную вязку лещей.

— Вот это рыбины! — вскрикнул Борис. — Чего же молчишь? Сюда идите, быстрее сюда! — позвал он дядю Павла, майора и Ивана.

Они были удивлены не меньше Бориса, увидев улов Анатолия.

В несколько минут все перешли с удочками за куст.

Но странно — рыба сразу перестала и там ловиться. До самого позднего завтрака впятером отчаянно хлестали удочками Сулу, и все напрасно.

Солнце, поднявшись высоко в небе, начало припекать.

Майор посмотрел на часы:

— Десятый.

— Хватит, — махнул рукой дядя Павел, — не будем жадными. Вчера на уху наловили, и хватит. А что Толику повезло, так у него счастливые удочки.

Все стали купаться.

Потом доели остатки еды — хлеб, кусок сала, луковицу — и двинулись домой.

Через час они уже были на Хорольском спуске.

Неторопливо гуськом потянулись вверх. Посмотришь со стороны — точь-в-точь путешественники, которые прошли немало километров и которым предстоит пройти еще столько же. Как у настоящих путешественников, за плечами — котомки, обувь на ногах вся в пыли, потрепанная, и вдобавок у дяди Павла в руке суковатая палка.

Преодолели подъем, вышли на улицу Шевченко.

— Фу! — облегченно вздохнул дядя Павел и, остановившись неподалеку от городской площади, перевел дыхание. — Может, передохнем?

— Привал! — скомандовал майор.

Свернул на обочину тротуара, сбросил вещевой мешок.

— А я совсем не устал! — сказал Борис.

— Не храбрись. Сбрасывай свой вещевой мешок! — приказал майор.

Присели. Дядя Павел и майор — на вещевые мешки, ребята — просто на тротуар. Прислушались — с площади доносился голос громкоговорителя.

По радио передавали чье-то выступление. Оратор говорил медленно, взволнованно, но что именно, нельзя было разобрать.

И вдруг на площадь со всех улиц начали сбегаться люди.

— Что там?.. — подхватил майор.

Дядя Павел пожал плечами.

— Бежим!

Вскочили и тоже помчались на площадь.

Возле трибуны вокруг столба, на котором висел репродуктор, собралась уже толпа. Слушали сообщение.

Майор догадался обо всем с первой услышанной фразы.

— Война… — сорвалось с его уст холодное и тяжелое слово.

…Они проспали беспробудно до следующего утра. Разбудил их рев автомашины, стоящей во дворе управления полиции, — туда выходило окно подвальной камеры, где оказались ребята после разговора у Вольфа.