Бежать. Это был голос ее тела, противящегося смерти. Ее душе давно было все равно.

— Есть ли у тебя последняя просьба? Если есть, выскажи ее прежде, чем я объявлю приговор.

Аробинн научил ее множеству способов защиты. У Немого Учителя она переняла еще несколько. Но против черных королевских глаз, прожигающих насквозь, любая защита оказывалась бессильной. Селена и сейчас помнила удушающий запах дыма. Девять лет назад пожары полыхали по всему Террасену. Но еще тошнотворнее был запах заживо горящих тел. Адарланская армия зверствовала до тех пор, пока не подавила все очаги сопротивления и не стерла последние следы запрещенной королем магии.

Селена не знала, долго ли еще сможет выдержать этот взгляд. И вдруг ей снова захотелось сбежать из зала, из Рафтхола, из Адарланской империи — навсегда. На какое-то мгновение она стала прежней Селеной Сардотин, которую учили не сдаваться ни при каких обстоятельствах.

Королю надоело ждать. Он повернулся и зашагал к столу.

— У меня есть просьба, — хриплым, почти не своим голосом произнесла Селена.

Король остановился и вопросительно посмотрел на нее.

— Сделайте все побыстрее, — сказала она и дерзко улыбнулась.

Это не было просьбой. Ее слова прозвучали как вызов. Судьи и советники зашушукались. Изумленные караульные стали переминаться с ноги на ногу.

Король сощурился и тоже улыбнулся. По сравнению с ним улыбка Фаррана могла считаться почти что дружеской.

— Вот оно что, — хмыкнул король, глядя на нее в упор.

Бунтарский огонь внутри погас. Прежняя Селена Сардотин исчезла.

— Легкая и быстрая смерть — ты этого желаешь?..

Она снова уставилась в пол.

— Такой смерти ты не получишь. Твоя смерть наступит после долгих и мучительных страданий. Это я тебе обещаю.

Весь мир балансировал на лезвии кинжала, неумолимо соскальзывая в пропасть.

— Ты, Селена Сардотин, приговариваешься к каторжным работам в соляных копях Эндовьера на срок в девять жизней.

У нее в жилах заледенела кровь. Советники и судьи переглянулись. Похоже, первоначальный приговор был совсем другим. Король изменил его в последнюю минуту.

На срок в девять жизней. Это означало — навсегда.

— Я прикажу, чтобы тебе как можно дольше не давали умереть. Ты должна сполна ощутить на себе все разнообразие страданий. В Эндовьере они совершенно особые.

Эндовьер.

Король зашагал к столу.

Эндовьер.

Судьи и советники засуетились. Король потребовал, чтобы преступницу отправили в Эндовьер без промедления. Руки стражников подхватили ее и под прицелом арбалетов потащили прочь из зала.

Эндовьер.

Селену вернули в камеру. Она утратила представление о времени и не знала, как долго там пробыла. Возможно, считаные минуты. А может, часы. Или даже целый день. Потом ее снова выволокли и под усиленной охраной повели наверх, где все так же ослепительно сияло солнце.

Эндовьер.

Новые кандалы. Темное пространство тюремной повозки. Дверца, запертая на несколько замков. И множество вооруженных всадников вокруг.

Черная повозка покинула тюремный двор через неприметные боковые ворота и покатила по столичным улицам — по знакомым местам. Прохожие с любопытством поглядывали на тюремную повозку и всадников. Знали бы они, кого сейчас увозят из Рафтхола!

Сквозь зарешеченное окошко Селена смотрела на золотой купол Королевского театра. В щели дул свежий ветер, долетавший с берегов реки. Белели стены домов, отливали изумрудной зеленью крыши.

Ехали быстро, торопясь поскорее избавить столицу от опасной преступницы. Промчались мимо Башни ассасинов, в подвале которой, наверное, и сейчас еще лежало тело Саэма, ожидая, когда Селена предаст его земле.

Игра окончилась. Селена испытала горечь поражения.

Впереди показались алебастровые городские стены. Ворота на выезде были широко открыты.

Когда Рафтхол остался позади, Селена Сардотин забилась в угол и съежилась.

