Четыре дня в море оказались богаты на неожиданности. Костя окончательно предал сухопутное братство, ловко въехал в электронику, и уже что-то соображал с парусами, под надзором Виктора. Ринат нормально во всем разбирался, но не лез в морские волки. Я заценил всю сложность управления яхтой. Всего два паруса - а проблем от них выше крыши кокпита. Я молчу про третий. Генакер - это, пинок в корму, и какое-то детское чувство восхищения и гордости за моряков - догадались же, хитрецы! Парус, который вовсе не крепится к мачте, а как воздушный змей летит по ветру и дает дополнительную тягу.
'Глория' на всех парусах ворвалась в нашу жизнь, яхта становилась частью нас самих. Дом под парусами, из которого не убежишь пехом по воде, это нечто особенное, это или принимаешь, или гаснешь в меланхолии. Мы дружно балдели.
Нам достался 'фэмлиборд' - семейная яхта с двумя двуспальными кроватями, по отдельной каюте для каждого из супругов.
Мы дружно, и на полном серьезе, вознесли благодарственную молитву 'святому Патрику', который убрал с яхты переднюю каюту в носу яхты и устроил там дополнительное помещение для хранения всяких полезностей. Витя сказал, что это довольно распространенная практика, хотя бы потому, что каюта в носу яхты самая паршивая - там самая сильная качка и болтанка, и нормально отдохнуть там очень тяжело, надо уработаться как поросенок, но тогда и гальюне можно уснуть.
Когда я читал про всяких моряков, я понял, что у них на кораблях и судах особое отношение к чистоте и порядку. Ринат, наверное, был счастлив, чистоту мы поддерживали как в операционной. Никто из нас не был свинушкой. Витя всегда был аккуратист. Костя тот еще чистюля.
Ринат это отдельная тема, он даже ногти пилочкой подравнивал, приучал себя к будущему хирурга. Ринат - это мой ангел-хранитель, наверное, потому что я никогда не относился к нему серьезно - всегда воспринимал его как 'пассажира-попутчика на одни сутки', которому можно поплакаться чутка в жилетку на свои неудачи и прочие происки врагов, выслушать традиционное 'сам дурак', и расстаться довольным беседой. Вот так, Ринату я болтал о своих проблемах, хоть он раз и навсегда мне честно признался - он не спец в психе, ему мои слова, с точки зрения диагноза ничего не говорят, и на психотерапию, и на психиатрию он не посягает. А мне и ладно, рассказал хоть кому-то о неприятном и полегчало: сделал гадость, на сердце радость, всегда готов поделиться неприятностями. С другой стороны - у нас установились отношения серьезного доверия и уважения к способностям друг друга. С Ринатом ясно - не увжать медика может только молодой сопляк, у которого здоровья из всех ушей хлещет вместе с адреналином. Первый удар беды по семье и каждый навсегда приобретает странное отношение к медикам: хитрую смесь благодарности и недовольства, всегда хочется вот найти какой-нибудь изъян в проделанной медиком работе. Золотые сердца у медиков - у Рината точно. Как он согласился нам помочь с барабанами? Непонятно. Но пришел однажды, когда не было барабанщика, попросил палочки и начал что-то изображать. Что характерно он палочки взял в манере Чарли Уоттса. И работать начал в той же манере - скупо, без всяких соло-шмоло, в нашу джаз-банду влился легко, сразу после того, как за пару вечеров научился партии барабанщика в теме Брубека 'Держи пять', понимающему достаточно.
Костя поддерживал реноме молодого морсвина и юного морского волчонка - чистоту уважал. Тоже интересный паренек. Из семьи офицера, как он увернулся от пути военного - неизвестно, но был аккуратистом и прирожденным человеком стиля - не шиковал, не бедствовал, но всегда выглядел изящно, блин, классный черт! Реально с аристократичными кровинками в венах, паренек.
Меня подшпынивали постоянно, я неряшка и лопух - скрываю за необходимостью творческого беспорядка свою безалаберность и снисхождение к бардаку. Но на яхте мне стало комфортно, просто все резко переменилось и как бы с начала началось. Я стал коком, на кухоньке - тоже мне, нашли 'камбуз' - я медитировал, занимаясь нехитрой готовкой. Мы в быстром темпе разгрузили холодильник, в первую очередь сожрав все припасы из скоропортящихся. Фрукты и овощи Ринат забрал на переработку в пользу семенного банка имени Мичурина. За четыре дня был один дождик днем и три ночных. Просушка семечек шла под нашим бдительным приглядом: помидорки и огурцы мы все уважали, а картофан это принц стола. Четыре пакета с картошкой Ринат перебрал тщательно, обработал каждую картофелину и заверил нас: не пропадем, картошка отличная, пусть индейцы утрутся своим бататом.
