— Нет, не можете. — размеренно, но жестко вступает в диалог Женя. Если бы я не была уверена, что его тон голоса направлен не на меня, то, возможно, уже бы ползла по стеночке в сторону двери. — Вы, собственно, кто? — вопросительно выгибает бровь, бросая твердый взгляд на Турова и при этом лаская мою ладонь большим пальцем. — И почему моя жена должна с вами куда-то идти? — иронично добавляет.

Каждое слово, произнесенное Женей, звучит настолько правдиво, что мне на мгновение начинает казаться, что я и в самом деле давным-давно являюсь его женой, что уж говорить о том, что в это поверил Богдан. Мужчина смотрит на мое кольцо, затем прямо в глаза и язвительно интересуется:

— Инна, не хочешь представить меня своему мужу? — Очень, Богдан, очень! Просто сплю и вижу: как бы мне представить тебя!

— Женя, — выдыхаю, — познакомься, это Богдан, мой бывший молодой человек. — про себя еще хочется добавить «абьюзер, тиран и манипулятор», но я сдерживаюсь.

Сосед коротко кивает и выжидательно откидывается на спинку дивана, обвивая меня рукой и прижимая еще сильнее к себе. Каждым движением он легко дает понять, кто на самом деле здесь является хозяином положения.

Официантка приносит папку, и Женя небрежным жестом отсчитывает несколько купюр.

— Если честно, то мы торопимся. — вновь обращается к Турову. — Хотите что-то сказать — говорите, иначе всего доброго.

— Я хочу увидеться с сыном. — Богдан наклоняется вперед, показывая, что ничуть не уступает Жене по энергетике.

— С каким сыном? — невозмутимо склабится сосед. — Уважаемый, мой вам совет: не лезьте туда, куда вам не следует.

— Евгений, настоятельно рекомендую вам воспользоваться вашим же советом. — парирует Богдан. Чувствую себя безумно некомфортно рядом с этими двумя. Кажется, что еще немного, и как минимум от накала у стола подогнутся ножки. — Инна, — Туров неожиданно переключается на притворившуюся ветошью меня, — Егор? Так ведь? — словив мой испуганно-непонимающий взгляд, усмехается и поясняет. — Твоя мать приходила ко мне несколько недель назад: просила денег. Она-то и сказала, что ты родила нашего сына.

Почувствовав мощное недомогание, прикрываю глаза и считаю до десяти, в надежде хоть как-то облегчить свое состояние. Мама, что же ты наделала?! Почему с самого детства от тебя я не вижу ничего, кроме проблем?

Будто сквозь плотную пелену слышу окончательно выведенного из себя Женю:

— Достаточно! Я не желаю больше слушать этот бред.

— Как пожелаешь. — также глухо слышится второй, немного более грубый голос. — Она тебя водит за яйца, а ты послушно царапаешь рогами потолок. Егор — мой сын. — делает паузу. — До встречи в суде, дорогая. — а это, кажется, обращение уже ко мне.

С трудом разлепляю веки и, не мигая, смотрю на удаляющуюся спину.

— Инна? — до меня доходит, что это именно мое имя, только когда Женя поворачивает меня за подбородок лицом к себе.

— Прости за эту сцену. — поджимаю губы, поднимая забитый взгляд на мужчину.

— Я предупреждал, что накажу тебя, если ты еще раз извинишься? — хмурится тот, протягивая мне руку и помогая встать с диванчика. От стресса, вызванного человеком, который всплыл из ниоткуда, словно призрак, ноги кажутся ватными.

— Предупреждал. — покорно вздыхаю, пока Женя забирает в гардеробе наши вещи.

— Замечательно. — кивает сосед, по всей видимости полностью удовлетворившись моим ответом. — Садись. — открывает дверцу автомобиля. Залезаю в салон и прячу лицо в ладони. Как страус в песок, ей богу!

Кажется, только сейчас до меня начала доходить вся серьезность ситуации. Туров в городе. И, видимо, он не настроен шутить. В прочем, юмор он в принципе не любил, сколько его помню…

— А теперь наказание. — на губах мужчины появляется невеселая усмешка. — Ты прямо сейчас рассказываешь мне все с самого начала: с момента, когда вы познакомились, а если потребуется, то даже раньше. Инна, в деталях. — на всякий случай уточняет, заводя мотор.

