Визит в столицу должен обеспечить и соответствующее окружение, и обстоятельства, чтобы заставить ее думать не только о чувственных ласках: он намеревался показать ей, какова будет жизнь у его жены. Но до сих пор не учитывал, что она, так долго жившая в уединении, внезапно попадет в дом, где женщина никогда не бывает одна, а становится частью большой семьи, члены которой часто виделись, делились новостями и искренне симпатизировали друг другу. Во всем.

Свидетельством этого были две пары старых, но все еще красивых глаз, внимательно наблюдавших, как Джерард ведет Жаклин к дивану, на котором восседали вдовствующая герцогиня Сент-Ивз и леди Горация Кинстер, приехавшие познакомиться с дочерью лорда Трегоннинга.

– Я просто очарована вами, дорогая, – объявила Хелена, весело улыбаясь. – Джерард, какое счастье, что лорд Трегоннинг выбрал именно тебя, чтобы написать портрет его дочери!

Джерард что-то неразборчиво пробормотал в ответ: он считал крайне опасным и глупым давать вдовствующей герцогине больше сведений, чем это было необходимо. К сожалению, очень немногое ускользало от светло-зеленых глаз вдовы, не говоря уже о чрезвычайно остром уме, помогавшем ей догадываться даже о том, чего она не успела узнать.

Леди Горация Кинстер, мать Вейна, невестка и наиболее близкая подруга вдовствующей герцогини, хотя была и не столь пугающей, тем не менее, считалась почти такой же опасной.

– Помню, дорогая, как много лет назад увидела вашу матушку на балу. Она была необыкновенно красива, и вы удивительно на нее похожи.

– Правда? – Жаклин с загоревшимися глазами опустилась в кресло. – Если не считать леди Фритем, нашей соседки и маминой старинной подруги, мне никто не рассказывал о жизни мамы до того, как она вышла замуж за папу.

– О, помню! – воскликнула вдова. – Этот брак произвел настоящий фурор! Чтобы она, истинный алмаз, предпочла покинуть общество и удалиться в глушь Корнуолла! Горация, а ты припоминаешь?

И тут дамы принялись рассказывать истории о матери Жаклин, относившиеся к тому короткому периоду, когда она украшала своим присутствием бальные залы столицы.

Жаклин засыпала их вопросами, жадно впитывая каждое слово.

Джерард только молча удивлялся тому, как легко Жаклин нашла общий язык с дамами. Однако его нисколько не поражало такое внезапное дружелюбие по отношению к провинциалке.

С того момента, когда Барнаби предложил посетить Лондон, Джерард знал, что не сумеет выдать свой интерес к Жаклин за чисто профессиональный. С такой семейкой, как у него, даже пытаться не стоило. Они увидят его насквозь, посмеются, погладят по щеке и примутся немилосердно издеваться.

Достаточно паршиво уже то, что Горация отвлеклась от разговора, чтобы улыбнуться ему и сказать:

– Дорогой мальчик, как волнительно! Вся эта история ужасно романтична. Разумеется, никто из нас и слова не проронит, пока дело не будет сделано и все уладится, но ты, без всякого сомнения, оживил то, что обещало быть смертельно скучным летом.

Ее глаза лукаво поблескивали; он молча наклонил голову. Она вполне могла иметь в виду портрет и его старания спасти Жаклин ... или будущую свадьбу. Трудно сказать точнее.

К его облегчению, в гостиной появились Пейшенс, Минни и Тиммс, что избавило Джерарда от необходимости отвечать. Все ворвались в гостиную, спеша рассказать гостьям о визите к необычной модистке и сгорая от нетерпения расспросить Жаклин о происходившем в мастерской.

Дамы щебетали все громче, заглушая все остальные звуки. Минни приказала принести чай; Джерард воспользовался возможностью сбежать в студию. Но Пейшенс повелительно подняла руку, остановив его.

– Ужин сегодня, – сообщила она, – в кругу семьи. – Заметив выражение его глаз, она понимающе улыбнулась, но не подумала отступить. – В городе царит такая скука, что все только рады возможности не ужинать за собственным столом.

Под «семьей» она подразумевала всех членов клана Кинстеров, оставшихся в городе: во время сезона они по большей части жили в Лондоне, но летом приезжали и уезжали так часто, как требовали дела.

Он мог отказаться, сославшись на работу над портретом. Но ... взглянул сначала на Жаклин, потом на Пейшенс и кивнул:

– В обычное время?

