— Ты идиот, лейтенант. Подумай о людях у себя на борту. У всех семьи, все хотят вернуться домой. Ты отнимаешь у них эту возможность. Навсегда. Последний раз предлагаю, освободи капитана, старпома, и сдавайся.

— Нет, полковник. Простите, но нет.

Смысла в продолжении разговора не было. Воронцов щелкнул тумблерами в подлокотнике, включая трансляцию на все капитанские мостики.

— Внимание! Говорит командир отдельного Липецкого авиаполка, капитан авианесущего дирижабля «Александр Суворов» полковник Воронцов. На судне «Климент Ворошилов» поднят бунт. Бунтовщики отказываются сдаваться. Всем судам, приказываю уничтожить дирижабль «Климент Ворошилов».

— «Михаил Тухачевский» принял.

— «Василий Блюхер» принял.

— «Константин Рокоссовский» принял.

Не успели еще отрапортовать все десять, как в перекличку воткнулся незнакомый голос:

— Товарищ полковник, командир самолетного звена майор Арутюнян, разрешите доложить?

— Докладывайте!

— Возвращаясь из разведывательного полета звено приняло приказ. Имеющимся вооружением уничтожили верхние ракетные расчеты «Ворошилова».

— Хорошо, майор, быстро среагировали. Вы где сейчас находитесь?

— Возвращаемся на «Суворов», горючка на исходе.

— Понятно. Дозаправитесь, и снова в воздух. Цель «Ворошилов», на месте действуйте по обстоятельствам.

— Принял.

У дирижаблей было множество преимуществ и один фатальный недостаток — размер. Они были легкой целью для ПВО. Поэтому, помимо бомбового запаса, дирижабли несли на себе ракетное вооружение, способное дотянуться до расчетов противника на земле, будучи еще вне зоны досягаемости зенитных орудий. Еще в вооружение входили антиракеты, перехватывавшие, или уводившие в сторону ракеты противника.

Дирижабль без ракет был беззащитен. Уничтожение верхних ракетных расчетов «Ворошилова» звеном Арутюняна, лишило бунтовщиков и без того немногочисленных шансов на выживание.

Воронцов снова вызвал мостик «Ворошилова»:

— Лейтенант Кошкин, ваши ракетные расчеты уничтожены. В последний раз предлагаю вам сдаться.

— Нет, полковник. Невозмо…

Несколько выстрелов прервали речь Кошкина. Сквозь треск радиопомех с мостика «Ворошилова» доносились нечленораздельные крики, грохот, снова выстрелы.

Воронцов снова переключился на общий канал.

— Прекратить атаку!

Носовая камера давно уже транслировала изображение «Ворошилова» на один из экранов. Дирижабль начало разворачивать, одновременно уводя носом вниз.

Полковник переключился на мостик «Ворошилова».

— «Ворошилов», это «Суворов», прием! «Ворошилов» ответьте!

— «Суворов», это «Ворошилов», слышу вас, — голос в наушнике звучал глухо, а дыхание говорившего, наоборот, громко и тяжело.

— «Ворошилов», что там у вас происходит?

— У нас там была перестрелка… Кто-то освободил капитана и старпома. Они напали на мостик, теперь тут все мертвы. Все мертвы! Все!!! — голос сорвался в истерику, потом закашлялся.

На экране перед Воронцовым нос дирижабля все сильнее и сильнее уходил вниз. Судном никто не управлял.

— «Ворошилов», выравнивайся быстро!

— Я не умею!

— Сынок, ты кто?

— Младший сержант Петров, аналитик-прогнозист.

О, господи! Что хоть этот пацан у них на мостике делал?

— Слушай Петров, быстро вызывай третьего помощника, или кто там сейчас за старшего, пускай выравнивают судно. Быстро!

— Сейчас!

Несколько томительных секунд. Нос «Ворошилова» уходит все ниже.

— Они не отвечают!!!

— Хорошо. Сержант, тогда делай, как я скажу. Видишь на пульте четыре рычага в ряд? Сейчас подходишь к ним…

— Не могу.

— Что значит не могу?

— Я ног не чувствую… Меня сбило чем-то, когда тут началось…

— Тогда ползи, сержант, быстрее!!!

Но было уже поздно, нос «Ворошилова» на экране накренился больше, чем на 45 градусов, и дирижабль, ускоряясь, пошел вниз, прямиком на восточную сторону Сталепрокатной высотки.

