— Прошу, сударыня, — отработанным жестом приглашал заведующий и, пока пациентка устраивалась, шел к Любе просмотреть историю. Ирина Евгеньевна или Марья Петровна в этот момент молча тыкали пальцем в записях, на что стоит обратить внимание, Сергей кивал и шел смотреть.

— Почему кесарево в первых? — ровным голосом интересовался у очередной пациентки.

— Раскрытия не было, экстренное.

— Ясно. Кто кесарил, не помните? У нас? — поинтересовался Соболев, отходя и стягивая перчатки.

— У вас. Фельдман Федор Леонидович, — пробормотала женщина, тяжко сползая со смотрового кресла.

— Ну, Федя просто так резать не будет, — глубокомысленно изрекла Ирина Евгеньевна.

— Да, Федор не будет, — согласился Соболев, почесал подбородок, на котором выступала уже тёмная щетина, и перевёл задумчивый взгляд на Вознесенскую, — Люб, что со швом?

Любовь быстро пролистнула данные УЗИ и отрапортовала:

— Истончается в динамике, Сергей Иванович.

— И шейка дубовая, — себе под нос произнёс Соболев, хмурясь. Подошёл к Любе, пролистал анализы, данные, — Мда, сорок и одна…Значит что, Любовь Павловна?

Его взгляд на секунду задорно вспыхнул, а губы растянулись в кривой улыбке. Люба просто не могла не улыбнуться в ответ. Сергей, бесспорно, ей нравился и просто как мужчина, но в рабочей обстановке это был какой-то совершенно иной уровень. Под ложечкой жарко и щекотно сосало, кожу жгло от мягкого внутреннего огня. Что может быть привлекательней умного, невольно вызывающего уважение как профессионал, мужчины? Люба вспомнить не могла.

— Значит кесарево, Сергей Иванович, — тихо ответила, смотря в карие глубокие глаза. Сама удивилась, как хрипло и интимно это прозвучало.

Соболев неожиданно подмигнул, тоже уловив, похоже, запретные интонации в Любином голосе, и повернулся к женщинам, сидящим вокруг Вознесенской на стульчиках, придвинутых к письменному столу.

— Ирина Евгеньевна, чья пациентка?

Вместо неё ответила Марья Петровна.

— Моя, СерИваныч.

— Ну, отлично. Кесарите завтра, я в операционную к вам подойду, — Соболев на пятках развернулся к замершей за ним женщине, — Ну, что, голубушка, завтра на операцию.

— Спасибо, — выдохнула будущая роженица и счастливо заулыбалась, — Спасибо, это очень хорошо!

— Что ж хорошего? Я думал, вы расстроитесь, — удивился Сергей, — То ли родить- самой встать и уйти, то ли от полостной операции отходить. Разница есть.

— Да в прошлый раз двадцать часов промучилась. Страшно…И за малышку…

— Ааа. Ну теперь всё по плану, да. Без двадцати часов. Люб, кто следующий?

Люба послушно раскрыла ещё одну историю и пошла звать её хозяйку.

Последняя пациентка покинула смотровую спустя примерно полчаса. Соболев, кинув быстрый взгляд на настенные часы, небрежно подхватил один из стульев, стоящих вдоль ширмы, придвинул его вплотную к Любе и, оседлав его задом наперед, почесал затылок.

— Так, ну что там у нас в итоге? Сортируйте, Люб. Только быстрее, мне ещё к главврачу и на кафедру.

— Сейчас, — пробормотала Вознесенская, косясь на Сергея, положившего локти на спинку стула и наблюдающего за её действиями.

Заведующий умудрился сесть так близко, что его тёплое дыхание щекотало правое ухо и мешало сосредоточиться. Пальцы не слушались, отказываясь ловко перебирать и складывать бумажки. Люба сделала глубокий выдох, пытаясь скинуть потрескивающее напряжение. Это всё этот дурацкий тиндер виноват…и поцелуй. Она вроде бы об этом и не думала, а кончик языка всё равно покалывало от фантомного привкуса коньяка и чужой слюны во рту. И повторить хотелось…наверно…Метнула быстрый взгляд на Соболева из-под опущенных ресниц и ещё больше растерялась, наткнувшись на внимательный его. Тут же отвернулась. Сергей откашлялся.

— Люб, я сейчас уеду уже, — как- то хрипло и совсем не по-начальственному произнес Соболев, — Я вас Виоле Петровне передам. С ней в родзал пойдёте. Хорошо?