— Я не хочу это обсуждать. — отворачиваюсь к окну. — Спасибо за помощь, но, пожалуйста… — договорить мне не дают, безжалостно обрывая на полуслове.

— Окей. — тянет Женя, достает из пачки сигарету, а потом, немного покрутив ее в пальцах, сминает ее и выбрасывает в окно. — Ты понимаешь, что на кону стоит твой собственный сын? — каждое произнесенное им словом бьет невероятно больно, но я молчу, понимая, что он прав. — Ты понимаешь, что твой бывший сможет доказать отцовство и видеться с Егором на абсолютно законных правах несколько раз в неделю? Ты осознаешь, что если будешь противиться решению суда, то на тебя саму заведут дело? — отчеканивает буквально по слогам, разрывая сердце и засыпая кровоточащую рану солью. — А теперь назови мне хоть одного человека, кто может решить твою проблему? — рявкает.

«Никто» — бьют набатом циничные, но от этого не менее правдивые слова. Также, не сказав ни слова, дергаю за ручку и выхожу из салона. Вечерний ветер прекрасно охлаждает влажную кожу. Внутри все ноет. От безысходности, от слабости…от усталости, в конце концов.

Хорошо, что мать знает лишь старый адрес моего проживания, иначе был бы огромный риск нарваться на Турова не в случайном ресторане, а в собственном подъезде.

— Инна! — за спиной слышится громкий хлопок дверцы, а затем спешные шаги. Утираю подрагивающими пальцами слезы и поворачиваюсь к Жене.

— Ты прав. — поднимаю голову и стойко выдерживаю отчего-то обеспокоенный взгляд соседа. — Ты прав. — повторяю, сглатывая удушающий комок в горле. — Я одиночка. Кроме нескольких мамаш на детской площадке мне даже не с кем поговорить о пресловутых пеленках или просто поделиться тем, что происходит в жизни!

— Глупенькая. — укоризненно вздыхает, убирая с моего заплаканного лица влажные пряди. — Именно поэтому я и прошу тебя рассказать все, как есть, чтобы у меня была возможность помочь тебе.

Не могу довериться. Что-то сидящее глубоко-глубоко не дает мне мыслить здраво и рассудительно, но я пытаюсь пересилить тебя и просто начать говорить. Ведь все же знают, что самое сложное — начать.

— Спокойно. — неожиданно аккуратно произносит Женя и обнимает меня. Буквально вжимаюсь в большое и такое надежное тело и судорожно всхлипываю. Тело пробивает мощная дрожь. Мужчина ласково гладит меня по голове и шепчет что-то успокаивающее.

— Спасибо. — бормочу, уткнувшись в пахнущую каким-то ненавязчивым, но таким притягательным парфюмом рубашку. Его запах умиротворяет.

— Ну, хотя бы не твое любимое «извини». — тихо смеется сосед, возвращая меня назад, к автомобилю.

— Я стараюсь. — чуть ли не урчу, уже полностью успокоившись.

— Умница. — довольно кивает.

Женя все же жалеет меня и позволяет дотянуть исповедь до дома. Теперь мы сидим втроем в гостиной, и я, обхватив чашку с горячим чаем, собираюсь с мыслями, чтобы начать рассказывать о том, о чем до этого никому не было дела.

— Мы познакомились шесть лет назад. — набравшись смелости, выдавливаю из себя. — Туров был заботлив, обходителен, а мне, что называется, многого было и не надо. Он приручил меня, в самом отвратительном значении этого слова. Я стала зверьком, которому постепенно сужали рамки. Ты, конечно, можешь сейчас меня осуждать, твоё право, — пожимаю плечами, гипнотизируя проплывающие за окном облака, — но люди бывают разные: кто-то сильнее, кто-то слабее, и если бы ты поступил по-другому в данной ситуации…

— Инна, — Женина рука ложится на мое плечо и легонько сжимает, — я не осуждаю тебя. Мне не залезть в твою голову и не понять всех причин, почему ты осталась с ним.

Благодарно киваю и продолжаю.

— Мой отец умер очень рано: я только-только пошла в ясли. Мама его очень любила, но не смогла пережить утрату и вывалила всю свою боль на меня. Все детство меня шпыняли только потому, что я очень напоминала ей того человека, которого уже не было в живых.

Успокоительное, заботливо накапанное соседом, потихоньку начинает действовать, и поэтому я могу спокойно говорить, не прерываясь на рыдания.