Но каковы бы ни были пристрастия Ренато, он обещал поставить нам на праздник салаты, пасту, салями, оливки и все такое прочее в совершенно невероятных количествах. Меня он уже называл «Анжела, ангел мой». Я же была готова назваться хоть девой, лишь бы стрелы этого итальянского амура были нацелены в меня. Вот уже двое мужчин, с которыми можно будет пофлиртовать. Хоть какой-то просвет.
Я понимала, что мысли о предстоящем мероприятии носят у меня не слишком деловой характер. Однако последние годы жизни бок о бок с полубезработным мужем не слишком способствовали поднятию духа. К тому же и Кэролайн непрестанно твердила: «Черт побери, ты ж еще совсем молоденькая!»
Да и потом, разве не я платила за все это? Подобного рода банкет сожрет все оставшиеся деньги. Остается лишь надеяться, что Гейл знает, что делает. Иногда я просыпалась среди ночи в холодном поту от страха. А обнимая Рейчел, всякий раз в душе молила простить меня за то, что израсходовала наш скромный неприкосновенный запас на свои сомнительные и эгоистические прихоти.
– А когда можно прийти посмотреть твой магазин, мам?
– Скоро, дорогая. Очень скоро.
– Он большой? Как «Вейтроуз», да?
– О нет, милая.
– А там будет продаваться мороженое «Марс»?
– Боюсь, что нет, дорогая.
Как ни странно, но больше всего в те дни поддерживал меня неподдельный энтузиазм Рейчел. Я росла и воспитывалась в убеждении, что силы, потраченные на любые дела вне домашнего очага, ослабляют любовь и заботу о близких. Теперь я поняла, что это не совсем так. А может, даже совсем наоборот.
Мною было сделано еще несколько удивительных открытий. Прежде я считала, что если Бог и одарил меня каким-то достоинством, то только в физическом смысле. Мне льстило, что люди восхищаются моей фигурой, завидуют ей. Часто хотелось, чтобы они завидовали и уму – особенно с учетом того факта, что тело не вечно и уже не за горами то время, когда я превращусь в старую, дряблую кошелку.
Теперь же в душу закралось сомнение: а что, если все это время я обманывалась на свой счет? Что, если красивая фигура была лишь видимостью, а за ее соблазнительными изгибами крылось нечто совсем иное? Возможно ли одновременно иметь и бюст, и мозги?
Гейл первая намекнула, что это возможно.
– Скажи, Анжела, откуда тебе в голову пришла эта идея?
Я удивилась и ответила, что не совеем понимаю, к чему она клонит.– Ну, насчет магазина, – сказала она. – Ты только посмотри!
И тут я увидела, что она права. Магазин обретал свой, характерный, отличный от других облик, и в большой степени то было моей заслугой. Именно я дополнила его довольно неожиданными и пикантными деталями. Так, один знакомый художник соорудил весьма оригинальную вывеску, при виде которой удивилась даже Гейл. Но идея принадлежала мне. Вывеска вращалась, как флюгер. С одной стороны название «Прикид». Оно состояло из букв, свисавших в виде ожерелья и украшавших плечи и торс молодой женщины, которая собиралась расстегнуть молнию на платье. С другой стороны было видно, что она уже ее расстегнула. Вывеска выглядела весьма притягательно – убедительным доказательством служило то, что почти все прохожие останавливались и глазели на нее. Единственным смущавшим меня обстоятельством была следующая деталь – художник, видимо, желая польстить, взял за образец мою фигуру.
– Слушай, а вдруг люди подумают, что у нас здесь стриптиз-шоу, а, Гейл? – тревожилась я.
– Ну, в определенном смысле так оно и есть, – посмеиваясь, ответила она. – Ладно, не бери в голову. В любом случае под закон об описании товаров 22 мы не попадаем.
Затем освещение. Мне не хотелось, чтобы оно было таким же безжалостно-ярким, как в прежнем магазине Гейл, пусть даже несколько дырочек, прожженных сигаретами, и останутся незамеченными. Мне был нужен высокий класс, хотя я имела весьма отдаленное понятие о том, что это такое. Но как-то я заглянула в одно местечко в Челси, где продавали стекло от Тиффани, и мне страшно там понравилось. И вот с уверенностью и напором, неожиданными для самой себя, мне удалось убедить хозяйку пожертвовать нам совершенно изумительный набор бра в обмен на документ, подтверждавший, что дар сделан в пользу благотворительности.
