Наконец они приехали в Виммербю. Было ещё рано, и коляску удалось поставить совсем недалеко от сенного базара, где продавали всякую живность. Потом все разошлись по своим делам. Мама Эмиля, взяв за руку сестрёнку Иду, отправилась покупать новую синюю тетрадку, а заодно продать яйца и шерсть, которые она привезла с собой из дома. Лине тут же захотелось пойти с Альфредом в кондитерскую пить кофе, и, как Альфред ни сопротивлялся, она своего добилась. А Альфреду куда больше хотелось отправиться вместе с Эмилем и его папой на сенной базар.

Вот ты, наверно, ни разу не был на ярмарке в Виммербю и не знаешь, как выглядит в такой день сенной базар. А ведь это там продают и покупают коров и лошадей. Когда папа с Эмилем ещё только подходили к сенному базару, им уже издали было видно, что торговля в полном разгаре. Эмиль так и рвался в самую гущу толпы, а папа не спеша двинулся за ним, хоть и не собирался ничего покупать. Он хотел только поглядеть, кто что продаёт, да, может, прицениться, если что приглянется.

– Не забудьте, – крикнула им вдогонку мама Эмиля, – ровно в полдень мы приглашены на обед к фру Петрель! Не забудьте!

Не прошло и пяти минут, как Эмиль увидел коня, от которого не мог оторвать глаз. Вот это был конь так конь! У Эмиля даже дух захватило и сердце забилось, как пойманная птичка. Каурая кобыла-трёхлетка. Она стояла у коновязи и так ласково глядела на Эмиля, словно только о том и мечтала, чтобы он её купил. И Эмиль захотел её купить, так захотел, как ещё не хотел ничего в жизни! Он оглянулся, ища глазами отца, чтобы схватить его за руку, начать просить, ныть, канючить – одним словом, найти способ уговорить его купить эту лошадь. Но вот невезенье! Отец как сквозь землю провалился. Он словно растворился в толпе крестьян, которые громко спорили, уговаривали друг друга, торговались и кричали, оглаживая лошадей и коров. А те топтались на месте, били копытами землю, ржали, мычали.

«Вот всегда так! – с горечью подумал Эмиль. – Какой смысл его брать с собой! Не успеешь отвернуться, как его и след простыл».

А времени ждать не было. Каурая красавица уже приглянулась одному солидному торговцу лошадьми из Молила.

– Сколько просишь? – спросил Эмиль у хозяина лошади, невзрачного мужичонки из Туны.

– Триста крон, – ответил тот.

У Эмиля даже заныло в животе, когда он услышал эту цену. Вырвать у папы триста крон – такая же безнадёжная затея, как высечь их из скалы.

«Попытка – не пытка!» – подумал всё же Эмиль. Ты ведь знаешь, какой он был упорный. Во всей Лённеберге, да что Лённеберге, во всём Смоланде второго такого не сыскать. И Эмиль, не мешкая, ринулся в самую толчею, надеясь найти отца. Он рыскал в толпе, вне себя от волнения, бросался то к одному крестьянину, то к другому, когда спина издали казалась ему похожей на спину отца. Но всякий раз он ошибался: на него удивлённо глядели чужие люди.

Эмиль был в отчаянии. Но не подумай, пожалуйста, что он пал духом и сдался. Ничего подобного! Наоборот!

Посреди рыночной площади была врыта высоченная мачта с флагом. В один миг Эмиль взобрался на неё, под самый флаг, чтобы его все видели, и заорал во всё горло:

– Эй, люди! Поглядите на меня! У меня пропал отец!

Сверху Эмилю было видно, что его крик услышали – словно волна пробежала по толпе. Кто-то опрометью бросился к мачте, и, представь себе, это был не кто иной, как папа Эмиля.

Антон Свенсон стряхнул своего сына с верхушки мачты, как стряхивают яблоко с яблони, и вцепился пальцами ему в ухо.

– Куда ты подевался, негодник! – кричал он в ярости. – Куда ты меня тянешь?

Но Эмилю сейчас было не до ответов.

– Бежим! – тянул он за руку папу. – Там лошадь, которую ты обязательно должен увидеть… Бежим скорей!

