Ещё до того, как он расклеил веки, в нос ворвался невыносимый смрад протухших яиц. Устойчивый запах серы выворачивал все нутро наизнанку. Проморгавшись, ученый встал на четвереньки, упершись ладонями в холодною землю, из-под которой в разных местах выступали подогнанные друг к другу гранитные плиты. Сначала ему показалось, что он всё ещё спит. А сон развернул перед ним новую локацию с подземными пещерами Вуки Хоул, но потом, увидев свисающие из непроглядной тьмы толстые корни над каким-то мутным, затхлым водоемом, покрытым странными полусгнившими листьями, сгустившимися около черной кувшинки, напоминающей череп рептилии, он понял что это реальность.

Виктор силился взять себя в руки и сквозь раскалывающую затылок и лобную кость тупую боль, попытаться сфокусировать зрение и понять что за сеттинг его окружает. Он прекрасно понимал, что он попал как болт в рукомойник, и сейчас, главное не торопиться и не паниковать. Сердце успокоилось, когда он увидел сидящего слева племянника ковыряющего какие-то корни, свисающие по барельефам огромной гранитной стены. Облокотившись спиной о холодную плиту с уродливыми каракулями и символами, он посмотрел на Ивана. Парень был явно не в себе, на лицо все признаки жесткого наркотического опьянения. Виктор уже был уверен, зная отношения Ивана к наркоте, что племянника накачали каким-то дерьмом, после которого он стал похож на макаку, разглядывающую интересные корни и камни.

— Ванька, племяшка, — прохрипел Тихонов, повернув в левую сторону голову, — что они с тобой сделали? Ты че там увидел?

Орлов что-то мычал, пускал слюни и гладил чьи-то невидимые ноги.

Виктор продолжил осмотр. Состояние уже позволяло осмыслить и проанализировать где они оказались. Во первых, Тихонов не мог понять где находится источник этого пульсирующего света, плавающего от ядовито-синего до перламутрового. Во вторых, он видел в метрах пяти стоящую группу из четырех монахов капуцинов. На этих субъектах были надеты черные рясы с остроконечными капюшонами. Квартет стоял подле «бобона» с которого свисала тина и стекала мутная жижа. Незнакомцы вели диалог, но язык состоял из свиста, рыканья и шипения.

«Кронксы!» — заключил в уме Тихонов, вспомнив внешний вид этих сектантов.

На этом все познания научного мира, изучающего квадрат об этих друзьях заканчивались. «Обитают под землей, поклоняются какому-то червю — Кронксу и носят остроконечные рясы». Виктор понял, что сможет дополнить эту скудную информацию, если выживет, тем, что эти сектанты самые настоящие рептилоиды. Такие же морды, какие можно увидеть набрав в поисковике «рептилоид». Аннунаки, Серые, рептоиды, продолжать можно бесконечно и всё в точку. Именно эти говнюки стояли перед ним и о чем-то болтали, указывая своими чешуйчатыми, ороговевшими пальцами то на мутный отстойник с гнилой Нимфеей, то на УАЗ. Вскоре из мрака соседней пещеры вышли два огромных мутанта «жруна» и принялись толкать машину в свое логово.

Тихонов не мог понять каких размеров водоём, что за пределами этого странного берега, выложенного плитами, холодный свет выхватывал лишь рептоидов и теряя силу разливался еще метров на шесть. Вставать с присыпанных землей камней Виктор не собирался, понимая, что лишние движения могут вызвать у ящеров какую-угодно реакцию. Погибать не хотелось. Внутренний голос твердил, как «умная колонка», которую вдолбили ему под клиновидную кость с единственным алгоритмом, бубнить одно и тоже: «сиди на жопе ровно, сиди на жопе ровно…»

«Стволы забрали, — размышлял Тихонов, — не такие уж эти зеленые хари бессмертные…»

Виктор только зарядился на поливание дерьмом своих похитителей, как отколовшийся от квартета рептилоид подскочил к нему. Учёный лишь уловил как перед его лицом метнулась зеленая ладонь ящера и ловко нырнул вниз от черной горсти порошка, полетевшей в него.

