Жалованье обслуживающему персоналу парка платит непосредственно министерство охраны окружающей среды, и приписаны садовники к штату персонала Сент-Джеймсского парка, находящегося по соседству. Один из служащих обращает на себя особое внимание: это бывший моряк-австралиец по прозвищу Фоси (Ласковый), который вот уже сорок лет метет тротуар перед Букингемским дворцом и которого легко опознать по белой бороде.
В западной части парка находится небольшой пруд с водопадом, нареченный «водоемом Эйтона», у которого в период правления королевы Виктории разыгралась трагикомическая сценка: в феврале 1841 года, зимой, когда стояли трескучие морозы, принц Альберт, похвалявшийся тем, что хорошо катается на коньках, выразил желание прокатиться по льду замерзшего пруда; Виктория рассчитывала полюбоваться им, но лед треснул и Альберт исчез под водой. «К счастью, — писала леди Палмерстоун, — он умеет плавать… Королева выказала большое хладнокровие и мужество».
Когда Елизавета и Маргарет были еще детьми, они часто доходили до небольшой возвышенности, откуда были видны шумные и оживленные городские улицы, проходящие под стенами дворца. Они подолгу стояли в зарослях, покрывавших это место, которое они именовали «холмом», и смотрели на мир, окружавший старый дворец, и, быть может, раздумывали над тем, как было бы, наверное, весело и приятно быть дочерьми какого-нибудь клерка из Сити…
В парке живет множество разнообразных птиц, и среди них даже одна цапля. Уханье сов по ночам вызывает дрожь, но самое большое впечатление производят птицы, словно прибывшие из Страны чудес следом за Алисой, а именно розовые фламинго, акклиматизировавшиеся в парке в 1959 году, которых можно увидеть на островке посреди пруда. Летом на лужайке, поросшей ромашками, порхают бабочки; преобладают десять видов: павлиний глаз, красный адмирал, большая белянка, махаон, аполлон, бражник, капустница, лимонница, крапивница и мотыльки.
Когда стоит хорошая погода, королева может любоваться чарующим пейзажем берегов озера: высоченные травянистые растения, а среди них беседки, домики и храмы в миниатюре — воспроизведение творений Гилберта и Салливана — на фоне классического фриза фасада, созданного Нэшем; можно также лицезреть и «идеальный повод» для того, чтобы запечатлеть кого-нибудь из членов королевского семейства, а именно так называемую «вазу Ватерлоо» (Сесил Битон воспользовался ею, чтобы сфотографировать королеву-мать); она была заказана в Тоскане Наполеоном и представляет собой мраморный сосуд высотой около пяти метров; после битвы при Ватерлоо она была подарена Георгу IV и закончена Уэстмакоттом.
Главная флористка дворца несет ответственность за составление букетов. Какие цветы предпочитает видеть королева в своих покоях? Больше всего в вазах ей нравятся лилии, гвоздики и ирисы, а вот пестрых букетов из разных цветов она не любит. Зато для Бального зала при проведении официального торжественного обеда она требует горы красных и желтых гвоздик, срезанных в ее собственных оранжереях, ибо они очень удачно сочетаются с золотом тарелок, с алой обивкой стульев, а также с расшитым золотыми нитями пурпуром балдахинов над двумя тронами. Ежегодно 18 июня Пенни Оливер составляет букеты в особой цветовой гамме, потому что Елизавета II отмечает очередную годовщину битвы при Ватерлоо, давая банкет в честь семейства герцога Веллингтона. Цвета герба этого рода, синий и желтый, доминируют и в оформлении убранства стола.
Есть еще один обычай, касающийся ежедневных церемоний: по утрам в саду в полном парадном мундире появляется главный волынщик шотландского полка «Аргайл и Сатерленд» и исполняет утреннюю серенаду для королевы во время завтрака под окнами ее столовой. Виктория повелела применять эту сладчайшую утреннюю пытку в 1843 году, и надо признать, что несомненной заслугой Елизаветы является то, что она ее не упразднила.