Пейшенс улыбнулась – старшая сестрица-всезнайка.

– В семь, но ты можешь приехать пораньше и навестить детскую: в последнее время я часто слышу жалобы по поводу твоего отсутствия.

– Постараюсь! – ухмыльнулся Джерард и, кивнув всем сразу, поспешно удалился. В этом окружении Жаклин не грозит никакая опасность. В защите она не нуждается.

Ему же, наоборот, просто необходимо сохранить рассудок.

Взбежав по ступеням, он нашел убежище в студии.

Позже, этой же ночью, Жаклин стояла в студии Джерарда и наблюдала, как он трудится над портретом. Все остальные давно уже спали.

Когда они вернулись с ужина, он рассказал ей о распорядке работы, объяснив, что будет писать ночами, поскольку изображал сцену при лунном свете, утром постарается выспаться, а днем – проверять написанное накануне и готовиться к вечеру, когда снова приступит к портрету.

Все понимали необходимость скорейшего завершения портрета. По дороге в Лондон они решили, что, хотя обществу ни к чему знать правду, родным Джерарда нужно объяснить цели и важность его работы. Как заверил Джерард, на их осмотрительность можно положиться, и, кроме того, их поддержка послужит порукой тому, что ни тени скандала не коснется девушки из-за ее посещения студии в любые часы дня и ночи.

Жаклин была в восторге от его семьи. Приятно было сознавать, что эти замечательные люди всегда готовы прийти на помощь и сделать все, чтобы и для Джерарда, и для нее эта история закончилась благополучно.

Он поставил ее рядом с гипсовой колонной. Велел поднять правую руку и положить ладонь на колонну: на портрете эта колонна окажется боковой частью арки, иначе говоря, нижнего входа в сад Ночи, а в руке девушка будет держать ветку ползучего растения.

Он показал ей, что уже успел сделать, и Жаклин увидела тот эффект, который стремился создать художник. Сильный. Мощный. Убедительный. Тот, что необходим ей.

Она стояла неподвижно, глядя, как велел Джерард, влево от мольберта. Ничто не мешало ей перебирать в памяти события минувшего дня.

Визит в салон Джудит Перфетт оказался удивительно интересным. Они вернутся к ней завтра, и будут приходить еще три дня подряд, но только вдвоем: Миллисент, Минни, Тиммс и Пейшенс потеряли всякий интерес к модистке и ее салону, хотя им не терпелось увидеть законченный портрет.

Правда, Джерард еще не выписывал ее тело детально – только силуэт. Сегодня он пообещал, что сеанс будет коротким: предвестие часов, которые ей придется выстаивать неподвижно. Поэтому девушка немного расслабилась и даже слегка улыбнулась, вспоминая конец дня.

Во время поездки она гадала, как встретят ее родные Джерарда, особенно дамы. В конце концов, они принадлежат к высшему обществу и могут быть очень надменны. Правда, и ее не так легко запугать, но все же нескрываемо теплый прием и легкость, с которой ее приняли в лоно семьи, не только поразили ее, но и невероятно воодушевили. Все вели себя так, словно она была одной из них, дорогой и любимой родственницей.

Миллисент тоже казалась счастливой и окрыленной. Она уже успела подружиться с Минни и Тиммс: оказалось, что все трое – одного поля ягоды, предпочитавшие живо интересоваться жизнью окружающих.

К тому времени как она поднялась к себе, чтобы переодеться к ужину, в душе не осталось и следа неловкости. Она с искренним восторгом ждала семейного ужина.

К ее удивлению, Джерард пришел, когда она еще только одевалась. Высидев положенное время в гостиной, он вскочил, едва Жаклин вошла в комнату, и потащил ее в свой экипаж. Миллисент предстояло приехать позже, с Минни и Тиммс. Они отправились в дом Пейшенс на Керзон-стрит и проследовали прямо в детскую.

Жаклин сама не заметила, как улыбнулась еще шире. До сих пор она не представляла Джерарда в детском обществе, но трио, которое с воплями ринулось к ним, было совершенно уверено в теплом приеме. Что же, так оно и оказалось. Он провел с ними целых полчаса. Ответив на разноголосый хор приветствий, он познакомил Жаклин с племянниками; дети улыбнулись и приняли ее так же доверчиво, как родители, и все потому, что она была с Джерардом и, следовательно, безоговорочно становилась законным членом их кружка.