По части Паганельства он давно сошелся с Костиком - два садовода-мичуринца, он даже на дачу к нему ездил, и с картошкой помочь, и ягоды пособирать, и другие помидорки. Теперь мы все напрягали память и уточняли, что можно полезное из гербария привезти в Европу. Этого полезного, неожиданно оказалось просто лайнер - не вынесет двоих наша малышка, даже Боливар избег этой участи - куда только рассовывать станем рассады и запасы? Вот тогда мы и заценили мудрость 'святого Патрика', подогнавшего нам дополнительное складское помещение. И, кстати, присели с Костей в апостольской - так мы назвали наш уголок на время бесед на религиозные темы, два кресла, разделенных столиком - и однозначно решили: тот самый Патрик, который по Ирландии проповедовал - святой непременно, извечно и без базара - честный монах. Но Патрика Коллинза решили форева именовать Патриком Коллинзом младшим, и возвести в ранг младшего святого, отдавая дань уважения старшему - монаху.
Все вопросы 'робинзонского типа' мы ежедневно решали в отдельное время. У нас была семинарская система. Были несколько важных тем и по каждой мы устраивали разборки и совещания.
Витя со мной мучился, морщился, крепился и 'жевал кактус'. К двадцати годам я приобрел стойкую неприязнь к управлению транспортными средствами. Да! Я не стыдился признаться в том, что ни разу не сидел за рулем автомобиля, про байки вообще молчу. На велике рассекал - было дело. Но на велике я отвечал только за свою тыковку на плечах. Такой вот дурачок. Ребята понимали. Но на яхте меня взял в оборот злобный Кольт. Аварийная ситуация это вам не шутки, Зубриков - извольте принять на себя ответственность. Я изволил и кое-как, потихоньку начал осваивать и работу с мотором, и кнопари парусного управления. Витя молодец - сначала меня на словах дрючил с большим парусом, гротом, поясняя, почему он сейчас больше, а при перемене ветра станет меньше. Потихоньку вбивал в меня словарик на уровне: носовая часть палубы называется баком, кормовая - ютом, средняя - шканцами ( Просто запомнить, на носу бак. там хранится якорная цепь. Ют начинается с буквы 'ю', значит сзади всего остального на яхте. А шканцы это шканцы - непонятные какие-то шканцы, где устраивают танцы - то есть, посередине яхты водят вокруг мачты хоровод).
По вечерам мы вслух читали и обсуждали книгу дона Берналя Диаса дель Кастильо 'Правдивая история завоевания Новой Испании', в библиотеке Вити было несколько книг по теме Карибского бассейна. По отдельности мы перечитывали каждую, выискивая полезные факты и мелочи.
Было решено, что нечего гнать пургу и торопиться. До мая и на Карибах оказалось масса задач для пронырливых прогрессоров, и в плане прагрессорства есть что 'тихо спрятать и уйти, называется найти'. Костя на полном серьезе поднял однажды интересную тему:
- Понятно, что мы надолго свалим из Америки, но перед тем как уплыть надо жен себе найти, - с хитрым видом заявил он нам на одном ужине.
- Костенька, они шибко страшненькие. Ты же видел. Если мужчины такие страшные, женщины не слишком миловидней.
- Внешность не имеет значения, - серьезно заявил я.
Все рассмеялись. Наверное, вспомнили историю. Как на меня надулись красотки с моего курса после первого года учебы в педе. А история была потешная. Было у нас на факультете три девчонки. Некрасивые. Одна была не слишком умная. А вот обе других - серьезные девушки. Когда мне надоело наблюдать за их тормозами, я устроил им промывку мозга. Сказал, что их внешность в их руках. Пусть не обижаются, но быть несимпатичной это доля лентяек и лентяев. Операция на носу - самая примитивная, простая и недорогая из косметической хирургии. А нос рулит! Взяли попки в ручки и вперед - на заработки, копить на операции. Летом, втихую - под скальпель и все остальные пусть утрутся. И с началом второго курса утерлись - девочки поправили личики и произвели фурор и разлад в дружном женском коллективе, где уже сложились свои группки, зоны влияния и прочая женская хитрая атмосфера. На меня долго дулись. Но простили.
