Но однажды Кулонга, сын старого вождя, Мбонги, зашел далеко к западу. Он острожно шел в густых зарослях, держа копье наготове, и крепко прижимал левой рукой к своему стройному черному телу длинный овальный щит.

За спиной у него висел лук, а колчан был полон прямыми стрелами, старательно смазанными темным, смолистым веществом, благодаря которому даже легкий укол становится смертельным.

Ночь застигла Кулонгу далеко от поселка отца, все на том же пути по направлению к западу. Он влез на разветвление большого дерева и устроил себе здесь нечто вроде площадки, на которой и улегся спать.

На расстоянии трех миль к западу от него ночевало племя Керчака.

На следующее утро с зарею обезьяны поднялись и разбрелись по джунглям в поисках пищи. Тарзан, по своему обыкновению, пошел к хижине. Он хотел по дороге найти какую-нибудь дичь и насытиться раньше того, как он доберется до берега.

Обезьяны разошлись по окрестностям в одиночку, подвое и по-трое по всем направлениям, но все же старались держаться поблизости друг от друга, чтобы в случае опасности можно было крикнуть и быть услышанным.

Кала медленно брела по слоновой тропе в направлении к западу и была поглощена переворачиванием гнилых веток, в поисках грибов и съедобных насекомых. Вдруг какой-то странный шум привлек ее внимание.

Впереди нее на протяжении пятидесяти ярдов путь шел совершенно открытый, и она из своего лиственного туннеля увидела подкрадывающуюся фигуру страшного, невиданного существа.

Это был Кулонга.

Кала не стала терять времени на разглядывание его, она повернулась и быстро двинулась назад по тропе. С ее стороны это вовсе не было бегством. По обыкновению своих соплеменников, которые благоразумно уклоняются от нежелательных столкновений, пока в них не заговорит страсть, она стремилась не убежать от опасности, а избежать ее.

Но Кулонга не отставал… Он почуял мясо… Он мог убить ее и отлично поесть в этот день. И он бежал за Калой с копьем, уже занесенным для удара.

На повороте тропы Кале удалось было скрыться, но Кулонга опять заметил ее на прямом участке. Рука, держащая копье, откинулась далеко назад, и мускулы в одно мгновение напряглись под гладкой кожей. Затем рука выпрямилась, и копье полетело в Калу. Но удар был плохо рассчитан. Копье только оцарапало ей бок.

С криком ярости и боли бросилась обезьяна на своего врага. И в то же самое мгновение деревья затрещали под тяжестью ее товарищей. Племя уже спешило сюда, прыгая с ветки на ветку в ответ на крик Калы.

Кулонга с невероятной быстротой выхватил лук из-за плеч и вложил в него стрелу. Далеко оттянув тетиву, он послал отравленный метательный снаряд прямо в сердце огромного человекоподобного зверя.

И Кала с ужасающим воплем упала ничком на глазах всех изумленных членов своего племени.

С ревом и воем кинулись обезьяны на Кулонгу, но осторожный дикарь помчался вниз по тропе, словно испуганная антилопа. Он достаточно знал о свирепости этих диких, волосатых людей, и его единственным желанием было как можно больше увеличить пространство между собою и ими.

Обезьяны преследовали его на довольно далеком расстоянии, стремительно прыгая по деревьям, но, наконец, одна за другой, они бросили погоню и вернулись к месту трагедии.

Никто из них до сих пор не видал другого человека, кроме Тарзана, и потому все смутно удивлялись, что это за странное существо появилось в их джунглях.

Вдали на берегу, около маленькой хижины, Тарзан слышал слабые отзвуки стычки. И догадавшись, что с его племенем случилось нечто серьезное, он поспешил туда, где раздавался шум борьбы.

Когда он добежал до места происшествия, то он застал здесь все племя. Обезьяны в большом волнении кричали и суетились вокруг тела его убитой матери.

Горе и злоба Тарзана были безграничны. Он несколько раз проревел свой страшный боевой клич и бил себя в грудь сжатыми кулаками, а потом бросился на труп Калы и горько рыдал над ней, изливая скорбь своего одинокого сердца.

