Наш корабль завис над местом посадки и начал медленно опускаться. К тому моменту нас уже встречала делегация, и что самое удивительное — часть из них была без своих противогазов, знаменитых и наводящих ужас на врагов. Другие же были в полной экипировке: противогаз, каска, кираса, сапоги и их знаменитые лазерные винтовки, которые отличались пробивной силой. Их ещё называли бойками.

— Все готовы? — спросил я, зная, какой ответ получу.

— Да.

— Готов.

— Тогда идём. Встретимся с нашими братьями по оружию.

Я открыл на этот раз не кормовой люк, а боковой, чтобы они видели, как мы выходим. Они и так были настороже, и не стоило лишний раз вызывать у них подозрений.

Первым вышел я. Огляделся по сторонам, но увидел лишь выстроившиеся корабли и корпус их базы, что возвышался впереди, обычный бетонный трёхуровневый бункер. Даже здесь они были готовы в любой момент начать сражаться.

Следом вышли Грог и Зигфрид.

Мы направились к ним. Остановились в паре метров, возвышаясь над людьми империи.

— Я, лейтенант Элиадирас Каллепер космических десантных войск Империи из ордена «Чёрные соколы», командир диверсионно-разведывательной группы «Чёрный кулак», приветствую вас.

Они сделали воинское приветствие по стойке смирно, даже солдаты с бойками. Тот, что был без противогаза, выступил вперёд с гордо поднятой головой. Гладкое лицо, возраст уже брал своё, морщины проступили на его лице, но я не видел даже намёка на суровое прошлое. Видимо, переход в этот мир отразился и на них.

— Я, капитан два-шесть-два-семь третьей роты второго полка четырнадцатого корпуса Отрядов Смертников, приветствую вас, — после чего взглянул мне прямо в глаза, и я увидел в его взгляде лишь уверенность человека, которого не сломит даже надвигающаяся смерть. — Мне приказано провести вас к командиру четырнадцатого корпуса Ёргану.

— Веди нас.

Они развернулись, не боясь показать нам свои спины, и замаршировали вперёд. Нам оставалось лишь следовать за ними. Они вели нас к неприступному бункеру, давая возможность увидеть, как у них всё устроено, и увидел я военный подготовительный лагерь.

Повсюду были люди, кто-то без противогаза, кто-то в нём, тренируясь со своими братьями по оружию. Но каждый из них, кто бы чем ни был занят, замирали на месте, увидев нас, после чего преклоняли колено. Это было лишним, но для них, для этих солдат, что были рождены лишь для того, чтобы сражаться за империю, рождены для того, чтобы погибнуть за неё, мы были, возможно, тем самым лучом света, что позволит им выполнить свой долг и вернуться к своим предкам, чтобы предстать перед императором.

Я не крутил головой, но ведущий нас офицер будто почувствовал мой взгляд на солдатах.

— Мы готовы всегда, — отчеканил он со струящимся из голоса воодушевлением. — Все наши боевые группы сейчас находятся на базе и готовы выступить через десять минут, едва Император отдаст приказ уничтожить врага. Мы всегда знали, что нам уготована судьба стать его мечом.

— И этот момент настал, капитан два-шесть-два-семь.

— Я рад это слышать! — гаркнул он так, будто был готов в припрыжку отправиться за снаряжением, чтобы броситься в бой.

И ведь многие из них, а, возможно, и все сегодня не увидят завтрашнего дня. По ним не будут пускать слёзы матери и жёны.

Они не понаслышке знают, что война — это не рассказ о бравых сражениях и великих победах. Это история о том, как людей ломает, как они кричат, срутся и ссутся под себя, пытаясь перевязать оторванную конечность, хотят обратно к маме и становятся верующими. Они заглядывали в лицо этому ужасу и без сомнений вновь выйдут к нему, чтобы встретить свою смерть.

Война калечит тебя хуже, чем пуля, и эти люди с радостью отправятся на эту участь, потому что для них умереть за императора — это высшее благо, искупление прошлых грехов. Они рождены, чтобы сражаться, они живут, чтобы сражаться, и они умрут, сражаясь — это суть отрядов смертников, это их жизнь.

