Получалось так, что катаклизмы и катастрофы, уносившие сотни, тысячи человеческих жизней, происходили именно тогда, когда ухудшалось твое психическое самочувствие. Ты был огорчен «двойкой» за контрольную по математике – а далеко в горах снежная лавина, сошедшая с гор вопреки всяким прогнозам, сметала с лица земли селения и постройки. Ты расстраивался, не забив гол в ворота во время игры во дворе, – а где-то далеко разбивались самолеты, рушились здания. Ты переживал безответную первую любовь к Валечке Симаковой из десятого "Б" – а за несколько сотен километров от твоего родного города, в сейсмически безопасном районе, случалось страшное землетрясение… Продолжать, я думаю, не стоит. Вот тогда-то и стало понятно, что тебя следует бояться, как стихии. Вот тогда-то и было решено опекать тебя, чтобы не допустить бедствий и смерти людей. Ради этого мы сейчас и работаем, не жалея ни средств, ни сил… Слишком многое было поставлено на карту, Боря, чтобы пустить твою судьбу на самотек!".

На этом рукопись обрывалась. Я машинально посмотрел даже, нет ли чего-нибудь на обороте последнего листа. Ничего там не было, кроме грязного отпечатка чьего-то большого пальца – видимо, до меня рассказ уже кто-то читал.

Я вопросительно посмотрел на Подопечного.

– Понимаешь, Кир, – смущенно сказал он, уловив смысл моего немого вопроса, – конец рассказа я пока не придумал. Вообще, такие вещи трудно писать… В том смысле, что концовка получается не такой, какой она виделась вначале. Вот и тут: сначала я хотел развернуть в конце бурные страсти-мордасти… Естественно, Борис вначале отказывается поверить своему приятелю Женьке, а когда все-таки убеждается, что, по крайней мере, других разумных объяснений нет, то проклинает своих «ангелов-хра-нителей». Во-первых, потому что, значит, вся жизнь его от начала до конца была как бы запрограммирована другими людьми, в ней всё было расписано, как по нотам, и от него самого ничего не зависело… Оказывается, нет у него в действительности ни родных, ни близких людей, потому что они любят его «в рамках своего задания». И выясняется также, что нет у Бориса ни подлинных литературных успехов, ни карьеры, ни дома, ни благополучия – всё это было создано для него другими… Разве может человек спокойно пережить такое?!.. В свою очередь, Женьке наплевать на все переживания своего приятеля. Он вообще считает их чистоплюйством и «муками» зажравшегося интеллигента. Да он сам, этот Женька, вложил в Борькину жизнь столько усилий, что возмущаться этим вместо чистосердечной благодарности – по его мнению, настоящее свинство!.. Вот в таком ключе развивается дальше ночная беседа моих героев. А потом, когда Борис признается, что не сможет отныне жить так, как прежде, Женька извлекает какой-нибудь шприц-пистолет с сильнодействующим амнезирующим средством, стреляет в своего приятеля, вышибая у него напрочь память обо всем случившемся, отвозит его домой, и все начинается с начала, до тех пор, пока в один прекрасный день у Бориса вновь не возникают подозрения по поводу своей везучести… Но мне такой вариант теперь не нравится. Может быть, у тебя будут какие-то идеи на этот счет?

Он так странно глядел на меня, что мне пришлось невольно усмехнуться. Надеюсь, моя усмешка не получилась кривой, как в таких случаях пишут в книгах.

– Ну и муру же ты написал! – ехидно процитировал я одного из персонажей рассказа моего приятеля. – И как только тебе в голову могла прийти такая белиберда?

Подопечный, не глядя на меня, поднялся, засунул руки в карманы, сгорбился и принялся измерять шагами обширный персидский ковер, занимавший почти всю площадь комнаты.

– Литература – это зеркало, Кир, – задумчиво проронил он. – Любой человек, взявшийся за перо, собирается отразить в этом зеркале прежде всего то, что его окружает. Даже если пишет он какую-нибудь «космическую оперу», действие которой происходит в двадцать пятом веке…

Я чуть не подавился баночным пивом, на фоне которого происходило наше общение.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что в своем опусе отразил нас с тобой?! – вскричал я, ставя «Будвайзер» на матово-дымчатую стеклянную гладь финского журнального столика.

Подопечный остановился и пристально посмотрел на меня.

– Да нет, – пробормотал он немного погодя. – С чего ты взял? Когда я говорю «зеркало», это не значит, что проза отражает действительность именно так, как все обстоит на самом деле… Это – кривое зеркало, Кир! Помнишь? – Он возвел глаза к хрустальной люстре и, прищурившись, процитировал чьи-то давние стихи: – «За гривенник осмеянные нами, ломая мир причудами стекла, упрямыми и дерзкими глазами на мир глядят кривые зеркала»… Ничего из того, что я попытался описать, конечно, не было, но… но разве такого не могло быть?!