Утрата единственного существа во всем мире, питавшего к нему дружбу и нежность, была действительно великим несчастьем для него. Что из того, что Кала была свирепым и страшным зверем! Для Тарзана она была нежной, близкой, а потому и прекрасной.

Не сознавая того сам, он расточал ей все то почитание, уважение и любовь, которые всякий английский мальчик питает к своей родной матери. Тарзан никогда не знал иной матери и безмолвно отдал Кале все, что принадлежало бы прекрасной леди Элис, если бы она была в живых.

После первого взрыва отчаяния, Тарзан опомнился и взял себя в руки. Расспросив соплеменников, бывших свидетелями убийства Калы, он узнал все, что их бедный лексикон позволял передать ему.

Однако, и этого было вполне достаточно. Он узнал, что странная, безволосая черная обезьяна с перьями, растущими из головы, бросила в Калу смерть из гибкой ветки и затем бежала с быстротой оленя Бары по направлению к восходящему солнцу.

Тарзан вскочил и, забравшись на ветки, быстро понесся по лесу. Он хорошо знал все изгибы слоновой тропы, по которой бежал убийца, и шел напрямик по джунглям, чтобы пересечь дорогу черному воину, который не мог идти иначе, как по извилистым изгибам.

На бедре Тарзана висел нож, унаследованный им от отца, а на плечах лежала его длинная веревка, свитая в круги.

Через час человек-обезьяна снова спустился на тропу и принялся внимательно осматривать землю.

В тонкой грязи на берегу крошечного ручейка он нашел такие следы ног какие во всех здешних лесах оставлял лишь он, но они были гораздо крупнее его следов. Сердце Тарзана сильно забилось. Неужели он преследует человека, представителя своей собственной породы?

Здесь были две дорожки следов указывающие на противоположные направления.

Итак, жертва, за которой он гнался, прошла здесь и вернулась той же тропой. Вглядевшись в более свежий след, Тарзан заметил маленькую частицу земли, которая катилась с края одного из следов в его углубление, – это значило, что след был совсем свежий и что таинственное существо, за которым гнался Тарзан, прошло здесь только что.

Тарзан снова вскочил на деревья и быстро, почти бесшумно понесся высоко над тропой.

Он не пробежал и мили, как действительно увидел черного воина. Воин стоял на открытой поляне. В руке у него был его гибкий лук со стрелою, которую он готов был спустить.

Против него стоял готовый кинуться вепрь Хорта, с опущенной головой и с покрытыми пеной клыками.

Тарзан с удивлением смотрел на странное чернокожее существо. Оно так походило на него общим обликом и все же отличалось лицом и цветом кожи. Правда, в книжках своих он встречал рисунки, изображавшие негра, дикаря, но как непохожи были те мертвенные отпечатки на это лоснящееся, черное, ужасное существо, дышавшее жизнью!

К тому же, этот человек с туго натянутым луком напомнил Тарзану не столько «негра», сколько «стрелка» из его иллюстрированного букваря:

С С начинается стрелок.

Как все это было удивительно! Тарзан пришел в такое возбуждение от своего открытия, что чуть было не выдал своего присутствия.

Но на полянке перед его глазами происходило нечто совсем новое и невиданное.

Мускулистая рука сильно натянула тетиву; вепрь бросился вперед, и тогда черный человек спустил маленькую отравленную стрелу. И Тарзан увидел, как стрела полетела с быстротой молнии и вонзилась в щетинистую шею вепря.

Едва стрела была спущена с тетивы, как Кулонга положил на нее вторую, но не успел спустить ее, как вепрь стремительно бросился на него. Тогда чернокожий перескочил через зверя одним прыжком, с неимоверной быстротою всадил в спину Хорте вторую стрелу и почти мгновенно вскочил на дерево.

Хорта повернулся, чтобы еще раз броситься на врага, сделал несколько колеблющихся шагов, словно удивившись чему-то; качнулся и упал на бок. Несколько мгновений мышцы его еще судорожно сокращались, но скоро он уже лежал неподвижно.

Кулонга слез с дерева.

Ножом, висевшим у него на боку, он вырезал на теле вепря несколько больших кусков. Он ловко и быстро развел огонь посреди тропы и стал жарить и есть это мясо. Остальную часть вепря он оставил там где она лежала.