— Я на все согласен, — продолжал канючить младший Ваккаро. — Хоть на стройку, хоть в доки, хоть за руль грузовика — все что угодно. Я сильнее, чем кажусь, Эндрю, честное слово.

— Я знаю. Но...

— Я худощавый, но крепкий.

— Я знаю. Но что станет делать без тебя твой отец?

— Вся беда в том, что я ненавижу глажку. Просто ненавижу.

— А он знает?

— Понятия не имею.

— Так поговори с ним. Давай выясним, что он думает. Если он согласится отпустить тебя, пожалуй, я найду тебе местечко на Фултонском рынке.

— Боже, я терпеть не могу рыбу, — скривился Бенни.

— Или еще где-нибудь. Посмотрим. Но сперва поговори с ним.

— Мне становится дурно от одного запаха рыбы.

— Поговори с ним, — повторил Эндрю и направился к двери в дальней стене. Рядом с ней висел домофон и кнопка звонка. Эндрю открыл ключом замок, щелкнул выключателем и поднялся по лестнице на первый этаж квартиры. Стены лестничной площадки были выкрашены в белый цвет, под стены ателье, так же как и наружная сторона двери в квартиру. Другую же ее сторону украшала отделка под орех, в стиле интерьера гостиной. Эндрю взглянул на терморегулятор, удовлетворенно кивнул и принялся ждать своего дядюшку.

В редакции газеты на пятом этаже школьного здания Лоретта и Сара трудились над следующим номером «Грир-газетт». Настенные часы показывали без двадцати двенадцать. У обеих выдалось окно в расписании, и чем больше им удалось бы сделать сейчас, тем меньше пришлось бы сидеть после уроков остальным членам редколлегии. Лоретта лучше всех умела придумывать заголовки; ее пытливый ум моментально схватывал самую суть. Сейчас она билась над названием статьи о школьной экскурсии на выставку Матисса. Пока она предложила Саре на выбор два варианта:

ЗНАКОМЬТЕСЬ, МИСС: МЕСЬЕ МАТИСС

и

МАТИСС ВОСХИЩАЕТ МИСС,

на что та заметила, что слово «мисс» подходит для школьниц откуда-нибудь из Беркшира, но уж никак не из самого сердца Нью-Йорка, таких умных, талантливых...

— О-о, как приятно, — протянула Лоретта и одарила Сару ослепительной улыбкой.

Они рассмотрели еще несколько версий и отвергли их все. На улице ветер бился в оконные стекла и пронзительно свистел в какую-то неприметную щелочку в раме. Наконец Лоретте пришла идея передать то впечатление, которое осталось у девочек после посещения выставки; в конце концов, статья не анонсирует предстоящее событие, а рассказывает об уже происшедшем.

— И какое же у вас осталось впечатление? — поинтересовалась Сара.

— Лично я испытала благоговение. Настоящее благоговение!

— Перед чем?

Пусть они больше думают, больше анализируют, больше...

— Всю свою жизнь он искал новые пути, — пояснила Лоретта. — Даже в глубокой старости он словно бы кричал: «Посмотрите на меня! Я все еще живой!»

— Получится из этого заголовок?

— Не получится, — тряхнула головой Лоретта.

Они помолчали.

Неожиданно девочка выпалила: «Матисс жив!»

— Отлично, — кивнула Сара.

— Потому что он и в самом деле жив, — пояснила Лоретта. — Он живой, вот в чем вся суть.

— Да.

Несколько минут они работали, не произнося ни слова. Только часы тикали на стене да ветер завывал за окном.

— Хотела бы я, чтобы кое-кто из ребят нашего квартала тоже сходил на эту выставку, — вдруг выпалила Лоретта. — Может, тогда и они тоже захотели бы жить.

— А почему они не хотят?

— Потому что слишком заняты тем, что приближают свою смерть.

Сара подняла голову.

Их взгляды встретились.

— Я говорю о наркотиках, — пояснила Лоретта. — Они у нас на каждом углу, только руку протяни.

Сара по-прежнему смотрела на нее.

— Нет, это не для меня, — поняла ее Лоретта. — Не беспокойтесь. Мне такого счастья не надо, спасибо.

— Я очень рада.

— Хотя, если честно, искушение есть. Они всегда рядом и стоят гроши. Рано или поздно возникает желание попробовать. Ну, понимаете, все уже приобщились, и что-то внутри тебя говорит: «А чем ты хуже? Почему бы и тебе не полетать вместе со всеми?»

Сара молчала.

— Но что интересно: когда видишь работы этого человека, вдруг понимаешь, что он мог летать без всякой травки. Все, что нужно для полета, он находил в себе самом.

— Верно, — согласилась Сара.

— Вот здесь. — Лоретта приложила руку к груди. — Вот здесь, — повторила она.

Наступившую тишину разорвал школьный звонок.

— Мы неплохо сегодня поработали, правда? — сказала Лоретта.

— Конечно. После уроков придешь?

— Обязательно.

— Тогда до встречи.

— Матисс жив! — с улыбкой выпалила девочка, вскинула сжатый кулак в знак приветствия и направилась к двери.

Стрелки часов показывали десять минут первого.

Время ленча.

Сегодня Саре что-то не хотелось идти в учительскую столовую.

Хотя погода и не располагает, она лучше дойдет до кофейной на углу Леке и Пя...

Вдруг она поймала себя на том, что думает об Эндрю Фарелле.

О том, как она испугалась, что кто-нибудь из коллег увидит их за чашкой кофе.

И как они пошли не в ближайшую к школе забегаловку, а...

И о запахе крепкого кофе...

И о вкусе шоколада на ее губах...

О том, как Эндрю наклонился через стол и поцеловал ее.

Сара поспешно прогнала прочь опасные мысли.

С каждой встречей Руди выглядел все хуже и хуже. Эндрю так до конца и не понял, отказался ли его дядя возглавить организацию потому, что действительно не захотел взваливать на себя такую ответственность, или он просто знал, как мало ему осталось жить. В глазах всех именно он являлся законным наследником. Но рак распорядился по-своему.

Самый строго охраняемый секрет в семье.

«Никогда не действуй с позиции слабости, — учил его отец. — Никому и в голову не должно прийти, что причиной пусть самого незначительного твоего решения стала твоя слабость. Только сила может предопределять любое действие. Или пусть так кажется со стороны».

Если бы он занял место отца только потому, что дядя болен, другие отнеслись бы к нему без должного уважения. Эндрю не занимал столь высокого положения в организации, как его дядя, не прошел, подобно ему, путь наверх от самого низа, не имел ни опыта, ни умения Руди Фавиолы. Но когда тот с позиции силы отказался от повышения и назвал своего племянника в качестве законного преемника, это назначение приобрело вес авторитетного королевского приказания, которое никому не пришло бы в голову оспаривать.

Добьется ли Эндрю окончательного признания — уже другой вопрос. Его отец возглавил организацию клана Торточелло, убив его главу. Эндрю отлично знал эту историю. Он читал все газетные отчеты о гибели Ральфа Торточелло и знал, что такой же конец может ждать и его самого, если кто-нибудь попытается оспорить его право на власть. Он надеялся, что успех китайско-колумбийской сделки укрепит его позиции. Именно об этом они с дядей Руди и хотели поговорить сегодня.

— Вилли снова связывался с Морено, — сообщил тот. — Должен тебе сказать, наш Вилли ни жив ни мертв от страха. Морено может пришить его в любую минуту, и он это прекрасно понимает. Вилли нравится на Карибах, и он не хочет возвращаться на север. Но если наш план не сработает, его придется оттуда выдернуть, и побыстрее, иначе он и оглянуться не успеет, как пойдет на корм акулам.

— Я отдаю себе отчет.

— Сейчас Морено должен понять, что если он не сработается с нами, то в Штатах ему делать нечего. Где бы он ни попытался сплавлять товар — в Нью-Йорке, Майами, Нью-Орлеане, Хьюстоне, Сан-Диего, — он везде пролетит, потому что наши люди передушат его дилеров, как крыс. Всем следует осознать: хочешь иметь дело с Морено — жди встречи с людьми Фавиолы. Конечно, никому не приятно, когда тебя загоняют в угол, но, черт побери, мы предлагали ему выгодную сделку. Никто не виноват, что он такой упертый. Теперь он в курсе, что ты здесь главный, что с ним не какой-нибудь клерк от нечего делать приезжал поболтать. Еще он знает, чей ты сын, а с Энтони Фа-виолой шутки плохи, где бы он ни был, хоть в Канзасе, хоть на Луне. Он все знает. Непонятно только, чего он тянет.