– У тебя вот здесь очаровательная родинка. Прямо вот здесь. – Он коснулся ее левой груди, а затем наклонился и нежно поцеловал то место, где только что был его палец.

Ее соски моментально напряглись и отвердели, что, конечно, было заметно через тонкую материю.

Он прикоснулся языком к маленькому шрамику на ее скуле и наклонился к самому уху:

– Скоро, моя дорогая. Скоро. – Повесив что-то ей на шею, он снова прошептал:

– Я приду к тебе во сне.

И ушел.

Она скользнула внутрь, закрыла за собой дверь и, тяжело дыша, оперлась на нее спиной. Произнести что-нибудь членораздельное она не могла. Она потрогала грудь и рукой нащупала сокола, висящего на цепочке. Ощутив его тепло, Мери улыбнулась.

– Сразу видно, вечер был потрясающий, – сказала Вэлком. Она сидела на диване и делала педикюр. – Судя по вашему виду, мадемуазель, любовь на пороге.

Все еще глупо улыбаясь, Мери вяло подняла руку:

– Привет. Как повеселилась?

– Отлично. Мы с ребятами славно покутили.

– Это хорошо, – произнесла Мери с отсутствующим видом и двинулась в свою комнату.

– Если б ты видела, что творилось, когда он притащил в холл отеля крокодила и гиппопотама.

– Это хорошо.

– Что же это делается с человеком? – задумчиво произнесла Вэлком, когда за Мери закрылась дверь.

А у той в мозгу вертелось одно и то же.

Я полюбила этого человека. Неужели действительно полюбила?

Каким-то образом ей все же удалось раздеться, умыть лицо. А мысли о Рэме все роились и роились. Сегодня все прошло чудесно, кроме, пожалуй, инцидента с тем человеком у театра. Она вспомнила, какое холодное, жестокое выражение лица было в тот момент у Рэма, и поняла, что многого еще о нем не знает.

Нет, что бы Вэлком о нем ни говорила, он все-таки очень похож на мою мать. Такой же собственник, так же бесцеремонно вмешивается в мою жизнь. Спрашивается, нужно ли мне все это? Может быть, после замужества он заставит меня надеть чадру? Я ведь просто стану его движимым имуществом.

А пошел он ко всем чертям, этот самонадеянный сумасшедший египтянин! Каждый раз, стоит ему посмотреть на меня этими потрясающими глазами и прошептать на ухо какую-нибудь ерунду, весь мой разум, вся моя рассудительность берут отпуск.

Нет, надо все-таки думать и о будущем. Рэмсон Габри при всей его несомненной привлекательности не может рассматриваться как объект серьезного чувства или каких-то длительных отношений. Это все фантазия, мимолетность. Я здесь не для того, чтобы воплощать в жизнь девичьи мечты и прочие романтические штучки. Я здесь для того, чтобы работать. Спустись на землю, Мери.

Она с остервенением причесалась, разломав при этом расческу, потом переоделась в пижаму и через минуту уже совала в руки Вэлком небольшой коричневый пакетик:

– Хочешь «M&M's»?

Та оторвалась от своего педикюра.

– Ну прямо как манна небесная. Откуда это у тебя?

– От Рэма. Их привезли из Нью-Йорка, на самолете.

– Вот это кавалер, я понимаю. Ты, я вижу, понемногу начала сдавать позиции.

– Только временное помешательство. Но это пройдет. Уже проходит. Если я снова начну вести себя, как глупая влюбленная школьница, ущипни, пожалуйста, меня, и побольнее. – Она открыла свой пакетик и отправила в рот горсть «M&M's». – Мне кажется, я просто насмотрелась старых фильмов.

Однако ее голова все еще была занята мыслями о Рэме. Чувства, которые он возбудил в ней, не утихали. С несчастным видом она уставилась в темное окно, не зная, что же будет дальше.

– Давай поговорим об этом? – предложила Вэлком.

Мери замотала головой.

После нескольких минут тишины Вэлком снова подала голос:

– Это ты оставила стеклянную дверь на веранду открытой?

– Нет. А почему ты спросила?

– Когда я пришла, она была открыта. Возможно, это просто случайность. – Она отправила несколько карамелек в рот и снова занялась ногтями. Закончив, она полюбовалась работой и спросила:

– Хочешь, чтобы я навела лоск тебе?