Открыв глаза, Артём понял, что от палат и лабораторий ему не избавиться. Он снова видел белый потолок, белые стены, белое покрывало и белую дверь. Лампочка, проливая мягкий свет не раздражала сетчатку, от белья исходил аромат морозной свежести, в голове ясность, в теле слабость. Сталкер чувствовал приятный зуд, который приходит с заживающей раной после сильного воспаления. Пытался пошевелить пальцами ног, Артём осознал что это дается с трудом. Нервные импульсы преодолевали много преград доходя то конечной точки. Орион забеспокоился, продолжая прилагать усилия. Он сжимал ослабшие кулаки, поднимал невесомые руки, в которых не было ни силы ни жизни. С этим раскладом парень не мог смириться, воля заставляла его двигаться, дышать, и не теряя духа смотреть вперед. Тревога сменилась целью и дерзостью, смешавшейся с боевым настроем, твердившим одно: «Ни шагу назад, орион! Ни шагу назад!» Артёму хотелось рвать себя на куски. С этой слабостью и разрушением во всем теле, он мириться не хотел. Парень дышал полной грудью, шевелил руками, делая какие-то ножницы, взмахи. Хотел оторвать тело, стучал кулаками по бедрам и косым мышцам кора. Он так увлекся восстановлением, что пропустил тот момент когда в палату вошёл Гофринов.

— Ты сильно так не лупи себя, юноша! — мягко проговорил профессор подходя к обеспокоенному парню.

— Какие люди! — обрадовался сталкер, смотря на профессора. — Рад видеть. Насколько всё плохо?

— Взаимно! Но вопрос поставлен не верно! С учетом проделанной мною работы и достигнутых результатов, готов ответить на иной вопрос: насколько всё хорошо. В процентном эквиваленте где-то на восемь десятков, — усаживаясь на стул, произнес Гофринов. — Остальная работа за тобой. Надо двигаться, взбодрить мышцы, зарядка, комплекс вольных упражнений. Из искусственной комы я тебя вывел полчаса назад. Что помнишь?

— Спецназ, вертушку, взрыв…и падение. Сколько времени я…

— Находился в седации? — нашелся Гофринов. — Совсем немного, три месяца и два дня. Серьезные травмы у тебя были, ушло под пятьдесят корней женьшеня, самого лучшего и дорогого — копия человеческой фигуры. Своей цели я добился, к жизни тебя вернул. Хорошо, что ты ещё мозг чудом сохранил.

— В первую очередь, когда из вертушки вылетел за котелок очканул, пересрал конкретно. На кедры, сосны старался падать. Ветки манили, выжить хотел, как Рэмбо бля. На землю упал ещё в сознании, потом всё…тьма. Но не долго я в ней был. Хорошо помню как с родителями встретился, с Вовкой.

На глазах выступили скупые слезы. Артём пытался их задавить, но они были сильнее его воли. Наворачивались и наворачивались. Вытерев лицо покрывалом, орион уставился в стену.

— Активная фаза спасательной кампании началась через десять минут после крушения. Первого нашли через восемь. Из отряда мы потеряли двух бойцов, остальные поправляются. Тебя нашли в метре от бриофита-мутанта. Каких-то полметра и ты бы упал на него. Этот мох, видимо, проклял всё на свете жалея, что не потратил энергии на разрастание. С виду, ты был целым, но внутри твоего тела бултыхалась кровавая жижа с обломками костей, рваными органами и вытекшим из порванного кишечника дерьмом. Которого, слава яйцам, было не так много. Не удивительно, перед тем как из тебя сделать оператора «крысиного короля» Вернер тебя основательно вычистил. Всё в прошлом. Главное жив, здоров. Я тебя лично восстанавливал.

— Благодарю.

— Тут такое дело Артём. Ходить вокруг да около не буду. Сразу всё выложу. На твое восстановление много дикоросов ушло. Я у Мизерова всё под запись брал. Его «финики» надолбили сумму, как будто на «счетчик» поставили. Были бы у меня деньги, я бы всё оплатил, но я на мели, сам понимаешь.

— Всё нормально, — улыбнулся Артём. — Всё ништяк, я с Мизеровым рассчитаюсь. Перед тобой в долгу.

— Успокойся, — отрезал Гофринов. — Мы в расчете.

— Встать когда смогу? Ноги не слушаются. Как будто крови в них вообще нет.

— Не торопись. Я же сказал, что ты восстановился процентов на восемьдесят. Реабилитация нужна. Физические нагрузки, зарядка, мануальщик ещё поработает. Не торопись, всё будет хорошо.