К полудню непонятно какого по счету дня (лишь позднее Нламинер пожалел, что не попытался отмечать время) он заметил три человеческие фигуры, сидевшие на холме, склонившиеся над чем-то и оживленно — судя по жестикуляции — что-то обсуждающие.

Нламинер кинулся к ним не помня себя от радости. Наконец-то хоть какая-нибудь компания! Однообразные холмы, постоянная теплая погода, полное отсутствие какого бы то ни было общения начинали выводить его из равновесия.

Трое сидели прямо на траве, и между ними на круглой подставке лежало что-то вроде макета. Нламинер издалека разглядел домики, дороги, башни… Что бы это значило?

Трое не обращали никакого внимания на его приближение. Кто они такие? Строители? В таком месте? Нламинер перебрал несколько объяснений происходящему и решил не прибегать ни к какому объяснению.

— А, зритель! — обрадовано вскричал один из сидящих и повернул к Нламинеру свое изборожденное множеством морщин, худое смуглое лицо. — Нам как раз нужен добрый совет. Смотри. — И он махнул рукой куда-то в сторону.

Вереница холмов в указанном направлении просела, туман опустился с небес и быстро разошелся. Прекрасный город открылся Нламинеру — в точности как на макете. Архитектура была ему незнакома, но вид был впечатляющим.

— Вот как мы его, — произнес все тот же человек (был ли он человеком на самом деле?), и земля содрогнулась под ногами у Нламинера. Он в ужасе увидел, как глубокие трещины разверзались там, в долине, жадно заглатывая рассыпающиеся здания. Охваченное паникой население пыталось спастись, но почти всех настигали либо падающие обломки, либо бездонные трещины, либо огонь. Прошло всего несколько секунд, и там, где был город, лежали руины. Пыль медленно оседала на останки былого великолепия.

— Он испугался! — вскричал все тот же человек и повернулся к своим собеседникам. — Я же говорил, что так будет эффектнее всего. Ну что, решили? — Он взмахнул рукой, и изрядно поднадоевшие холмы вновь заполнили пространство со всех сторон.

— Что тут происходит? — вымолвил наконец Нламинер.

Другой из сидящих поднял к нему мрачное лицо, и тень улыбки мелькнула на нем.

— Придумываем, как нам избавиться от этого города. По-моему, землетрясение — это не очень оригинально. Может быть, наводнение? Как ты считаешь, зритель, наводнение страшнее?

— Какой я вам зритель! — рявкнул неожиданно для самого себя Нламинер и краем глаза заметил, что тень его вновь расщепилась. Чье-то сознание, холодное и четкое, заглянуло в открывшуюся брешь. — Вы что тут, в игры играете?

Все трое подняли головы и уставились на него. Третий, который продолжал улыбаться с того самого момента, как Нламинер подошел к ним, тихо сказал:

— Он ничего не понял.

— Ему, наверное, наши лица не нравятся. Может быть, женские не будут тебя так раздражать? — Тембр его голоса на полуслове изменился, и перед ошеломленным Нламинером оказались три миловидные девушки. Лица их, правда, сохраняли то же обветренное, жесткое выражение.

— Нет, ему, наверное, хочется чего-нибудь страшного, — ответила вторая, и — новое превращение. Три четвероруких, зубастых создания уставились на него красными горящими глазами, потирая внутренние руки. Блеск их когтей и зубов, несомненно, быстро бы свел с ума любого человека… вероятно. В Нламинере же поднялась лишь усталость. Он был сыт по горло этим миром, где ничто не следовало привычным физическим законам.

— Где я? — спросил он у своих новых знакомых. Ближайшее чудовище скривилось, пошло волнами и вновь превратилось в того, кто показал ему землетрясение.

— Он не помнит! — радостно вскричал третий. — Как раз то, что нам нужно!

— Ты действительно не помнишь, откуда ты здесь? — спросил его мрачный. Нламинер покачал головой. — Ну что ж, мы, конечно, поможем. Только у нас принято оказывать ответные услуги.

— У вас? — вырвалось у Нламинера.

— У нас, у вас… — Мрачный поморщился. — Ты каждый день встречал нас раньше, однако не замечал. Так что не перебивай.