– С превеликим удовольствием. – Мери заулыбалась и протянула ногу ей на колени. – Хотите знать, что такое настоящая подруга? Это та, которая поздно вечером сделает тебе педикюр.

– Вэлком. – Мери ждала ее, стоя перед зеркалом. – Могу я надеть этот купальник?

– А почему нет? Он очень интересный. Кстати, оригинальная работа Генри. А это безобразие больше не надевай. – Она взяла в руки купальник, лежащий рядом. – Ему же лет пять, не меньше.

– Да нет, он у меня с прошлого лета. Я носила его весь сезон, и все было в порядке.

Сейчас на ней был розовый супербикини, который больше открывал, чем прикрывал.

– Нет, я не могу пойти в бассейн в таком виде. Это неприлично.

– Да Господи, ты посмотри, какие у тебя ноги! А грудь! Большинство женщин все бы отдали за возможность показать такое. А ты стесняешься. Генри пришел бы в восторг, увидев, как хорошо сидит на тебе его произведение.

– Я боюсь, меня могут арестовать. Это ведь мусульманская страна. Здесь женщины еще носят чадру и никогда не открывают ноги. Нет, я подожду, пока откроется магазин в отеле, и куплю что-нибудь поскромнее.

Вэлком вздохнула:

– Я же тебе уже говорила, что бутик откроют только после трех. А посадка на пароход, кажется, в начале второго. Может, ты наденешь тогда вот этот? – Она показала на свой купальник, состоящий из нескольких черных полосочек.

– Да этот еще хуже.

Вэлком улыбнулась:

– К твоему сведению, и этот, и твой стоят по шесть сотен баксов.

– Неужели?

– Представь. Генри подарил их мне сразу после показа коллекции. Ладно, хватит базарить, надевай этот розовый и не думай ни о чем. А то пропустим утреннее солнце.

Мери осталась в своем бикини, Вэлком – в его черном двойнике, и они обе направились к двери, игнорируя трезвонящий телефон.

Всю дорогу к бассейну Мери что-то ворчала себе под нос.

Они расположились в шезлонгах, и Мери с облегчением отметила, что купающихся всего несколько человек. Возможно, удастся скользнуть в воду незаметно. Ей просто необходимо было сейчас искупаться в прохладной воде, чтобы смыть смятение бессонной ночи.

– Золотко, помажь мне спину. – Вэлком протянула ей флакон и легла на живот.

Мери втирала пахнущий кокосом лосьон в безукоризненную кожу.

– А я думала, у рыжих всегда веснушки. Ты уверена, что тебе не вредно лежать на солнце? Может быть, пойдем в тень?

– Мери, купальник на тебе смотрятся отлично. Так что будем лежать здесь, не надо меня уговаривать уйти в тень. Тебе тоже втереть лосьон?

Сделав глубокий вдох, Мери сбросила платье:

– Нет, я сначала искупаюсь.

– Какой ужас, – раздался у нее за спиной глубокий баритон. – Как хорошо, что я вовремя.

Мери оглянулась и уперлась взглядом в Рэма. Некоторое время они, потрясенные – это еще мягко сказано, потрясенные, – смотрели друг на друга. Он был в узких черных плавках. Она впервые увидела его обнаженный мускулистый торс, бронзовую грудь, поросшую густыми курчавыми волосами, его стройные ноги. У нее заныло в животе. Он был великолепен.

Рэм тоже любовался ею, это было очевидно, однако фраза, которую он произнес в следующий момент, вернула ее из мира грез на грешную землю.

– Я не позволю тебе устраивать здесь демонстрации.

– Не позволю? Что значит не позволю? – Она удивленно подняла брови.

Он молча продолжал смотреть на нее. Мери вздернула подбородок:

– А что плохого в этом купальнике? Если хочешь знать, это оригинальная работа Генри. Он существует в единственном экземпляре.

– Ничего, я куплю тебе еще один, который прикроет тебя лучше. Я не желаю, чтобы любой мужчина в Египте, глядя на мою женщину, ронял слюни. Надень это. – Он протянул ей халат и уже всунул одну ее руку в рукав.