– Подарю свое сердце? Нет уж. Мое сердечко надежно припрятано.

Миссис Уотсон подмигнула ей поверх кружки.

– Может, так оно и было раньше. Но давно ли ты смотрела в зеркало? Замечала, как ты вся светишься? А этот блеск в глазах? Я даже могу сказать, когда все это началось.

К ним подошла Мэйзи и избавила Карли от необходимости отвечать.

– Ну, Эстер. Теперь-то ты вернешься в хор? После сегодняшнего вечера все знают, что ты сидела дома взаперти вовсе не из-за голоса. Ты так прекрасно пела, что я чуть не расплакалась. Благодаря тебе все вспомнили, как должны звучать рождественские гимны.

– Ой, прекрати эти славословия, Мэйзи. Ты знаешь, что я не в состоянии дойти до церкви.

Вернулся Джонас и принес какао для Карли. С ним рядом шла Энни, держа в руках поднос со сладкими булочками.

– Моя мама сможет отвозить вас в церковь, миссис Уотсон, – сказала Энни, передав Мэйзи поднос. – Ей не трудно.

– И как ты себе это представляешь, деточка? Ты видела, как Джонас нес меня по лестнице? Ведь ты не сможешь тащить меня на себе.

Энни потупилась.

– Я что-нибудь придумаю, – пробормотала она.

Миссис Уотсон потрепала девочку по щеке.

– Не мямли, я тебя не слышу. Почему тебя так волнует, буду ли я петь?

– Я люблю петь, миссис Уотсон, но учеба нам не по карману. Я подумала, что если мы вместе будем петь в хоре, я смогу учиться у вас.

– Разве в школе нет учителя музыки? Куда катится наше образование?

– О, учительница есть, – ответила Энни. – Но она в основном занимается духовыми инструментами, а не голосом. А бабушка говорила, что если я действительно хочу научиться петь, мне нужно брать уроки у вас.

– Бабушка? А кто твоя бабушка?

– Аннабель Шмидт. Меня назвали в ее честь.

У миссис Уотсон задрожали руки. Карли быстро выхватила у нее чашку, чтобы старушка не облилась горячим какао.

– Аннабель была моей лучшей подругой, – сказала миссис Уотсон.

– Я знаю, – кивнула Энни. – Вообще-то мое полное имя Аннабель Эстер МакЛарен. Меня и в вашу честь назвали. Только я раньше никому этого не говорила – это такое неуклюжее имя. – Внезапно она поняла, что только что сморозила, и густо покраснела. – Простите. Я не хотела…

– Не волнуйся, деточка, – улыбнулась миссис Уотсон. – Это действительно неуклюжее имя. – Карли заметила слезы в глазах старушки, когда она пожимала руку Энни. – Внучка Аннабель. Когда я видела тебя в прошлый раз, ты только училась ходить. – Ее губы дрогнули. – Ты была ужасным ребенком. И сейчас тоже?

Энни вспыхнула и снова опустила глаза.

– Ну, наверное… немножко.

– Какая прелесть!

– Но я буду послушной, когда буду петь с вами. А если вы не захотите ездить в церковь, я смогу приходить к вам домой. Но… – Энни умоляюще взглянула на Мэйзи и Карли, – я уверена, что мы сможем отвозить вас в церковь, чтобы все могли вас услышать.

– Конечно, сможем, – воскликнули Карли и Мэйзи в один голос.

Джонас положил руку на плечо миссис Уотсон.

– Нет проблем. Заметано.

Миссис Уотсон закрыла лицо ладонями, ее плечи задрожали. Джонас склонился к ней и зашептал что-то на ухо так тихо, что Карли не смогла расслышать. Старушка покачала головой. Джонас взял со стола чистую салфетку и нежно вложил в ее руку.

Миссис Уотсон вытерла глаза и проговорила дрожащим голосом:

– Я думала, что все мои друзья уже умерли.

– О нет, Эстер, – откликнулась Мэйзи. – У тебя есть друзья в этом городе. Посмотри, сколько их вокруг тебя.

– Не заставляй меня плакать снова, Мэйзи, – нахмурилась миссис Уотсон.

Энни поцеловала старушку в сморщенную щеку. Карли тоже хотела сказать что-то ободряющее, но не смогла произнести ни слова – ее душили слезы.

Джонас заметил это. Схватив еще одну салфетку и взяв другой рукой Карли под локоток, он отвел ее в заднюю комнату. Здесь, в относительном уединении, он обнял девушку и провел ладонью по ее по волосам.

