Даже самое небольшое путешествие королевы в автомобиле всегда находится под наблюдением, и все переговоры агентов службы безопасности ведутся по радио на секретной волне. Когда в пятницу после полудня она покидает Букингемский дворец, чтобы на уик-энд отправиться в Виндзор, она садится в старый «лендро-вер», менее узнаваемый, чем «роллс-ройсы», на которых она ездит на торжественных церемониях. Когда же королева возвращается во дворец и ее машина въезжает в ворота (вызов по радио из полицейской машины сопровождения уже известил службу дворцовой охраны о ее приближении), паж и ливрейный лакей ожидают Ее Величество у входа в парк (стоящий на посту у ворот полицейский нажал специальную кнопку, извещающую их особым сигналом о прибытии королевы). Дневальный, ответственный за подъем королевского штандарта, подолгу остается на крыше, даже в самую мерзкую погоду, высматривая своими орлиными глазами приближающуюся королевскую машину, чтобы над дворцом тотчас же взлетел штандарт государыни.

Одному из служащих поручено содержать в рабочем порядке станцию мини-метро, расположенную под Букингемским дворцом. Она была построена во время Второй мировой войны и соединяет резиденцию королевы с одной из линий лондонского метро, а именно с Пиккадилли-лейн, чтобы позволить монарху в случае опасности бежать из дворца и под землей добраться до аэропорта Хитроу.

При таком количестве охранников, при таком количестве состоящих на службе полков, при таком количестве технических средств защиты все, кажется, сделано для того, чтобы сократить риск покушения до минимума. И все же, увы, его нельзя устранить полностью. Защищенная от столкновений с реальным миром ширмами и перегородками протокола, королева часто повторяет одну истину: «Чтобы я была реально существующей для моих подданных и заслуживающей доверия, надо, чтобы они меня видели». Быть живой мишенью — в каком-то смысле составная часть ее «профессии».

Раньше монархи отдавали себя «на милость» придворным художникам, чтобы те представили их в лестном виде, запечатлев своими льстивыми кистями. Надо помнить, что на тех портретах, что нам известны сейчас, мы видим не просто изображение короля или принца, но видим их такими, какими видел художник: огромного Генриха VIII Гольбейна, чудовищного и мрачного Филиппа IV Веласкеса, печального Карла I Ван Дейка, блестящую, роскошную, величественную молодую королеву Викторию Винтерхальтера.

Виктории было хорошо, слишком хорошо известно, что у ее красоты нет ни одного шанса на то, чтобы вскружить кому-нибудь голову, и не раз безжалостный «взор» фотоаппарата позволил констатировать сей неоспоримый факт. Это может служить объяснением тому, что она столь часто представляла перед этими аппаратами суровое, нахмуренное, недовольное лицо. Придворный художник, как и придворный скульптор, обладал довольно большим набором способов и средств приукрасить то, что он видел, хотя в те времена существовал обычай воспроизводить как можно более точно саму «модель».

Сегодня фотографы, как и портретисты, проникают в святая святых дворца, то есть в личные покои и в личную жизнь обитателей этих покоев, невзирая на жесткие требования этикета. Они пользуются свободой, которую дает им умение обращаться с фотоаппаратом или с мольбертом, им присущи своеобразная профессиональная непосредственность, непринужденность, естественность и свободный полет фантазии, сметающий все преграды между монархами и простолюдинами.

Если современный художник задумал фотографию, дышащую счастьем, он должен сделать так, чтобы его «модель» почувствовала себя счастливой. Первое, главное качество, которое требуется от придворного портретиста или фотографа, — это чувствовать себя комфортно, удобно в присутствии членов королевской семьи, уметь преодолеть почтительный страх, который они внушают даже самым «закаленным» придворным. Этот аспект их профессии придает им особый статус. Кстати, нет ничего удивительного, что королева накануне празднования своего «золотого юбилея» пожаловала звание художника-лауреата, то есть придворного художника, женщине, шотландке Элизабет Блаккаддер, сменившей на этом посту Дэвида Дональдсона, умершего в 1977 году.