Щелкнув переключателем, выйдя на канал общей связи Воронцов прокричал:

— Всем судам, экстренный набор высоты!!!

«Александр Суворов» дернулся, и медленно, намного медленнее, чем хотелось бы пошел вверх.

Оба экрана тем временем показывали гибель «Ворошилова». Вот судно приближается к центральной части высотки, половина которой охвачена огнем. Нос дирижабля встречается со стеной, сминается, все сильнее и сильнее. Теперь уже кабина разбивается о стену. Хвост судна резко уходит вниз, и «Ворошилов» накрывает брюхом гигантское здание.

Грохот мощного взрыва оглушил всех на мостике «Александра Суворова», и почти сразу же судно подбросило, затрясло. Сильнейшим ударом Воронцова выбросило из кресла. Он приземлился на пол, перекатился, встал на четвереньки, потом поднялся, балансируя на ходуном ходящем полу мостика. Большая часть офицеров также поднималась с пола, снова занимая места. Постепенно колебания затихли.

— Все целы?

Один из экранов пошел трещинами, на второй чудом уцелевшая камера транслировала картинку происходящего внизу. От «Ворошилова» не осталось ровным счетом ничего. На месте Сталепрокатной высотки раскинулось море пламени, с торчащими тут и там плавящимися остатками строительных конструкций. Сдетонировавший боезапас дирижабля стер высотку, и её окрестности до основания.

Воронцов поднял с поля наушник, сел в кресло, воткнул провод наушника в специальное гнездо, щелкнул несколькими тумблерами, включая связь с мостиками всех судов, и взял в руки микрофон.

— Всем судам! Приготовиться к перестроению! Порядок — клин. Флагман на острие. Направление — юго-восток, далее вдоль периметра.

В зеркале заднего вида отражались вздымающиеся высоко в небо языки пламени. Потоки горячего воздуха, обгоняя автобус, уносились вперед, чтобы свести с ума природу и где-то далеко раствориться-таки в холодной сентябрьской ночи.

Миша уже исчерпал запас нецензурных слов, выражая чувства, охватившие его, когда несколько минут назад позади автобуса начали рваться бомбы, и разверзся огненный ад. Первая ударная волна пнула автобус, да так, что задние колеса оторвались от земли, и машина проехала с десяток метров на передних. К счастью, автобус не опрокинулся. Подобранные подольские спецназовцы придали машине под пять тонн дополнительной массы, а значит и устойчивости.

Последующие несколько волн шли по затухающей. Миша старался уйти от взрывов как можно быстрее, лавируя по дороге между перевернутыми смятыми легковушками и шокированными, окровавленными людьми. Некоторые осматривали повреждения, пытались помочь пострадавшим, кто-то тупо и безучастно смотрел на проезжающий автобус, пара человек стучали по бортам, то ли пытаясь поехать с ними, то ли прося о помощи.

Пассажиры, выброшенные со своих мест, поднимались с пола и снова рассаживались. В салонном зеркале отражались ругающиеся спецназовцы, суетящиеся медики, вцепившийся в ТГ Витек, Ярик и Док, укладывавшие Колю обратно на заднее сиденье.

Лейтенант Гуляев наводил порядок в глубине салона. Когда автобус настигла первая ударная волна, его швырнуло прямо в лобовое стекло, от чего оно пошло трещинами, но не разбилось. Тоже повезло. Но больше всех повезло самому Мише, единственному человеку, пристегнутому ремнем безопасности. В момент удара он не только не был сброшен с места, но и смог удержать управление.

Несмотря на череду удачных обстоятельств, Миша ругался себе под нос, по третьему кругу вспоминая все непристойности, когда либо слышанные, и на ходу выдумывая новые. Он, конечно, ожидал, что в Орле установят карантин, сделают какие-нибудь блок-посты на трассах, но чтобы бомбили мирный город??? Это в голове не укладывалось.

А вокруг стояла внезапно наступившая жара, более подходящая для солнечного дня где-нибудь в засушливых районах Африки. Волосы под хауберком были уже совсем мокрые, пот пропитал насквозь футболку под кольчугой. Миша был бы и рад разоблачиться, но продолжал вести автобус. Он твердо решил, что следующей остановкой будет Мценск.