– У тебя такое мягкое сердечко.

– Обычно я не такая плакса, – начала оправдываться Карли, смахивая слезы. – Не знаю, что со мной случилось.

Джонас фыркнул.

– По-моему, ты просто схитрила, чтобы затащить меня в дальний уголок и получить еще один поцелуй.

– Ой, какая самонадеянность, – улыбнулась Карли. Теперь у нее уже пропало всякое желание плакать. – Пожалуйста, не надо больше. Не думаю, что я смогу… э… остановиться.

– И я тоже, – кивнул Джонас. У его глаз появились лучики морщинок. – Но по моему, это еще не повод упускать такую возможность.

– В охотничьем домике? – воскликнула Карли. Она решила переменить тему. – Джонас, тебе понравилась вся эта возня с Рождеством? Ты ведь не только для меня стараешься.

– Еще бы. Я просто обожаю ходить вокруг тебя кругами в постоянно возбужденном состоянии и страдать.

– Но ты…

– Никаких «но», Карли. И нечего снова лить слезы. Миссис Уотсон великолепна, как и остальные твои друзья. Но я прекращаю разыгрывать из себя Санта-Клауса до тех пор, пока ты не найдешь в себе силы признаться в своих чувствах передо мной… и Сильвией.

– Учти, это будет в следующий понедельник, – твердо заявила Карли.

Джонас посмотрел ей в глаза.

– Думаю, я солгал, – сказал он.

– Солгал?

– Я могу остановиться. Что же я животное, по-твоему? И я не стал бы отпускать тебя на эту встречу без веской причины сдержать свое обещание. Кроме того, ты сама этого хочешь.

– Конечно, я хочу тебя, – выдохнула Карли. – Но мы…

Джонас довольно усмехнулся, его руки и губы стали решающим аргументом в их споре.

Следующие выходные тянулись как очередь к дантисту. Поход за елками без Джонаса не принес Карли никакой радости.

Она поехала с женщиной, работающей в магазине на полставки, и ее мужем. Он отказался взять ручную пилу, заявив, что это пустая трата времени и сил. Но Карли расстроилась не только из-за визга электропилы и делового подхода, с которым этот человек выбирал елки. Дул сильный ветер, температура воздуха не превышала пяти градусов по Фаренгейту, а выбранные деревья оказались совершенно неподъемными.

Когда Карли оттаскивала к грузовику одну из самых крупных елок, у нее так сильно закололо в боку, что пришлось лечь прямо на снег и переждать боль. Глядя вверх, на неяркое зимнее солнце и сгущающиеся тучи, девушка вспоминала, какой прекрасной казалась ей метель в прошлую субботу. А сейчас эти облака стали для нее темными и пугающими. В тот раз с ней рядом был высокий красивый мужчина. Теперь же…

Карли села и потерла ноющий бок. Неужели и вправду причиной ее праздничного настроения было присутствие Джонаса? Какая чушь! Она может насладиться этим днем и без Джонаса. Она может вообще обойтись без него.

Это всего лишь усталость. Наверное, елка оказалась слишком тяжелой. Карли снова обхватила руками ствол дерева, мечтая о горячей ванне, в которую она залезет, как только выберется из леса.

В воскресенье к Карли вернулось ее обычное рождественское настроение. Естественно, она не ожидала, что ей будет так же весело, как с Джонасом. Но тосковать без него она не собиралась.

В действительности общение с Джонасом было скорее утомительным, чем приятным. В отличие от него, Карли не сказала бы, что она «страдает». Но большую часть времени, проведенного с ним, она любовалась его сильными ногами и мускулистыми бедрами, длинными пальцами его ловких рук, красивым лицом с квадратным подбородком, чувственными губами, густой каштановой шевелюрой и…

Карли покачала головой, желая отбросить такие мысли. Если честно, возразила она себе, в Джонасе ее привлекает не только тело. Ей нравится его едкое и иногда наивное чувство юмора; ей нравится, какой он добрый с детьми и чуткий с женщинами – молодыми и старыми, какой нежный с ней, даже когда злится.

Прекрати, Карли! – приказала она себе, слишком поздно сообразив, куда завел ее ход мыслей. Неужели она действительно влюбилась в Джонаса?

Мурашки пробежали у нее по спине. Влюбилась? Любовь означает доверие… или должна означать. А Карли так и не научилась доверять людям.