Значит, Оплот Горга-до считает, что для поездки в загородное поместье ему необходим палач?

Опустившись на высокую парчовую подушку, Илларни заставил себя трезво и спокойно оценить ситуацию.

Он сам не беседовал с гонцом. О Косом Крейшо ему известно лишь со слов Чинзура. Не исключено, что Таграх-дэр всего-навсего желает понадежнее перепрятать своего опасного, но ценного гостя.

Старый астролог серьезно рискует, кому бы он ни поверил, Чинзуру или Таграх-дэру. Но риск в этих двух случаях неравнозначен.

Если Чинзур предатель, он выдаст Илларни врагам Таграх-дэра. Но это еще не смерть. Можно попытаться искусной ложью заморочить противникам головы или попросту бежать.

А вот если Оплот решил раз и навсегда покончить с рискованной игрой... Да-а, тогда смерть будет быстрой и неумолимой.

Рассудок подсказывал, что нужно немедленно бежать. О том же твердило истосковавшееся по родине сердце.

Тайверан... опутанные вьюнком серые стены сторожевой башни... озорной детский смех... веселые, плутоватые карие глаза...

Орешек! Что с ним, с этим мальчиком, который заменил ему сына? Такой славный, добрый, смышленый парнишка... бездельник и шалопай, но умница, светлая голова и горячая, живая душа! Где он теперь, в какие руки попал? Ему уже больше двадцати... ох, двадцать три, уже мужчина...

— Так ты считаешь, — спросил Илларни, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, — что твой контрабандист может помочь? Но чем? Достанет корабль? Сейчас же сезон штормов...

Это был первый случай, когда Илларни сам заговорил о побеге.

Слуга замахал руками, чуть не перевернув склянку с чернилами.

— Зачем нам корабль? Разве можем мы бежать в Горга-до? Неужели Оплот не перероет там каждую крысиную нору? Не проще ли затеряться в столице, а оттуда с любым караваном — на западное побережье? Кто подумает искать нас там? Уйдут шторма, и мы из первого же порта — домой... разве плохо?..

Илларни уже отвлекся от мыслей об этом авантюрном плане, перед стариком вновь сверкнули веселые карие глаза.

«Мальчик мой, мальчик! Почему я, старый дурак, не позаботился о тебе заранее? Надо было продать или подарить тебя в хорошую семью, богатую и добрую... например, высокородному Гранташу, он человек образованный, ты мог бы стать его секретарем... А где ты теперь? Может, в одном из страшных подземных поселков — дробишь камень без надежды когда-нибудь увидеть солнце?..»

Илларни взглянул куда-то мимо Чинзура и сказал тихо, но твердо:

— Я должен вернуться в Грайан. Человек может жить где угодно, но умереть ему лучше всего на родине, после того как он завершит свои дела и позаботится о близких...

— К чему мой господин говорит о смерти? — возликовал Чинзур. — Разве боги допустят гибель великого мудреца? Сейчас же займусь приготовлениями. Позволит ли хозяин мне уйти?

Илларни молча кивнул.

«Да, он не тот спутник, с которым можно пуститься в опасное странствие, — думал звездочет, глядя в спину слуге. — Может быть, я пожалею о своем решении. Но ведь и неверная дорога куда-нибудь да приведет. Главное — не сидеть на месте».

Дорожный приют (или, как сказали бы в Грайане, постоялый двор) благоухал пряными, сладкими, тягучими ароматами: хозяин щедро подсыпал на жаровню какие-то сухие зеленые семена. Запах был неплох — все лучше вони, царящей на постоялых дворах Грайана. И вино — хоть не самых изысканных сортов, а все же не чета грайанской кислятине. Жаль только, что сидеть приходится на полу, облокачиваясь на высокие жесткие подушки. Блюда и кубки стоят прямо на вытертом до дыр ковре, и тут же, в двух шагах, расхаживают прочие гости — те, что не выбрали еще для себя удобное местечко. Ходят, между прочим, прямо в пыльной обуви, хотя в Наррабане и принято разуваться у дверей. Такое неприятное зрелище — снующие мимо твоей еды чужие ноги...

Впрочем, ножки, что остановились сейчас рядом с Чинзуром, вызвали у грайанца совершенно иные чувства. Он бросил на них снизу вверх восхищенный взгляд. Высокие, стройные, насколько позволяют угадать пышные шаровары, а уж то место наверху, где эти ножки перетекают в спину... м-м-м!