Люба не успела ответить, так как в разговор вклинилась подошедшая к столу Ирина Евгеньевна.

— А на кафедре что забыли, дорогой мой СерИваныч? Я вот завтра в отпуск, а тут день Медика на носу! Думала, посидим, чаи погоняем со спиртиком после рабочего дня по-приятельски, — её пухлая ладонь опустилась Соболеву на плечо и прилично так потрепала.

Сергей только хмыкнул.

— Не могу я, Ирина Евгеньевна, лекции у меня. Кто-то же должен из неандертальцев хомосапиенсов лепить.

— Всё вам некогда, СерИваныч, голубчик. Всё работаете, — заведующая вторым дородовым грузно опустилась на соседний стул рядом и, подперев кулаком подбородок, устремила на Соболева материнский осуждающий взгляд, — Дома — то бываете? Котяра ваш противный сдох уже поди…

— Да что этой роже будет, — проворчал Сергей себе под нос, а потом коротко рассмеялся, — Представляете, Ирина Евгеньевна, он позавчера на соседский балкон перепрыгнул и зашугал там даму с мелкой тявкалкой. Два часа их в заложниках на диване держал. Не давал слезть!

— Да ну! — охнули Марья Петровна и Ирина Евгеньевна разом, и даже Люба встрепенулась и голову от историй подняла.

— Да-а-а, — протянул заведующий, качая головой, — И как, думаете, я обнаружил? Прихожу, значит, домой, а Шарикова нет. Я его искать. Смотрю, дверь на балкон открыта — он сам её лапой, я всё забываю другой замок поставить. Ну вот… Выхожу на балкон- нет. Внизу трупа вроде тоже. Зову. И слышу слева его мяуканье как из преисподней и крики соседки из распахнутого окна. Ну, Шарикова я, конечно, отозвал. Вернулся, чертяка, довольный и сытый. Корма той собачонки нажрался на сутки вперёд. А соседка потом пришла плакаться, что два часа в обнимку со своим горе-той-терьером из-за кота моего на диване просидела. Не давал шагу ступить — шипел и грозил царапаться.

Врачихи в голос захохотали. А Люба с интересом взглянула на Сергея.

— У вас кот- Шариков, Сергей Иванович?

— Да, Люб, Шариков и есть, — Соболев повернулся к ней, хитро улыбаясь.

— Почему Шариков? Странное для кота прозвище…И… — на щеках вспыхнул предательский румянец, но Люба не могла не продолжить, — И как вы гостей звать не боитесь с таким экземпляром?

В глазах Соболева в ответ что-то вспыхнуло, давая понять, что он прекрасно помнит, кто ещё вчера был его гостем, и Люба зарделась сильнее. Сердце гулко застучало, и едва заметная улыбка растянула губы. Боже, она что, кокетничает? Похоже, что да…

— Со мной моим гостям ничего не угрожает, — как-то медленно и низко произнес заведующий, смотря на её улыбающиеся губы. А потом резко поднял взгляд, и интимность в его голосе исчезла.

— А Шариков, потому что подобрал на улице молодого черного кота. Думал, сделаю из него добропорядочного члена общества. А он Клим Чугункин по сути своей отборный оказался, вот и вышел… — Сергей хмыкнул, — … Шариков. Хотя вначале Шуриком был.

— Наговариваете вы на замечательное животное, Сергей Иванович, — покачала головой Ирина Евгеньевна, — Хотя лучше бы бабу дома завели, а не кота, конечно.

— Кому лучше? — беспечно отмахнулся Сергей, отводя глаза от Любы и забирая со стола отсортированные истории тех, кому на стимуляцию и на кесарево, — Мне не лучше. На кота корма меньше уходит, а отдачи больше получаешь, чем от домашней бабы через пару совместных лет. Проверено. И "где был" только себе под нос рассказываешь при желании…

И встал.

— Так, дамы, я пошел. Счастливо оставаться, — карие глаза скользнули по Марье Петровне, Ирине Евгеньевне и остановились на Любе, цепкие и внимательные.

— Люб, вы на операциях ассистировали уже, нет? — поинтересовался Соболев.

— Так, только… Подать там, — рассеянно пожала плечами Любовь Павловна, сама обдумывая про себя позицию заведующего по поводу "домашних баб".

Мда…Бабочки упорхнули из живота, оставив лишь призрачное едва тлеющее трепыхание. Нет, ей к нему домой на полных правах пробираться так сразу и не хотелось. Но всё же. Всё же…