– А ты, я смотрю, та еще ловкачка! – заметила Гейл.
Но главным предметом гордости стал автомат для варки кофе-экспрессо. Ведь самым важным в ведении дел в «Прикиде» был социальный аспект, а в дневные рабочие часы светская жизнь сводится в основном к распитию кофе – естественно, натурального. Если будем закрываться поздно, тогда можно подумать и о спиртном, но это уже совсем другой расклад. А пока что чашка экспрессо или капучино, которую Гейл станет предлагать клиентам, будет в самый раз и поможет убедить их купить нечто более дорогое, чем они вначале намеревались.
– Приготовление одной чашки капучино обходится в двадцать пять пенсов, часто с одного только кофе можно выручить за день целую сотню, это я тебе точно говорю, – наставительно произнесла Гейл. – Тоже неплохой навар.
Все это было бы прекрасно, если бы не одно обстоятельство. От моих сбережений осталось всего пятьдесят фунтов, а автоматы по приготовлению кофе-экспрессо стоили, как выяснилось, примерно столько же, сколько новый автомобиль.
И тут я снова сама себе удивилась. Уже решив смириться с участью и приобрести одну из тех стеклянных кофеварок, которые плюются кофе прямо тебе в глаза, я вдруг обнаружила напротив, через площадь, неработающее кафе. О состоянии их дел я узнала от Ренато. Оказывается; владелец этого скромного заведения в течение многих лет подделывал финансовые документы, чтобы избежать налогов, и в конце концов предпочел удариться в бега, чем сесть за решетку. Во всяком случае, срок лицензии у него давно истек и почти ничего ценного в заведении не осталось. А все, что осталось, он вынес на улицу, чтобы увезти затем на свалку. И тут один предмет привлек мое внимание.
Я уже прошла мимо, но потом обернулась. Вот оно, то, что нужно! Отливая золотом и серебром в солнечном свете, на тротуаре стоял совершенно роскошный автомат для варки кофе-экспрессо. Больше всего он походил на радиатор автомобиля, на котором мог бы раскатывать сам Джеймс Дин 23. Автомат был великолепен, просто произведение искусства. Но работает ли он? Я побежала в ресторан «Треви» и вызвала Ренато.
Он вышел из кухни, вытирая руки полотенцем.
– Что такое, Анжела, ангел мой? У вас неприятности?
– Идемте, идемте скорее! – задыхаясь, пробормотала я и схватила его за руку.
И показала ему автомат, брошенный на тротуаре.
– Ренато, быстро скажите, работает он или нет?
Он немного растерялся, затем взглянул на меня и вскинул руки:
– Ну конечно, мой ангел! Это же вечная машина!
Этого было достаточно. Двое работяг, выносивших вещи из кафе, недоуменно и тупо уставились на нас. Я достала десятифунтовую банкноту, и при виде денег физиономии их тут же прояснились.
– Куда везти, дорогуша?
Я указала через площадь. Они взвалили машину на плечи, и мы двинулись через улицу в густом потоке движения.
– Смотри, что я раздобыла, Гейл!
– О Боже, только не это! – ахнула она. – Да эту гребаную железяку давным-давно пора сдать в музей!
И все же Ренато оказался прав. С помощью Рика машина заработала и накануне открытия мы выпили по первой чашечке кофе.
Но последний личный триумф состоялся в день открытия, рано утром. Меня подташнивало от волнения, и я, чтобы успокоиться, решила пройтись пешком. Вышла из метро и направилась в противоположную от «Прикида» сторону. Мне хотелось бежать от самой себя, от того, что меня ожидает. Хотелось вновь стать матерью и женой. Поздно вставать, лениво пить кофе по утрам, как делают все домохозяйки. Хотелось завести маленькую собачонку и гулять с ней в парке.
И тут вдруг я увидела это… Сначала заметила руки, торчащие из груды мусора и каких-то коробок. Затем – лицо. Затем – торс. И похоже, все целенькое… Манекен, да еще какой красивый!