Сады, разумеется, закрыты для широкой публики (вообще дворец открыт для посетителей только в августе и сентябре). Однако рядовой англичанин все же может сесть на втором этаже одного из автобусов, следующих к вокзалу Виктория, ведь их маршрут проходит по улицам, примыкающим к дворцовому комплексу. Однако лучше всего все же получить приглашение на один из летних королевских приемов в саду. Эти приемы на открытом воздухе были введены королевой Викторией, чтобы иметь возможность встретиться с представителями всех слоев общества. Похоже, и по сей день эти приемы отличает все тот же формализм: англичане из самых разных слоев и классов, часто выбранные по принципу наличия у них особых заслуг перед государством, получают заранее — за месяц до приема — пригласительный билет с вензелем королевы. Отклонить приглашение практически невозможно — отказавшийся никогда больше не будет приглашен ни на какую церемонию с участием членов королевского семейства.
Три самых значительных приема имеют место в садах Букингемского дворца в три первых четверга июля. На них присутствует более восьми тысяч человек, что вовсе не означает, будто каждый из них будет иметь возможность поговорить со своей государыней, ибо очень небольшое число присутствующих имеют счастье увидеть королеву вблизи; прежде всего каждый, кто особенно страстно пожелает перемолвиться словом с королевой, должен проложить себе дорогу через плотную толпу гостей, окружающих членов королевского семейства. Полосатые шатры, в которых подают чай, стоят один против другого на большой лужайке, усыпанной ромашками, и эта лужайка после сего испытания остается испещренной маленькими дырочками, этих дырочек там несметное количество, словно ее всю истыкали своими клювами легионы скворцов, — на деле же речь идет всего лишь о том, что в дерн вонзались острые концы зонтиков… Шатры, предназначенные для королевской семьи и дипломатического корпуса, с 1863 года поставляемые фирмой «Блэк энд Эджингтон», отличаются от тех, что стоят на другой стороне лужайки и предназначены для простых смертных, тем, что украшены головами негров и отделаны фестонами.
К половине четвертого пополудни автомашины начинают заполнять Мэлл. Затем гости выстраиваются в длинную очередь, чтобы, предъявив пригласительные билеты, попасть во дворец, широкие наружные застекленные двери которого открываются на газоны парка. Гости кое-как выстраиваются вдоль дорожки, по которой пойдут точно в 16 часов члены королевского семейства, направляясь к предназначенному для них шатру. Когда королева выходит в сад, исполняется национальный гимн и все поют. Гофмейстер королевского двора и его заместитель ведут королеву сквозь толпу. Слова, которыми обмениваются королева и гости, вероятно, очень и очень банальны, но почти все, кто когда-либо присутствовал на этой церемонии, заявляют, что они пребывали в восхищении оттого, что увидели шляпку принцессы Анны, улыбку королевы-матери или мундир принца Чарльза. Пока королева общается с народом, два оркестра королевской гвардии исполняют прелестные мелодии, из которых чаще всего звучит мелодия из мюзикла «Моя прекрасная леди»…
Букингемский дворец, редко открывающий свои двери для телевидения и журналистов, остается храмом традиций со всеми роскошными атрибутами королевской власти. Букингемский дворец сумел сохранить свою тайну. Различные монархи, сменявшие друг друга, редко отзывались о своем жилище с похвалой. Король Эдуард VIII, будущий герцог Виндзорский, жаловался на то, что «в нем ощущается запах сырости и затхлости». Георг V поговаривал о том, что хочет покинуть Букингемский дворец и перебраться в Кенсингтонский. Отец нынешней королевы Георг VI называл его ледником, а Елизавета, будучи ребенком, недовольно ворчала, что для того, чтобы перемещаться по нему и чувствовать себя удобно, необходим велосипед. Но после пятидесяти лет царствования королева, вероятно, с трудом могла представить, каково было бы ей жить и работать в другом дворце Лондона. Она слишком хорошо знает закулисную сторону жизни этого места, где ежедневно разыгрывается своеобразный спектакль, она знает, что в любом другом месте чувствовала бы себя неловко, как говорится, не в своей тарелке.
