Чтобы заключить все эти свидетельства из писаний древнейших учителей веры о Пресвятой Троице, приведем общий отзыв об них блаж. Августина, который был гораздо ближе к ним по времени и мог лучше нас знать их верование. Он именно говорит: “все православные истолкователи тайн Ветхого и Нового Завета, каких только я мог читать, писавшие прежде ме­ня о Троице, которая есть Бог, старались, согласно с Писанием, учить тому, что Отец и Сын и Святой Дух, по нераздель­ному равенству одного и того же существа (substantiae), составляют Божеское единство, и потому не суть три бога, но един Бог.”[513]

2) В актах древних мучеников встречаются не менее ясные исповедания триединого Бога, которые тем особенно важ­ны, что их большей частью произносили люди простые, некниж­ные, и следовательно, произносили так, как только научены были Церковью, без всякой примеси собственных умствований и соображений. Для примера укажем:

а) на слова священномученика Поли­карпа, которые изрек он, когда уже готов был взойти на разведенный для него костер: “Господи, Боже Вседержителю, Отче возлюбленного и благословенного Сына Твоего..., за сие и за все хвалю Тебя, благословляю Тебя, прославляю Тебя, вместе с вечным и пренебесным Иисусом Христом, возлюбленным Сыном Твоим, с которым Тебе и Святому Духу слава и ныне и в будущие века;”[514]

б) на исповедание лионского мученика Епиподия, пострадавшего в 178 году: “верую, что Христос, купно со Отцом и Святым Духом, есть Бог, и с радостью полагаю душу мою за Того, кто и Творец мой, и Искупитель;”[515]

в) на исповедание мученика Викентия, вкусившего смерть в 304 году: “верую во Христа-Господа, единственного Сына единого высочайшего Отца, и исповедую Его со Отцом и Святым Духом за единого Бога;”[516]

г) на слова еще двух мучеников, пострадавших в том же году, именно — мученика Евпла :”чту Отца и Сына и Святого Духа, чту Святую Троицу, кроме которой нет Бога;” и му­ченика Афры: “Господи Иисусе Христе!... Тебе приношу жертву мою, который, со Отцом и Святым Духом, живешь и царствуешь, Бог во веки веков.”[517] И не забудем, что, произнося подобные исповедания своей веры во Святую Троицу, мученики запе­чатлевали их собственной кровью: так глубоко, значит, насаж­дена была эта вера в их сердце, и так дорожили они ей в деле спасения!

III. Наконец, свидетелями верований первенствующей Церк­ви в триипостасного Бога могут служить сами враги ее, внутренние и внешние.

Внутренние враги, т.е. еретики свидетельствуют об этом двояким образом. Одни — тем, что, не понимая церковного учения о троичности Лиц в Боге при единстве существа, укоряли православных, будто они чтут трех богов, как поступал еще во втором веке Праксей с своими последователями.[518] Другие — тем, что сами содержали и исповедывали учение о трех Лицах в Боге, и однако не подвергались за это Церковью ни­какому осуждению, как известно о Назореях, явившихся еще в век Апостольский,[519] и об Новацианах, появившихся в третьем веке.[520] Спрашивается: с чего же вздумали бы ере­тики укорять православных в требожии, если бы последние на самом деле не исповедывали троичности Лиц в Боге? И с другой стороны, как могла Церковь, обыкновенно осуждавшая еретиков за вся­кое нововведение в деле веры, не осуждать некоторых из них только за учение о трех Ипостасях в Боге, если бы сама она не содержала этого учения и веровала только во единого Бога?

От внешних врагов своих, иудеев и язычников, пер­венствующая Церковь имела обычай скрывать свои тайны, следовательно, и тайну учения о Пресвятой Троице. Не удивительно, если они и мало знали эту тайну, и не обращали ее в укор Христианам. Впрочем, некоторым иудеям и язычникам случалось слышать об ней и пользоваться ею, как орудием против святой веры. Философ Цельс, возражая Оригену от лица Иудея, в одном месте замечает, что Христиане обыкновенно укоряют в многобожьи язычников, а между тем и сами допускают многие лица в Боге.[521] Языческий писатель Лукиан, желая осмеять христианское учение, выводит, в своем разговоре — Филопатриде, Христианина, по имени Трифона, который оглашает язычника — Крития, и на вопрос последнего: кем или чем ему клясться, отвечает: клянись Богом, царствующим горе, великим, бессмертным, Сыном Отца, Духом, от Отца исходящим, единым из трех, тремя из единого; их-то признавай вместо Юпитера и почитай за Бога.”[522]

Оканчивая этим ряд свидетельств, совершенно подрывающих нелепую мысль, будто только с четвертого века Церковь начала преподавать раздельное учение о трех Лицах в Боге, а прежде веровала иначе, считаем нужным, для устранения всякого рода недоразумений, присовокупить еще следующие замечания:

1) Следует различать веру всей первенствующей Церкви в таинство Пресвятой Троицы и веру частных лиц, кто бы они ни были. Вся Церковь, неоспоримо, в три первые века учила о сем великом таинстве точно также, как учит с четвертого века до ныне, — что до очевидности подтверждают приведенные нами свидетельства. Опираясь в своем учении только на Слове Божьем, писанном и неписанном, и имея в себе постоянно Духа Святого, наставлявшего ее на всякую истину, Церковь и тогда была непогрешима, как остается непогрешимой доселе. Но част­ные ее члены, пасомые и сами пастыри, усвояя себе ее учение. и потом стараясь уяснить его, для себя ли, или для других, могли и ошибаться, как могут и теперь: ибо в этом случае к откровенному учению, преподаваемому Церковью, необходимо должны были примешиваться и личные понятия людей, и каж­дый мог излагать свои мысли о догмате только по своему край­нему разумению. А потому, если бы в писаниях древнейших учителей Церкви, одного ли или даже нескольких, оказались какие либо неточности касательно учения о Пресвятой Троице, — этих неточностей никак не должно ставить в укор самой Церкви.

2) Следя за раскрытием учения о Пресвятой Троице и в писаниях частных учителей того времени, мы должны строго раз­личать сущность догмата или мысль, в нем заключающуюся, и образ выражения и подробнейшего изъяснения этой мысли. Сущ­ность догмата, что в Боге едином три Лица, и пастыри пер­венствующей Церкви исповедывали совершенно согласно со всей Церковью и с пастырями веков последующих, как подтверж­дают представленные нами свидетельства. Но образ выражения и подробнейшего изъяснения мысли о трех Божеских Лицах при единстве существа, действительно, не всегда имел у пасты­рей трех первых веков такую ясность, точность и определен­ность, в какой является у писателей последующих.

3) Этого, однако, отнюдь не должно ставить в укор даже частным пастырям первенствующей Церкви. Встречающаяся у них иногда неясность или неточность при раскрытии учения о Пресвятой Троице зависела насколько от недоступной высоты самого таинства, которое они первые должны были раскрывать в подробностях, особенно по случаю разных нападений от язычников и еретиков, настолько же и от бедности человеческого языка, от крайней трудности найти для выражения этого таинства приличные слова, которые также пастыри первенствующей Церкви должны были первые приискивать и употреблять.[523] Между тем как писатели четвертого, пятого и последующих веков уже естественно пользовались, при раскрытии учения о Пресвятой Троице, опытами своих предшественников, извлекая из них все, что находили лучшего, — они жили в такое время, когда это учение, вследствие разных ересей, рассмотрено было и обстоя­тельно определено в тех же самых выражениях поместными и вселен­скими Соборами.