«Но ведь неприлично всегда ездить к ним в гости, – рассуждала фру Петрель, – и никогда не звать их к себе. Должна же быть справедливость!» Поэтому она и выбрала ярмарочный день, когда все смоландские крестьяне приезжают в город, и пригласила семью Свенсонов к себе на обед к двенадцати часам дня. Она собиралась угостить их рыбным пудингом и черничным киселём. Сама же фру Петрель в одиннадцать часов с удовольствием съела изрядную порцию холодной телятины и большой кусок марципанового торта, так что рыбный пудинг ей уже есть не хотелось. Да и как бы это выглядело, если б хозяйка дома с прожорливостью накинулась на блюдо, которым угощала гостей. Нельзя же быть такой негостеприимной!

Папа Эмиля, мама Эмиля и сестрёнка Ида уже сидели за накрытым столом на террасе, а Эмиля всё не было.

– Ну что за мальчишка! Опять куда-то пропал. Его искать что иголку в сене, – сказал папа Эмиля.

Мама Эмиля решила всё же немедленно пойти на рыночную площадь искать Эмиля, хотя папа Эмиля уверял, что он прямо с ног сбился в поисках сына и всё без толку. Но тут фру Петрель сказала:

– Кто хоть немного знает вашего Эмиля, тот может не сомневаться, что он сам найдёт сюда дорогу.

И фру Петрель оказалась права. В эту минуту Эмиль как раз подошёл к дому фру Петрель. Но тут произошла одна история, которая, как ты уже сообразил, его задержала.

Напротив дома фру Петрель стоял дом бургомистра. Это был очень красивый дом, окружённый фруктовым садом. И вот в этом саду между яблонями ходил на высоченных ходулях мальчик. Звали его Готтфрид, и был он сыном бургомистра. Готтфрид загляделся на Эмиля, потерял равновесие и тут же нырнул вниз головой в сиреневый куст. Если ты хоть раз в жизни ходил на ходулях, то тебе не надо объяснять, как важно при этом удерживать равновесие, потому что ходули – очень длинные жерди, к которым на большой высоте от земли прибиты дощечки для ног, – весьма неустойчивы.

Готтфрид тут же поднялся, высунул голову из куста и снова как зачарованный уставился на Эмиля. Когда случайно встречаются двое мальчишек, сделанных, как говорится, из одного теста, у них прямо глаза разгораются. Готтфрид и Эмиль глядели друг на друга и молча улыбались.

– Отличная кепочка, – сказал наконец Готтфрид. – Дашь поносить?

– Ага, – ответил Эмиль. – А ты дашь походить на ходулях?

Обмен пришёлся обоим по душе.

– Только вряд ли ты сможешь на них ходить, – предупредил Готтфрид. – Это надо уметь!

– Что? – воскликнул Эмиль. – Сейчас увидишь!

Готтфрид и не думал, что Эмиль такой решительный. В мгновение ока он вскочил на ходули и, представь себе, побежал, ловко лавируя между деревьями.

О том, что он должен явиться на обед к фру Петрель, Эмиль совершенно забыл.

А на застеклённой террасе её дома родители Эмиля и сестрёнка Ида тем временем быстро расправились с рыбным пудингом. На столе появилась миска, до краёв наполненная черничным киселём.

– Кушайте на здоровье, – сказала фру Петрель. – Я вижу, на аппетит вы пожаловаться не можете!

А сама она, как ты знаешь, была уже сыта и не только к пудингу, но и к киселю даже не притронулась. Зато болтала она без умолку. И уж конечно, всё об одном – о комете!

– Какой ужас! – сказала она. – Вот прилетит комета, и наша Земля погибнет.

– Да, кто знает, может, этот черничный кисель – последнее, что нам доведётся съесть в этой жизни, – сказала мама.

Тут папа Эмиля торопливо протянул свою тарелку.

– Пожалуйста, подлейте мне ещё киселя, – попросил он фру Петрель. – На всякий случай, про запас.

Но прежде чем фру Петрель успела выполнить его просьбу, произошло нечто страшное. Раздался звон, потом крик, что-то огромное влетело через застеклённую раму террасы и плюхнулось на стол. Весь пол был засыпан осколками, а стены забрызганы киселём.

