– Самое страшное то, что мы поссорились накануне. Она собиралась на какую-то встречу и не хотела сказать мне – с кем. Кто-то рассказал ей о твоей книге. Она вернулась в ярости. В дикой ярости. Она визжала, что я должен остановить тебя, что она не вынесет унижения. Что единственное, о чем она когда-либо просила меня, это не афишировать мою греховную связь. Разве она не сдержала свои клятвы перед богом? Разве она чуть не умерла, пытаясь подарить мне ребенка?

И разве она не приковала его к себе цепями брака без любви на целых пятьдесят лет? Ева не испытывала ни сострадания, ни угрызений совести, лишь возмущение. Она ничего не должна Мюриэл Флэнниган!

– Ты должна понять, Ева. Если что-то и поддерживало Мюриэл все эти годы, так только ее вера. Но мысль о твоей книге лишила ее рассудка.

Виктор на мгновение закрыл глаза и вздрогнул, снова мысленно увидев дергающуюся в припадке жену.

– Я позвал сиделку. Нам удалось дать Мюриэл лекарство. Когда мы наконец уложили ее в постель, она тихо плакала, просила прощения. Она цеплялась за меня, умоляя защитить ее. От тебя. Сиделка оставалась с ней до рассвета, но она как-то ухитрилась принять таблетки.

– Мне очень жаль, Виктор. – Ева обняла его, прижалась лицом к его лицу, укачивая, убаюкивая, как малое дитя. – Я хотела бы сделать что-нибудь…

– Скажи, что не станешь писать в своей книге про наши отношения.

– Как ты можешь это говорить? – Ева отпрянула, изумленная, что после стольких мучительных лет Виктор еще способен причинить ей боль.

– Я прошу тебя, Ева! Не ради себя! Видит бог, не ради себя. Ради Мюриэл. Я столько лет обкрадывал ее. Мы обкрадывали ее. Прошу тебя.

– Нет, черт побери! – Ева метнулась к бару, трясущимися руками плеснула в бокал шампанского. Господи, только этот мужчина на всей земле мог заставить ее дрожать. Она хотела бы ненавидеть его, но не могла. – Я обкрадывала ее? Боже, какая чушь! Ты проводил с ней каждое Рождество, ты возвращался к ней ночь за ночью, а я подбирала объедки!

– Мюриэл моя жена, – тихо сказал он. – Ты – женщина, которую я люблю.

– Думаешь, мне от этого легче? – Насколько легче проглотить горсть таблеток, с горечью подумала Ева. Покончить с болью. Отгородиться от ошибок, вместо того чтобы посмотреть им в глаза. – Она носила твое имя, открыто вынашивала твоего ребенка. А мне оставались твои беды.

Ему было стыдно, что он никогда не мог, дать ей больше.

– Если бы я мог изменить…

– Не можешь. Как и я. Просить меня отказаться от этой книги – все равно что просить отказаться от моей жизни.

– Я только прошу исключить нас.

– Нас? Тебя, меня и Мюриэл? И всех тех, кому мы доверяли наши тайны? Доверенных слуг и друзей, лицемерных святош, читавших нотации и отпускавших грехи. – Ева попыталась подавить гнев. – Ты забыл пословицу, что трое могут сохранить секрет, если только двое из них мертвы?

Виктор вскочил и снова схватился за стакан.

– Ты погубишь нас, Ева.

– Нет. Когда-то я так думала. Давно. – Она смотрела, как поднимаются на поверхность пузырьки в бокале, вспоминала, и остатки гнева покидали ее. – Я поняла, что ошибалась. Решение, которое я приняла тогда, было… не правильным. Я могла бы освободить нас.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она улыбнулась.

– В данный момент важно только то, что понимаю я.

– Ева. – Виктор подошел к ней, пытаясь подавить собственный гнев. – Мы прожили большую часть нашей жизни. Книга ничего не изменит для нас с тобой. Но для Мюриэл это вопрос нескольких лет душевного покоя или ада.

"А как быть с моим адом?» Но Ева не стала повторять вопрос вслух.

– Не ей одной пришлось жить с болью потери, Виктор.

– Она может умереть.

– Мы все умираем.

Виктор стиснул зубы так, что желваки заходили под натянувшейся кожей, его огромные руки сжались в кулаки.

– Господи, я забыл, какой холодной ты можешь быть.