Миллионы существующих фотографий, на которых запечатлены члены королевской семьи, нисколько не уменьшили значения придворного фотографа: по примеру своего предшественника, придворного художника, он остается необходимой фигурой, призванной создать эталонный портрет специально для подданных, портрет, посылаемый на всеобщее обозрение всему миру, портрет, в котором подданные монарха хотели бы видеть олицетворение самих себя. Задача эта, надо признать, трудна и деликатна, ибо, если Аннигони (лучший художник-портретист современности) мог рассчитывать на свое мастерство, на свое воображение и более чем на двенадцать сеансов позирования, то фотограф может работать только с тем, что находится перед объективом его фотоаппарата.

Елизавета И проводит ежемесячно по многу часов, сидя перед художниками, уполномоченными высокими инстанциями, муниципалитетами или высшим армейским командованием. Говорят, однажды, войдя в комнату, где ее ожидал один из художников, она спросила: «Ну так как, с улыбкой или без?» Фотограф обычно имеет право на сеанс или на так называемую фото-сессию продолжительностью от двадцати минут до часа; художник располагает шестью часами позирования (правда, ему в помощь всегда предоставляют еще и фотографии).

На протяжении долгих лет парадный портрет рассматривался как некое изображение в очень условном стиле, где непременно должны были присутствовать символы королевской власти: корона, скипетр, мантия. Сегодня многое изменилось, как о том свидетельствуют последние фотографии.

Как подчеркивала графиня Лонгфорд, искусство королевского парадного портрета сегодня окончательно отошло от традиционного великолепия и пышной помпезности, унаследованных еще от эпохи Возрождения, чтобы как можно ближе подойти к реализму. Для Елизаветы И ее любимый художник Пьетро Аннигони гораздо более «поэтичен», чем портретист, избранный принцем Чарльзом, — Брайан Орган. Сей последний никогда не писал портрета королевы, но зато написал портрет ее сестры, принцессы Маргарет, чьи очаровательные глаза — один затуманенный, словно подернутый поволокой, другой очень блестящий — наводят на мысль о неведомых глубинах этой натуры. Сэр Рой Стронг сказал по поводу этого произведения искусства, что это «одинокий флирт, попытка сближения и заигрывания с настоящим».

Так называемый «синий» Аннигони, то есть портрет, написанный в 1954 году, на котором запечатлена молодая королева, привел в восторг публику именно мягкостью линий и тем достоинством, которое придает ее образу темно-синий цвет платья, совпадающий с цветом ордена Подвязки, так хорошо контрастирующий с окружающим пейзажем. «Я должен был попытаться создать впечатление, что королева близка к людям и при этом глубоко одинока», — пояснял художник «Красный» Аннигони имел гораздо меньший успех: плотная красная пелерина, еще более утяжеленная орденом Британской империи, превратила королеву в красную пирамиду, а пейзаж, служивший фоном, был странным, почти космическим.

По словам самой королевы, более всего ей по сердцу вот эти ее изображения: портрет, написанный Эдмундом Броком в 1931 году, когда она была еще девочкой, на нем она изображена с собачкой корги; затем портрет кисти очень известного в высшем свете художника Филиппа Лазло, где она изображена с корзиной цветов; жанровая сценка, написанная в 1944 году Аланом гуин-Джонсом, где она правит упряжкой лошадей; очень романтичная картина кисти Родриго Мойнайхана, написанная в 1945 году; акварель Савелия Сорина (1948); портрет кисти Лоры Найт (1948), в котором, правда, мало сходства; два портрета сэра Джеймса Ганна, написанные между 1950 и 1956 годами; два знаменитых портрета Пьетро Аннигони (1954, 1969), а также портреты кисти Феликоса Топольски (1958), Питера Гринема (1964), Майкла Ноукса (1972), Кена Говарда (1974), Дэвида Пула (1975), Сьюзен Кроуфорд (1977), Нормана Хеппла (1978), Раскина Спира (1978), Родриго Мойнайхана (1985) и Майкла Леонарда (1985). Энди Уорхол написал портрет королевы в 1985 году, но, прибегнув к своей обычной методе, только по фотографиям.