И, возможно, то, что произойдёт, станет для них избавлением, спасением, так как для таких людей нет ничего хуже, чем отсутствие этой самой войны.

Они будто отражение самой сути империи…

Мы подошли к бункеру, около которого стоял караул, который с готовностью встретил нас. Даже эти солдаты лучились надеждой и энергией, надеясь, что я пришёл позвать их на войну за империю.

Что ж, у меня для них хорошие новости.

Внутри было тускло. Сплошные бетонные коридоры и бронированные двери. Нас провели на второй этаж, где остановились напротив металлической двери, которая открывалась вентилем.

— Командир четырнадцатого корпуса Отрядов Смертников Ёрган ждёт вас! — отчеканил капитан.

И мы вошли внутрь.

Кабинет был воплощением войны. Ничего лишнего, лишь карты на одной стене и какой-то старый деревянный стол посередине с разложенными на нём документами. Командир корпуса встретил нас в центре этой комнаты, поприветствовав. Мы ответили тем же, вытянувшись и приложив правую руку ко лбу.

— Я рад приветствовать вас у нас, — произнёс он твёрдо. — Мы знали, что однажды Император призовёт нас к оружию, и были готовы к этому.

— И этот момент настал, — ответил я. — Империи требуется защита, и теперь от вас зависит, выстоит ли она или нет.

Он кивнул.

— Я посмею попросить показать ваши лица, воины Императора.

— Конечно.

Мы сняли шлема.

Ёрган, как звали его, внимательно пробежался по ним взглядом, и он не выглядел удивлённым тому, что мы были слишком… молоды для космодесантников.

— Я вижу, это место изменило и вас, — произнёс он. — Это проклятое место, ставшее нашей тюрьмой.

— Сколько вас? — спросил Зигфрид.

— Мы смогли найти три тысячи сто семь наших верных солдат, — ответил он. — Когда мы здесь оказались, многим было по десять лет. Потребовалось время и силы, чтобы найти каждого и вернуть то, что было нам даровано.

— Линкор, — понял я.

— Именно. Сейчас здесь все, кого удалось обнаружить. Другие или погибли, или были не найдены.

— Погибли где? — спросил Зигфрид.

— В нашем постыдном деле, — ответил он, отвернувшись. — Для вас не должно быть секретом, что здесь мы стали наёмниками. Чтобы вернуть то, что было у нас, чтобы построить это место и прокормить себя до того момента, когда потребуется наше участие, нам пришлось заниматься наёмничеством. Грязным неугодным Императору делом, но лишь для того, чтобы продолжать ему верно служить и ждать его зова на наш бой.

— У вас не было иного выхода, — ответил я.

— Да. Это было то бремя, которое мы должны были нести на себе, чтобы однажды предстать перед троном Императора и с честью сказать, что мы выполняли свой долг до самого конца. И всё, что мы получали, отправлялось исключительно на поддержание нашей боеготовности.

Он вздохнул, прошёл к картам, после чего внимательно осмотрел их.

— Откуда вы, воины Императора.

— Государство Тринианское, — ответил я. — Мы были переназначены в разведывательно-диверсионную группу и потерпели крушение после варп-прыжка во время сражения в секторе Орсан.

— Я знаю этот сектор, — ответил Ёрган. — Значит, вы пришли призвать нас на войну?

— Верно.

— Я не смею сомневаться в вас, однако долг требует меня спросить: у вас есть приказ?

— Нет, — ответил я, не моргнув глазом.

И здесь он нахмурился. В его глазах проскользнуло подозрение, которое было видно невооружённым взглядом. И будь я на его месте, тоже бы что-нибудь заподозрил.

— Но вы сказали, что Император воззвал нас к оружию.

— Верно.

— Но у вас нет соответствующего приказа.

— Нет.

Он нахмурился ещё сильнее. Он перестаёт нам доверять. Начинает подозревать нас. Но я знал, что диалог придёт к этому, такой поворот был ожидаем, и я знал, что ему ответить на это.

— Вы знаете, что это за мир, Ёрган? Интересовались?

— Да, пространство, у которого нет ни края, ни конца.

— Отсюда невозможно связаться с внешним миром и что самое главное, с империей, что для вас не секрет. На таких линкорах, что у вас, всегда есть мощные центры связи.