– Комета! – не своим голосом завопила фру Петрель и, потеряв сознание, упала со стула.

Но это была не комета, а просто Эмиль, который, потеряв равновесие на ходулях, как пушечное ядро влетел на террасу головой вперёд и угодил прямо в миску с киселём – брызги так и полетели во все стороны.

Ах, что тут началось! И не расскажешь! Мама Эмиля кричала, папа Эмиля стоял красный как рак, а сестрёнка Ида рыдала. Только фру Петрель сохраняла спокойствие – она ведь лежала на полу без сознания.

– Скорей на кухню за холодной водой! – скомандовал папа Эмиля. – Ей надо смочить лоб.

Мама со всех ног бросилась на кухню, а папа побежал за ней с криком, что нельзя терять ни секунды.

Тем временем Эмиль кое-как вытащил голову из миски – лицо его было всё синее от киселя.

– Почему ты всегда так жадно ешь? – спросила сестрёнка Ида.

Эмиль не ответил на этот вопрос, он думал о другом.

– Готтфрид прав, – сказал он со вздохом. – На ходулях нельзя перепрыгнуть через забор. Я сам это доказал.

Но тут он увидел, что фру Петрель лежит на полу без сознания, и исполнился к ней жалости.

– Почему не несут воды! – возмутился он. – Нельзя терять ни минуты!

Недолго думая Эмиль схватил со стола миску и вылил весь оставшийся кисель фру Петрель на голову. И хочешь верь, хочешь нет, но это помогло!

– Ой! – воскликнула фру Петрель и вмиг встала на ноги.

Теперь всем ясно, что надо всегда варить побольше киселя на случай, если кто-нибудь упадёт в обморок.

– Я её уже вылечил, – гордо заявил Эмиль, когда его папа и мама с кувшином в руке вбежали на террасу. Но папа мрачно поглядел на Эмиля и сказал:

– Боюсь, ещё кого-то придётся полечить, как только мы вернёмся домой. В сарае!

У фру Петрель кружилась голова, а лицо её было синим от черничного киселя, как, впрочем, и лицо Эмиля. Мама Эмиля, со свойственной ей решительностью, быстро уложила фру Петрель на диван и, схватив первую попавшуюся щётку, взялась за дело.

– Тут необходимо убрать, – всё твердила она, скребя щёткой сперва фру Петрель, потом Эмиля, а потом и пол террасы.

Вскоре от черничного киселя нигде не осталось и следа, разве что чуть-чуть в левом ухе Эмиля. Мама вымела осколки стекла, а папа сбегал за стекольщиком, и он тут же вставил новые стёкла. Эмиль хотел было взяться ему помогать, но папа его и близко к стеклу не подпустил.

– Чтобы духа твоего тут не было! – заявил папа. – Исчезни и не появляйся, пока мы не поедем домой.

Эмиль ничего не имел против того, чтобы исчезнуть. Ему очень хотелось поближе познакомиться с Готтфридом. Но он был голоден. Ведь он целый день ничего не ел, не считая того глотка киселя, который ему пришлось проглотить, когда он угодил головой в миску.

– У вас в доме есть какая-нибудь еда? – спросил он Готтфрида, который всё ещё стоял у забора бургомистерского сада.

– Ещё бы! – воскликнул Готтфрид. – Сегодня папе исполнилось пятьдесят лет, и у нас будут гости. Целый день на кухне готовили.

– Отлично! – обрадовался Эмиль. – Я готов перепробовать все блюда, чтобы сказать, где недосол!

Готтфрид тут же отправился на кухню и вернулся с тарелкой, полной всяких вкусных вещей – тут была и колбаса, и биточки, и маленькие пирожки. Мальчики стояли друг против друга по обе стороны забора и уплетали всё это с отменным аппетитом. Эмиль не мог нарадоваться на своего нового друга, он был на верху блаженства.

– А вечером у нас будет фейерверк, – сказал Готтфрид, дожёвывая пирожок. – Да ещё какой! Такого большого никогда и не бывало в Виммербю.

Эмилю за всю его жизнь ещё ни разу не довелось повидать фейерверк – такого безумства никто не позволял себе в Лённеберге, – и ему стало очень грустно, что он не увидит гигантского фейерверка – ведь родители отправятся домой ещё засветло.