– Ну и ну, – сказал я. – Это не критерий, знаешь ли… Этак вообще можно черт знает до какой мистики докатиться! Что, собственно, ты, по-моему, и сделал… И потом, т а к, как у тебя описано, в действительности быть не могло!

– Что ты имеешь в виду? – усаживаясь в кресло, осведомился он.

По телевизору в этот момент заорали дурным голосом, и я утихомирил «Панасоник» с помощью пульта дистанционного управления.

– Давай посмотрим на эти вещи реально, – предложил я. – Допустим, действительно живет такой суперчеловек, – правда, не подозревающий о том, что он – «супер», – который своим эмоциональным настроем способен вызывать стихийные бедствия необычайных размеров…

– И техногенные катастрофы – тоже, – прервал меня Подопечный. – И еще много других пакостей человечеству…

– Допустим, – согласился я. – Хотя с научной точки зрения это весьма спорно и попахивает ладаном…

– С научной? – сразу окрысился он. – А кто тебе сказал, что наша наука всегда была права на все сто?! Да если бы…

– Не лезь в бутылку, старичок, – почти ласково посоветовал я. – Лучше – в пивную банку… Открыть?

Он что-то неразборчиво пробурчал, и я истолковал эти звуки как согласие.

Проделав все операции по обслуживанию своего друга, я продолжал:

– Пусть так… Опять же допустим, что этого человека усиленно опекает государство в лице специально для этой цели созданного органа, имеющего почти неограниченные полномочия. Хотя, на мой неискушенный взгляд, вряд ли подобная опека носила бы характер «прессинга по всему полю». Никто бы – тем более, в нашем бардачном государстве – не пошел бы на столь чудовищные затраты – даже если бы от этого действительно зависела жизнь многих сотен тысяч людей!..

Вспомни примеры из жизни: когда испытывали ядерное оружие – разве думали о последствиях этих испытаний для жизни и здоровья жителей окружающих регионов? А когда с нарушениями технологии эксплуатировали атомные станции – разве кто-то думал, что, рано или поздно, грянет Чернобыль? Когда доводили до ручки Арал и готовились перебросить воды из южных рек на север страны – разве думали при этом, как это скажется на природе, а, следовательно, и на людях?!.. Поэтому, если бы наше руководство и приняло решение опекать твоего Чуракова, то, скорее всего, оно ограничилось бы тем, что приставило бы к нему нескольких людей в качестве его, так сказать, родных и близких, а всё остальное было бы пущено на самотек. Кстати, реальная жизнь об этом свидетельствует – иначе тебе было бы нужно описывать такой мир, где с начала семидесятых годов не случилось ни одного мало-мальски крупного катаклизма…

– Подожди, подожди, Кир, – прервал меня Подопечный. – Но ведь опека малыми силами была бы просто не эффективна!.. Допустим, что к нашему герою было бы приставлено всего двое-трое «опекунов». Но каким образом им удавалось бы оберегать его от стрессов, не следуя при этом по его пятам, подобно теням?!

– Всё очень просто, старик. Когда у твоего Бориса возникают проблемы, к кому он обратится с просьбой о помощи в первую очередь? К другу или к жене… Кому он может поплакаться в жилетку на неурядицы, произвол начальства, неудачи в творчестве и прочей жизни? То-то же!.. А другу или жене останется лишь вмешаться в его судьбу и исправить положение дел. Это не так уж и сложно, как можно подумать… Во-первых, у «опекунов» должен иметься набор самых разнообразных «ксив», начиная от удостоверения сотрудника службы безопасности и кончая жетоном контролера проезда в общественном транспорте. Во-вторых, они могут обратиться за содействием к своим всемогущим начальникам, вхожим к главе правительства и, если потребуется, к самому Президенту… Надо, например, достать опекаемому билеты в Большой театр, путевку в Крым в разгар сезона, набор модной мебели, еще что-нибудь? Нет проблем!.. Надо избавить Бориса от утомительного стояния в очереди? Пожалуйста!.. Надо осадить хамку-продавщицу или бракоделов-портных, «запоровших» ему при пошиве костюм? Пара телефонных звонков кому нужно и откуда следует – и вот уже перед Борей все пляшут на задних лапках и смахивают с него пылинки! «Телефонное право», старик, – самое мощное и быстродействующее право в нашем неправовом государстве!..