Здесь, в пещере, и начался наш очередной бой. Беовульф со своими воинами, включая меня, вылезли из воды, и мы быстро расправились с четырьмя демонами, охраняющими пещеру. Впервые мне удалось разглядеть вендолов вблизи, пусть и в неверном свете небольшого костра, пламя которого вздрагивало и трепетало при каждом ударе прибоя. Выглядели же эти демоны вот как: практически во всех отношениях они были подобны людям, но все же назвать их похожими на людей какой бы то ни было расы я не могу. Они были невысокого роста, широки в кости и плотно сложены, и кроме того, их тела, за исключением ладоней, подошв и лиц, целиком были покрыты волосами. Лица у них были очень широкие, с большим ртом и мощными челюстями. Выглядели эти лица, с человеческой точки зрения, на редкость уродливо. Головы этих существ были крупнее, чем голова нормального человека. Над очень глубоко посаженными глазами нависали массивные брови, причем брови выдавались вперед не за счет волосков, а из-за сильно выступающих вперед надбровных дуг; зубы у них были острые и крупные, причем я заметил, что многих зубов недоставало, а от других остались только полусгнившие обломки.

В остальном их тела были сходны с человеческими. Что касается половых органов и разных естественных отверстий, то они были такие же, как у обычного мужчины[43]. Один из вендолов умер не сразу и издал несколько звуков, с моей точки зрения, напоминающих человеческую речь; так это было или нет, я не знаю и не могу судить об этом с большой долей уверенности.

Беовульф не менее внимательно рассматривал лежавшие перед нами четыре трупа, покрытых густым мехом; неожиданно мы услышали зловещее заунывное пение, эхом разносившееся по пещере и перекликавшееся с громовыми раскатами прибоя. Этот звук шел, как нам показалось, из-за ближайшей скалы, где, по всей видимости, находился другой зал пещеры. Беовульф повел нас туда.

Вскоре мы наткнулись на трех вендолов, распростертых ниц на каменном полу и протянувших руки в сторону старухи, чей силуэт едва угадывался в полумраке. Молящиеся, читая нараспев какое-то заклинание, не заметили нашего появления. Зато нас увидела старуха, издавшая крик при нашем приближении. Судя по всему, это существо и было матерью вендолов. Впрочем, на ее принадлежность к женскому полу ничто не указывало, и к тому же глубокая старость сделала ее практически бесполой.

Беовульф первым налетел на молящихся и убил их всех, а старуха тем временем издала чудовищный вопль и стала отступать в тень. Мне было плохо ее видно, но одно я могу сказать с уверенностью: она действительно была окружена змеями, извивавшимися у ее ног, ползавшими по ее рукам и обвивавшими шею. Змеи злобно шипели и высовывали раздвоенные языки, и их было столько – на теле старухи и вокруг нее, – что никто из воинов Беовульфа не рискнул приблизиться к ней.

В атаку на нее бросился сам Беовульф, и она издала страшный крик, когда одним резким движением он вонзил кинжал глубоко ей в грудь. Не обращая внимания на змей, Беовульф продолжал наносить ей удары кинжалом. Я был просто поражен тем, что она все еще стояла на ногах, несмотря на то что кровь из ран, нанесенных Беовульфом, била фонтанами в разные стороны. Все это время она продолжала ужасно кричать. От этих звуков у меня кровь стыла в жилах.

Наконец она упала и испустила дух, а Беовульф обернулся к своим воинам. Теперь мы увидели, что эта женщина, мать пожирателей мертвых, успела ранить его. Большой серебряный шип, похожий на шпильку для волос, торчал из живота нашего предводителя и вздрагивал с каждым ударом его сердца. Беовульф выдернул его, и из раны полилась кровь. У меня не было сомнений, что этот шип отравлен и рана смертельна. Тем не менее Беовульф продолжал крепко стоять на ногах и командовать нами.

Повинуясь его указаниям, мы стали пробиваться к выходу из пещеры – я имею в виду второй выход, расположенный на поверхности земли. Этот выход охранялся вендолами, но на наше счастье большая часть стражников, услышав предсмертные крики своей матери, разбежалась, и мы выбрались наружу, почти не встретив сопротивления. Здесь Беовульф быстро вывел нас из пещер и провел к нашим лошадям. Лишь здесь он рухнул на землю, как подкошенный.