Стоя на одной из многочисленных изумрудно-зеленых крыш Рафтхола, Рюк Фарран и Аробинн Хэмел следили за удаляющейся тюремной повозкой. Холодный ветер, дувший со стороны реки Авери, трепал их волосы.

— Значит, Эндовьер, — задумчиво произнес Фарран, не сводя глаз с повозки. — Никак не ожидал. Я думал, ты уже подготовился к впечатляющему ее спасению с места казни.

Предводитель ассасинов молчал.

— И ты не попытаешься отбить ее за пределами Рафтхола?

— Представь себе, нет, — ответил Аробинн, глядя на нового предводителя столичного преступного мира.

Их разговор происходил на той самой крыше, где много лет назад они впервые столкнулись друг с другом. Фаррану тогда было поручено следить за любовницей Жайна, а Аробинн… Фарран так до сих пор и не знал, зачем Аробинн в ту далекую ночь разгуливал по крышам Рафтхола.

— Твои люди легко могли бы ее освободить, — продолжил Фарран. — Вытащить ее из повозки намного проще, чем с места казни. Хотя, должен признаться, ее отправка в Эндовьер нравится мне гораздо больше.

— Фарран, мне абсолютно все равно, что тебе нравится. Если бы я нуждался в твоем мнении, я бы попросил его высказать.

— Я бы не советовал так говорить со мной, — лениво улыбнулся Фарран. — Особенно теперь.

— А я бы не советовал тебе забывать, с чьей помощью ты занял место Жайна.

Фарран усмехнулся. Несколько минут они молчали.

— Если ты хотел, чтобы она помучилась, надо было оставить ее у меня. Через несколько минут она бы уже звала тебя и умоляла ее спасти. А сколько удовольствия получил бы я!

Аробинн поморщился:

— Уж не знаю, Фарран, в какой сточной канаве ты вырос, но наверняка после нее и ад покажется раем.

— Я не смогу тебе объяснить. Все равно не поймешь, — сказал Фарран, глядя на своего нового союзника.

Помолчав еще немного, он задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

— Но все-таки зачем ты это сделал?

Аробинн нашел глазами тюремную повозку, которая успела превратиться в маленькую точку, мелькавшую среди окрестных холмов, и сказал:

— Не люблю делить ни с кем то, что принадлежит мне.

Вот уже третий день ее единственным развлечением было смотреть, как пляшут пятнышки света на стенках повозки. Селена вставала лишь затем, чтобы справить нужду или взять пищу, которую стражники бросали ей, чуть приоткрыв дверцу.

Она не верила, что за любовь к Саэму ей придется заплатить. «Все имеет цену», — говорил торговец паучьим шелком, встретившийся ей в Сандри. Как же он был прав…

Лес ненадолго отступил, и внутри повозки стало светлее. Путь к соляным копям Эндовьера занимал две недели. Они ехали на север, где сейчас намного холоднее.

В сознании Селены переплелись явь и дрема. Она не всегда понимала, где находится. О реальности ей напоминал холод, заставлявший просыпаться и дрожать. Но просить у стражников одеяло было ниже ее достоинства.

Две недели пути в мрачной, вонючей повозке, где можно смотреть лишь на игру света и тени. И тишина вокруг. Две недели, а потом — Эндовьер.

Селена подняла голову. Когда ее увозили из Рафтхола, единственным ощущением было безразличие. Но чем ближе к Эндовьеру, тем отчетливее в ее мысли стал вплетаться страх. Даже тишина пропиталась страхом.

Из Эндовьера не возвращались. Большинство узников выдерживало там от силы месяц. Туда посылали умирать.

У нее дрожали онемевшие от холода пальцы. Селена подтянула колени к груди и уперлась в них подбородком. А свет и тени продолжали свою игру на стенках тюремной повозки.

Возбужденный шепот, хруст сухой травы под ногами, лунный свет, льющийся сквозь прутья крошечного окошка. Селена сама не знала, как сумела встать и добрести до него на своих негнущихся, ослабевших от бездействия ногах.

Караульные сгрудились на краю опушки, выбранной ими для ночлега, и напряженно вглядывались в темные силуэты деревьев. Вокруг простирался Задубелый лес, который будет тянуться еще много дней подряд. Почти до самого Эндовьера.