— Пусть присоединяется к игре! — воскликнул улыбающийся. — Не надо навязывать ему сторону — пусть выберет сам! Давненько у нас не было подобного зрелища…

— Что за игра?

— Наша игра. — Первый поднял указательный палец, и солнце немедленно зашло, а звездное небо стремительно возникло из-за горизонта. У Нламинера закружилась голова, и он закрыл глаза ладонями. Открыв их, он увидел за спиной у троих огромную, в треть неба, луну. Зрелище было настолько жутким, что он отвернулся, чтобы не сойти сума.

— К тебе однажды подойдет кто-нибудь и попросит оказать услугу — от нашего имени. Как по-твоему, это равноценная услуга?

— От вашего? От чьего именно?

— Не беспокойся, этого ты не узнаешь. По крайней мере, от нас. Но этого посланца ты узнаешь безошибочно.

Нламинер смотрел в глаза собеседника и видел в них что-то, трудно описываемое словами. Миры… события… катастрофы… видения едва не захлестнули его, и он отвел взгляд вниз.

У каждого из его собеседников было по три тени. По две указывали на двух остальных… а третья — на Нламинера. У самого Нламинера тени не было.

И вновь Нламинер ощутил, как знание ворочается в глубине разума, но не может облечься в слова.

— Согласен, — ответил он после долгой паузы, и трое зааплодировали.

— Мы будем наблюдать, — произнес улыбающийся, и небо вновь стало дневным, а воздух — прохладным.

Нламинер чувствовал, что засыпает. Падая куда-то в вязкую теплую пропасть, он слышал над собой голоса, что могли бы принадлежать богам. Неимоверная мощь чувствовалась в каждом звуке.

— …говорил, что их было двое…

— …пусть останется, если захочет…

— …действительно самый первый…

В этот или другой момент где-то вдали от него случилось два события.

Рисса проснулась и села, озираясь. Вокруг нее расстилалась каменная пустыня, с расставленными там и сям могильными камнями. Внутри остывал болезненный жар, и тысячи тонких иголочек пронизывали все тело. Ощущения были такими, словно она проснулась от долгого непрекращающегося бреда, очнулась от болезни, что терзала ее несколько лет.

Нлоруан с криком проснулся, сбрасывая с себя покрывало и хватаясь за оружие. Впервые за бессчетное количество ночей он увидел сон. Кошмарный сон. Такой, который никогда никому не рассказывают, чтобы видения постепенно забылись и рассеялись. Впрочем, когда на его крик снаружи в дверь его номера вежливо постучали, он вернул себе самообладание и предложил стучавшему убраться туда, откуда еще никто и никогда не возвращался.

Он очнулся все там же. Он лежал ничком в густой траве, в очень неудобной позе, и шея страшно затекла.

Поднимаясь, он ушибся головой о дерево и чертыхнулся. Потирая затылок, повернулся кругом и встретил все тот же неизменный мир. Холмы, деревья и все прочее. Он вспомнил странную троицу и поморщился. Разыграли? Он по-прежнему не помнил ничего, кроме своего раннего детства и бесконечности Лугов. Что теперь?

Подняв глаза, он увидел две полосы, небрежно проведенные краской по коре дерева. Черная и белая. На их стыке краски слегка смешались, и тончайшие струйки серого всех оттенков разделяли два цвета. Краска еще не высохла — она блестела на солнце и источала густой хвойный запах.

Нламинер вгляделся в нарисованные полосы и поднял ладонь ко лбу. Туман в сознании заклубился и начал стремительно таять. Память наваливалась так быстро, что он обхватил дерево руками и прислонился к нему.

Прошлое возвращалось.

…Обмакнув кисть в белую краску, Инлеир провел по деревянному щиту белую полосу. Другой кистью он провел черную — так, чтобы края полос соприкоснулись.

— Ты видишь черное и белое, — сказал он Нламинеру, и тот кивнул. — Детский взгляд на мир. Правильное и неправильное. Доброе и злое, созидательное и разрушительное… и так далее.

Теперь вглядись, — указал он, и Нламинер придвинулся ближе. — Видишь ли ты четкую грань между черным и белым? Так, чтобы можно было сказать: «Вот место, где начинается чисто белое»?