– Так вспомни. – Но ее пальцы были теплыми и нежными. – Иди к своей жене, Виктор. Я никуда не денусь.

Он на мгновение сжал ее руку и ушел, не сказав больше ни слова.

Ева долго стояла посреди комнаты, вдыхая запахи древесного дыма, виски и несбывшихся надежд, и вдруг словно очнулась.

– Нина! Нина, пусть кто-нибудь принесет мой ужин в 1 остевой дом.

Нина догнала ее на веранде.

– В гостевой дом?

– Да, и поскорее. Я умираю с голоду.

Брэндон сидел на ковре перед телевизором, но, увлекшись строительством космопорта, давно потерял интерес к веселой комедии.

Когда раздался стук в дверь веранды, он поднял глаза и увидел Еву. Мама сто раз говорила, что никому нельзя открывать двери, но наверняка это не относится к их хозяйке.

Он подошел и откинул задвижку.

– Привет. Вы хотите видеть мою маму?

– Да. – Ева с умилением смотрела на него. Как трогательно выглядит выкупанный, пахнущий мылом ребенок в застиранной пижамке. Она с трудом подавила желание взъерошить его волосы. – Как поживаете, юный мистер Саммерс?

Он захихикал. Ева часто называла его так, когда они случайно встречались в саду или у бассейна. За последние две недели он проникся к ней симпатией. Она часто посылала ему с поварихой пирожные, которые мама давала лишь в награду.

– Нормально. Заходите.

– Ну, благодарю тебя.

– Мама разговаривает по телефону в кабинете. Позвать ее?

– Мы можем подождать, пока она освободится. Не зная, что делать с гостьей, Брэндон переступил с ноги на ногу, пожал плечами.

– Принести вам чего-нибудь? Мама испекла шоколадное печенье.

– Восхитительно, но я еще не ужинала. Мой ужин сейчас принесут. – Ева опустилась на диван, вынула сигарету… Ей вдруг пришло в голову, что она впервые разговаривает с Брэндоном наедине и в месте, которое можно считать его домом. – Наверное, я должна расспросить тебя о школе и спорте, но боюсь, меня это не очень интересует. А что это ты делаешь?

– Строю космический порт.

– Космический порт. – Ева отложила незажженную сигарету. – И как же его можно построить?

– Это нетрудно, если есть план. – Брэндон снова сел на ковер. – Видите, эти детали сцепляются друг с другом, и можно построить все, что угодно. Я хочу соорудить мост между местом стыковки и лабораторией.

– Очень интересно. Покажи мне.

Когда через пять минут прибыла Нина с подносом, Ева сидела на полу рядом с Брэндоном, борясь с пластмассовыми деталями, не желавшими соединяться друг с другом.

– Надо было попросить кого-нибудь из слуг. – Ева указала на журнальный столик. – Поставь там.

– У тебя завтра в шесть тридцать репетиция.

– Не волнуйся, дорогая. – Ева издала победный вопль – детали наконец встали на место. – Я успею выспаться.

Нина потопталась на месте.

– Ужин остынет.

Ева что-то хмыкнула, продолжая строительство. Когда Нина ушла, Брэндон прошептал:

– Она говорила, как мама. Ева расхохоталась:

– Ты абсолютно прав, парень. Когда-нибудь ты мне расскажешь о своей маме.

– Она очень редко кричит. Но все время беспокоится. Вдруг я перебегу улицу и попаду под машину или съем слишком много конфет. Или забуду сделать домашнюю работу. А я никогда.

– Не попадаешь под машину?

Брэндон оценил ее чувство юмора и хмыкнул.

– Не забываю сделать домашнюю работу – Я думаю, мамы должны беспокоиться, если они хорошие мамы. – Ева подняла голову и улыбнулась. – Привет, Джулия.

Джулия только продолжала смотреть на них во все глаза. Ева Бенедикт сидит на полу, играет с ее сыном и обсуждает с ним проблемы материнства!

– Мисс Би пришла к тебе, – сообщил Брэндон. – Но она сказала, что может подождать.

Джулия автоматически выключила телевизор.

– Простите, что заставила вас ждать.

– Не надо извиняться. – На этот раз Ева не стала сдерживаться и погладила Брэндона по голове. – Меня прекрасно развлекли. – Она поднялась, с удовольствием отметив лишь легкую боль в суставах. – Я хотела поговорить с вами, но не успела поужинать. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду жевать во время разговора?