Эхтгов, на лице которого я впервые увидел выражение печали, столь несвойственное норманнам, приказал сделать специальные носилки[44], которые мы прикрепили к спине лошади и таким образом доставили раненого Беовульфа через поля во владения короля Ротгара. По дороге Беовульф демонстрировал бодрость духа и был даже весел; далеко не все из того, что им было сказано, я смог разобрать, но одна из его шуток оказалась мне понятна без перевода. Вот что он сказал:

– Ротгар не обрадуется, увидев нас, потому что ему придется снова устраивать пир, а он и так уже почти разорен, и кормить гостей ему особо нечем.

Воины громко рассмеялись при этих словах Беовульфа, и я мог видеть, что их смех был искренним.

И вот мы прибыли в королевство Ротгара, где нас встретили радостно, с приветственными криками и весельем. Никакого уныния по поводу того, что Беовульф тяжело ранен, я не заметил, хотя его лицо побледнело, тело дрожало, как в лихорадке, а в глазах огонь жизни сменился мутным предсмертным блеском. Все эти признаки смертельного ранения я за последнее время научился распознавать безошибочно, а норманны знали их еще лучше, чем я.

Беовульфу принесли чашку лукового отвара, но он отодвинул ее и заявил:

– Я знаю, что у меня луковая болезнь; это и так ясно. Не нужно обо мне беспокоиться.

Затем он потребовал, чтобы все приглашенные явились на обещанное пиршество, и настоял на том, чтобы самому присутствовать при общем веселье. Его посадили рядом с королем Ротгаром так, чтобы спиной он опирался на подлокотник королевского трона. Беовульф выпил меда, и ему даже стало легче. Я оказался рядом с ним, как раз когда он обратился к королю Ротгару посреди всеобщего веселья.

– У меня нет рабов, – сказал Беовульф.

– Все мои рабы – твои рабы, – объявил в ответ король Ротгар.

Тогда Беовульф сказал:

– У меня нет лошадей.

– Все мои лошади – твои лошади, – ответил ему король Ротгар и добавил: – Не беспокойся об этом.

И Беовульф, сидевший за праздничным столом со свежеперевязанной раной, явно был счастлив. Он улыбался, его щеки и лоб порозовели, и у меня возникло ощущение, что с каждым кубком меда, с каждой минутой праздничного вечера он становился здоровее и сильнее. Я бы не поверил в то, что такое возможно, но своими глазами видел, как он овладел одной из девушек-рабынь, а потом шутливо сказал мне, подмигнув:

– Мертвый человек уже никому ни на что не сгодится.

Вскоре Беовульф уснул, и лицо его снова стало бедным, а дыхание едва угадывалось; я боялся, что он больше не проснется. Наверное, сам Беовульф тоже так считал, потому что, засыпая, он взял в руки меч и крепко сжал его рукоятку.

Итак, я уснул. Разбудил меня Хергер. Вот что он мне сказал:

– Пойдем. Быстро.

Я услышал какой-то приглушенный гул, будто отдаленный раскат грома. Глянув в затянутое пузырем окно[45], я понял, что еще не рассвело. Схватив меч, я вскочил и направился к дверям; должен признаться, что накануне я уснул прямо в одежде и в доспехах – я настолько устал, что даже не удосужился раздеться перед сном. Оказавшись на улице, я понял, что до рассвета осталось не так много времени. В воздухе повисла дымка тумана, сквозь которую до моего слуха все более отчетливо доносился топот копыт.

Хергер сказал мне:

– Это идут вендолы. Они знают, что Беовульф был смертельно ранен, и хотят отомстить нам за убийство их матери.

Все воины Беовульфа, включая меня, заняли предназначенные им места по периметру того, что осталось от прежних укреплений, воздвигнутых для защиты от пожирателей мертвых. Конечно, эти укрепления были ненадежны, но лучшей позиции у нас все равно не было. Мы всматривались в предрассветную мглу, стараясь разглядеть несущихся на нас на полном скаку всадников. Я привычно ожидал, что меня охватит чувство страха, но, к собственному удивлению, сохранил полное присутствие духа. Я уже видел вендолов и даже достаточно подробно рассмотрел их, как живых, так и мертвых: я знал, что они не демоны, а живые существа, если не люди, то создания, не больше отличающиеся от людей, чем обезьяны. В любом случае я знал, что они смертны, как и любое живое существо, а значит, их можно было убить в бою.