Брода не было. Большой ручей, или сейчас, поздней осенью скорее можно сказать небольшая река, в крутых глинистых, словно маслом облитых берегах, не оставила ни малейшего шанса на переправу.

Мост через речку был раздавлен. Чинить, или наводить свой собственный рядом, или срезая крутые откосы, искать поблизости брод, не было сил. Все устали. Возиться каждый раз с объездом хлипких мостов, когда есть хорошая, только недавно с огромной помпой сданная в эксплуатацию широкая, прекрасная городская трасса, резона не было. Тем более что отсюда и до города мостов не было. Ни одного. Хочешь не хочешь, а пришлось сворачивать к городу и там, двигаясь по объездной дороге мимо крепостных стен города, на глазах у всего любопытного посада, попытаться выбраться на собственную трассу, ведущую на литейный.

Мосты там, на своей трассе, вроде бы как не чета этому убожеству были. Строили крепко, с запасом, уж это-то Димон знал хорошо. Чай сам к тому руку приложил.

И Димон решительно повернул к городу.

И путь короче, да и полотно дороги заведомо крепче. Так что, если что ещё и ломать, так хотя бы своё, не городское. Всё дерьма на голову меньше потом выльется.

Да и спокойней, что там ни говори. Хоть это были уже и внутренние земли, принадлежащие городу, а бережёного, как говорится, и Бог бережёт.

Соваться же напрямки, прямо сквозь вековой бор, как до того думали, больше не было сил.

Большие Вязёмы.*

Наверное, основная мысль всех к концу второго дня движения по городской трассе к городу, когда они добрались до небольшой деревеньки под городом с весьма символичным названием "Большие Вязёмы" была одна: "Лучше бы мы двинулись напрямки".

— "Да и с дерьмом я, кажется, сильно погорячился. По-моему, — уныло думал Димон уже вечером второго дня. — Это — не дорога, это — натуральный смыв с Авгиевых конюшен. И как бы в дерьме том самому не утонуть".

Разбитое ими вдрыск, в хлам новенькое, только что отсыпанное дорожное полотно когда-то так красиво выглядевшей со стороны городской трассы, оставляло за обозом чудовищное, ужасающее месиво. И если ещё первые волокуши не так сильно нарушали полотно дороги, то концевые фургоны еле пробиралась сквозь рыхлое месиво какой-то вдоль и поперёк перепаханной на полметра вглубь земли.

Путь по трассе оказался лишь немногим лучше дороги напрямки.

И если Малые Вязёмы, ещё более малую деревеньку до того обоз хоть и с трудом, но продрался, а вот в Больших, практически под стенами города, он встал. Точнее застрял. А ещё точнее — окончательно сел на брюхо в топкой, вязкой непонятной субстанции. Не помог даже последний аргумент, вытащенный Димоном из загашника и преждевременно показанный всем желающим. То есть, фактически всему городу, высыпавшему на крепостные стены полюбоваться невиданным зрелищем.

Восстановленный княжескими механиками трактор-тягач "Сталинец С-65", с помощью которого Димон перетащил по болотам Торфяного Плато просто невероятное количество груза, сам завяз в грязи возле Больших Вязём.

Трактор утоп, практически полностью погрузившись в разбитую его же гусеницами грязь и оставив на поверхности болотной жижи лишь маленькое сухое местечко верха прикрытого кожухом мотора, намертво застряв в чуть прихваченной первым морозцем развороченной топи.

Если его теперь и можно было оттуда вытащить, то лишь лютой зимой, вырубив топорами из замёрзшего грунта.

В битве за вёрсты все вымотались так, что к концу последнего дня битвы с грязью перед городом все попадали замертво там, где их застал вечер.

Так что когда из города прибыло целое войско городской стражи арестовывать мерзавцев, уничтоживших новенькую гравийную дорогу на Басанрог, стратегически важный тракт, на месте "безобразия" они застали одно сплошное сонное царство.

Поняв, что они застряли, что город — вот он, прямо перед ними, а сил дальше идти больше нет, и мало что сил, самой и возможности такой пробиваться сквозь грязь больше нет, все свалились спать. Кто где мог. В сараях с лошадьми, спешно приспособленных под жильё, в повозках, на штатных своих местах, везде, где только возможно.

На тёплом же верхе кожуха неостывшего ещё мотора трактора, небрежно подстелив страшно измазанный машинным маслом драный кожушок и укрывшись сверху другой, не менее "чистой" дерюгой, скрючившись, безмятежно спал Димон.

Туго взведённая пружина лопнула. Весь отряд, страшно вымотанный долгой тяжёлой дорогой, попав под защиту родных стен, безмятежно спал мёртвым усталым сном. И как их хватали и куда-то тащили одного за другим, никто из этих смертельно уставших людей так и не почувствовал.