— Тахиза! — умильно окликнул Чинзур. — Красавица! У меня одна вещичка есть — кому бы подарить, а?

Рука грайанца поигрывала тонким серебряным браслетом. Темные глаза племянницы хозяина кокетливо блеснули.

— Надень сам! — промурлыкала она и легко поставила на подушку маленькую ножку в черном башмачке.

Дрожащими пальцами Чинзур сомкнул браслет на ножке и немного помедлил, сжимая щиколотку, восторженно удивляясь ее хрупкости и изяществу. Не удержался — просунул ладонь под тонкую материю, двинул выше, к икре...

Ножка резко вырвалась. Тахиза наклонилась к наглецу, засверкала глазами.

— Дяде скажу! — жарким шепотом пригрозила она. — За режет и в море бросит! И ушла, возмущенно покачивая высокими бедрам Но браслет, между прочим, обидчику не вернула...

Чинзур растерянно и сердито развел руками, сказал вслух по-грайански:

— За мой медяк — я же и дурак? За мой золотой — меня в море головой?

Ну и дрянь эта Тахиза! Дрянь и потаскуха! Хотя и требует, чтобы ее называли Тахиза-шйу, девушка то есть. Вечно закусывает концы платка, чтоб никто не сглазил ее девственность. Было бы там что сглазить! Постаравшись выбросить подлую девку из головы, Чинзур стал прикидывать, как они с Илларни доберутся до столицы. Этот постоялый двор, что расположился у самого поместья Таграх-дэра, придется обойти стороной. А до второго дорожного приюта, что лежит гораздо дальше, обязательно нужно добраться засветло, потому что в здешних краях ночуют под открытым небом лишь те, кому сильно надоела жизнь.

Контрабандист, что еще недавно пил вино рядом с ним, подробно описал дорогу, обещал помощь. Все бы хорошо... только б не спутало планы письмо, что утром получил Илларни. Ясно, что Таграх-дэр встревожен... догадывается, что его преступление выплыло наружу. Но только догадывается, иначе сразу убил бы звездочета.

И уж конечно, не подозревает, что на него точит когти грозный Хайшерхо, глаза и уши Светоча.

Умен Хайшерхо, умен! Не нравятся ему те, кто рвется к власти. Таких Хайшерхо вовремя останавливает. Вот и сейчас — покопался в жизни вельможи, как мусорщик копается в груде хлама, и вызнал, что грайанский ученый, который якобы пишет историю рода Таграх-дэра, на самом деле — богомерзкий звездочет, составляющий для своего господина гороскопы.

Для такого страшного обвинения нужны серьезные доказательства, и лучшее из них — сам звездочет!

Только бы не сорвалось! Хайшерхо платит щедро, а Чинзуру нужно много денег, чтобы не только вернуться в Грайан, но и замять неприятную историю с внезапной смертью дядюшки... Тогда Чинзур был молод и неосторожен, не сумел предугадать все неожиданности и в результате стал не счастливым обладателем наследства, а спасающимся от казни преступником... Ничего, теперь он все уладит! Богатый человек даже с Безымянными договорится, не только с законом.

Снова подошла с кувшином Тахиза. Она явно сменила гнев на милость.

— Вино кончается, — шепнула красавица, наклонившись так, чтобы ее грудь коснулась плеча Чинзура. — Придется лезть в погреб, а там темно, я боюсь...

Чинзур тут же забыл о своих великих планах.

— А если бы в погребе тебя ждал хороший знакомый, смелый человек, настоящий мужчина?

— Тогда не страшно, — лукаво повела бровью Тахиза и, подхватив кувшин, исчезла.

Так, теперь главное — не быть дураком и не терять времени. Вход в погреб — во внутреннем дворике. К счастью, дворик пуст, никто не интересуется, зачем гость сдвигает каменную плиту и лезет по приставной лестнице.

Свет, падая сверху, выхватывает из мрака два ряда вмурованных в стену гигантских кувшинов и уводящий в темноту проход меж ними.

После безжалостного наррабанского солнца отрадны подземный холод и полутьма, обнявшие распаленное желанием тело.

Куда менее приятны прикосновения стали к шее и мрачный голос позади: