Я не стал к ним прислушиваться и направился прямиком к Грейс. Казалось, она состоит из отдельных частей, которые кто-то свалил на постели и наспех приладил друг к другу. Я понял, что времени у меня почти не осталось.

К удивлению моему, когда я присел перед ней на корточки, она открыла глаза, хотя веки были тяжелые, набухшие.

— Коул, — произнесла она негромко и протяжно, как маленькая девочка, которая не в силах больше бороться со сном. — А где Сэм?

— Здесь, — соврал я. — Не оглядывайся.

— Я умираю? — прошептала Грейс.

— Не бойся, — сказал я, но это был не ответ на ее вопрос.

Я принялся шарить в ящиках тележки, которая была придвинута к кровати, пока не нашел то, что искал: коробку с какими-то острыми и блестящими медицинскими инструментами. Я выбрал тот, который показался мне наиболее подходящим, и взял Грейс за руку.

— Что ты делаешь?

Впрочем, она была уже слишком далеко отсюда, чтобы это ее волновало.

— Превращаю тебя в волчицу, — сказал я.

Она не шелохнулась, и в глазах ее не затеплилось ни искорки интереса. Я глубоко вздохнул, натянул кожу у нее на запястье и сделал крошечный надрез. И снова она даже не пошевелилась. Из ранки струей хлынула кровь.

— Прости, это будет омерзительно, — прошептал я. — Но к несчастью, я единственный, кто может это сделать.

Глаза Грейс чуть расширились, когда я набрал полную пригоршню слюны. Я не знал даже, много ли нужно для повторного инфицирования. Это Бек поставил дело на научные рельсы, заранее продумал все до мелочей. У него был маленький шприц, который он хранил в холодильнике.

— Поверь мне, так останется меньше рубцов, — сказал он мне тогда.

Я внезапно подумал, что Изабел не сможет заговаривать матери Грейс язык бесконечно, и во рту у меня пересохло. Кровь из крошечного надреза хлестала так, как будто я вскрыл вену.

Глаза у Грейс закрывались, хотя я видел, как отчаянно она пытается удержать их открытыми. На полу под ее рукой уже собралась лужа крови. Если моя теория окажется неверна, я только что убил ее.

Из палаты выглянул Коул, коснулся моего локтя и втащил внутрь. Он закрыл дверь на щеколду и подпер ее хирургической тележкой, как будто она могла кого-то остановить.

— Ну вот он, момент истины, — сказал он срывающимся голосом. — Если ничего не получится, ей конец, но ты сможешь провести с ней последние минуты. Если получится, нам… нам придется в спешном порядке ее отсюда вытаскивать. Давай. Соберись, потому что…

Я обошел его, и перед глазами у меня помутилось. Мне уже приходилось видеть такое количество крови, когда волки загоняли добычу, и тогда крови бывало столько, что она обагряла снег на много ярдов вокруг. И приходилось видеть такое количество крови Грейс, много лет назад, когда я еще был волком, а она — маленькой девочкой, и она умирала. Но я не готов был увидеть это вновь.

— Грейс, — сказал я, но это был даже не шепот. Мои губы лишь шевельнулись беззвучно. Я стоял рядом с ней, но нас разделяли тысячи миль.

Ее била дрожь, она кашляла и цеплялась за поручни больничной кровати.

Взгляд Коула был прикован к двери. Ручку дергали снаружи.

— Окно, — приказал он мне.

Я недоуменно уставился на него.

— Она не умирает, — сказал Коул; глаза у него были раскрыты так же широко, как и мои собственные. — Она превращается.

Я посмотрел на лежащую на кровати девушку, и она взглянула на меня в ответ.

— Сэм, — сказала она.

Ее корежило, плечи ходили ходуном. Я не мог на это смотреть. Грейс, переживающая мучительную трансформацию. Грейс, превращающаяся в волчицу. Грейс, подобно Беку, Ульрику и всем остальным волкам до нее, исчезающая в лесу.

Она ускользала от меня.

Коул бросился к окну и дернул за щеколду.

— Простите, сетки, — сказал он и вышиб их ногой. Я продолжал стоять столбом. — Сэм! Ты что, хочешь, чтобы они увидели ее в таком виде?

Он подскочил к кровати, и мы вдвоем подняли Грейс с постели.

Дверь трещала; из коридора доносились крики.

Больничное окно находилось в четырех футах от земли. Стояло ослепительно солнечное погожее утро, совершенно обыкновенное, если не считать того, что оно не было обыкновенным. Коул выскочил из окна первым и, выругавшись, приземлился в невысокие кусты, а я тем временем пристроил Грейс на подоконнике. С каждым мигом от Грейс в ней оставалось все меньше и меньше. Когда Коул опустил ее на землю под окном, ее вырвало на траву.

— Грейс, — позвал я, хотя перед глазами все плыло, потому что запястья у меня были в ее крови. — Грейс, ты меня слышишь?

Она кивнула и упала на колени. Я присел рядом с ней. Глаза у нее были огромные и испуганные. У меня разрывалось сердце.

— Я найду тебя, — пообещал я. — Честное слово, я найду тебя. Не забывай меня. Не… не теряй себя.

Грейс схватила меня за руку, но промахнулась и едва не упала на траву.

А потом она вскрикнула, и девочка, которую я знал, исчезла, а на ее месте осталась стоять волчица с карими глазами.

Я не мог заставить себя подняться. Я стоял на коленях, совершенно опустошенный, и смотрел, как темно-серая волчица медленно трусит прочь от нас с Коулом. Прочь от людей. Кажется, я не дышал.

Грейс.

— Сэм, — сказал Коул. — Я могу отправить тебя следом за ней. Я могу перезапустить и тебя тоже.

За одно мгновение все мое прошлое промелькнуло у меня перед глазами. Я вновь корчился, превращаясь в волка, я увидел все мои весны, когда я прятался от каждого сквозняка, услышал стон, с которым снова и снова терял себя. Мне вспомнился миг, когда я понял, что мне остался всего лишь год и всю оставшуюся жизнь я буду заперт в чужом теле.

Мне вспомнилось, как я стоял посреди улицы перед «Корявой полкой» и меня переполняла вера в будущее. Как слушал волчий вой в лесу за домом и был счастлив, что я теперь человек.

Я просто не мог. Грейс должна понять. Я не мог.

— Коул, — сказал я, — уходи. Не надо, чтобы тебя лишний раз видели. Пожалуйста…

Коул понял все без слов.

— Я отведу ее в лес, Сэм.

Я медленно поднялся на ноги, вернулся обратно в приемный покой через бесшумно разъехавшиеся передо мной стеклянные двери и, с ног до головы покрытый кровью моей девушки, впервые за всю свою жизнь солгал так, что мне поверили.

— Я пытался остановить ее.

Я потерял бы ее в любом случае.

Если бы Коул не заразил ее повторно, она умерла бы на больничной койке. Теперь в ее жилах бежит волчий токсин Коула, и лес отобрал ее у меня, как отобрал все, что было мне дорого.

А я остался. За мной наблюдают подозрительные глаза ее родителей, которые не могут доказать, что я похитил их дочь, но все равно в это верят; и сам я наблюдаю — потому что в этом крохотном городке ожесточение Тома Калперера становится все более и более ощутимым, а хоронить еще и Грейс я не намерен, — и жду, когда придет жаркое и благодатное лето, а вместе с ним выйдет из леса она. Моя летняя девочка.

Где-то далеко хохочет надо мной судьба, потому что теперь я человек, а Грейс — та, кого мне суждено терять снова и снова, раз за разом, каждую зиму, терять все безвозвратней и безвозвратней, если я не найду средство положить этому конец. Только на этот раз настоящий конец, а не отсрочку.

Разумеется, я делаю это не только ради Грейс. Я делаю это ради себя самого через пятнадцать лет, ради Коула, ради Оливии. И ради Бека — быть может, под волчьей шкурой все еще теплится искорка человеческого разума?

Я наблюдаю за ней, как многие годы до этого, а она наблюдает за мной — ее карие глаза смотрят на меня с волчьей морды.

Это история парня, который когда-то был волком, и девушки, которая в конце концов все-таки превратилась в волчицу.

Это еще не конец. Я сложил в память о нас с Грейс тысячу бумажных журавликов и загадал желание.

Я найду средство. А потом найду Грейс.