Но когда папа Эмиля увидел наконец каурую кобылу, она оказалась уже проданной! Можешь себе представить, какой это был удар! Эмиль и его папа подбежали к каурой кобыле как раз в тот момент, когда торговец лошадьми из Молила, раскрыв бумажник, извлёк оттуда три стокроновые бумажки и сунул их в заскорузлую ладонь крестьянина из Туны.

И вот тут Эмиль заплакал.

– Это смирная лошадь? – спросил торговец лошадьми.

– Ещё бы не смирная, – ответил крестьянин из Туны, но при этом он как-то уж очень упорно отводил глаза в сторону, словно думал о чём-то другом.

– Судя по её виду, она голодна, – сказал торговец лошадьми. – Надо бы дать ей корму перед дальней дорогой.

А Эмиль стоял неподалёку и так горько плакал, что папе стало его жалко.

– Брось, Эмиль, не плачь, – сказал он и решительно тряхнул головой. – Пошли отсюда. Я куплю тебе карамелек, и наплевать на всё.

Он взял Эмиля за руку, повёл его к рядам, где какие-то тётки продавали самодельные конфеты, и купил ему на целых десять эре длинных полосатых карамелек. Тут он повстречал знакомого крестьянина, разговорился с ним и про всё забыл. А Эмиль, с глазами, полными слёз, стоял рядом, сосал полосатую карамельку и думал о лошади. И вдруг он увидел Альфреда. Рядом с ним важно выступала Лина. Ну и несчастный же вид был у бедного Альфреда! И неудивительно! Шутка сказать, Лина семнадцать раз провела его мимо ювелирного магазина и всякий раз упрашивала купить ей колечко на помолвку.

– Если бы я не упёрся как бык, она бы меня окрутила, – хвастался потом Альфред, очень довольный собой. А как он обрадовался, когда встретился с Эмилем, который тут же, с места в карьер, рассказал ему о прекрасной каурой кобыле!

Они стояли вместе и вздыхали от горя, что этой лошади никогда не бывать в Катхульте. Потом Альфред купил у гончара, который продавал на ярмарке всякие фигурки, глиняную кукушку и подарил её Эмилю.

– Это тебе от меня подарок, – сказал он, и у Эмиля немного отлегло от сердца.

– Пожалуйста, ты можешь дарить что хочешь и кому хочешь, – сухо сказала Лина. – Да, кстати, а где же комета? Разве ей не пора уже появиться?

Но никакой кометы не было и в помине. Часы на площади пробили двенадцать раз. Видно, ещё не пришло её время.

Альфред и Лина отправились проведать Маркуса и Юлан, а заодно и перекусить. Корзинка с едой, которую они привезли с собой из дому, стояла в коляске. По правде говоря, Эмиль охотнее всего пошёл бы с ними, но он вспомнил, что должен быть с мамой и папой на обеде у фру Петрель. Эмиль огляделся по сторонам, но папы не увидел. Хочешь верь, хочешь нет, но папа опять как сквозь землю провалился. Он словно растворился в разноцветной толпе крестьян, торговок сладостями, гончаров, пряничников, жестянщиков, продавцов воздушных шаров, карманных воришек и прочего рыночного люда.

– Ну что у него за привычка такая – вечно куда-то пропадать, – ворчал Эмиль. – Вот поеду в другой раз в город, оставлю его дома, пусть подумает, как себя вести.

Но на этот раз, оставшись один, Эмиль не растерялся. В Виммербю он уже не раз бывал, город в общем-то знал и представлял себе, где живёт фру Петрель. Её маленький, беленький домик с застеклённой терраской стоял где-то неподалёку от Большой улицы.

«Я его быстро найду!» – подумал Эмиль.

Фру Петрель была одной из самых важных дам в городе, и было не совсем ясно, как она снизошла до скромных жителей хутора Катхульта. Откровенно говоря, я не думаю, что она пригласила к себе на обед Свенсонов только потому, что мама Эмиля всегда приносила с собой в подарок фру Петрель прекрасную домашнюю колбасу. Трудно себе представить, что фру Петрель была так уж охоча до колбасы, дело скорее заключалось в том, что всякий раз, когда Свенсоны устраивали в Катхульте деревенские пиры, они непременно приглашали к себе эту почтенную даму из города Виммербю, и уж там, на хуторе, она всласть наедалась и колбасы, и студня, и жареной телятины, и всяких других деревенских блюд.