Задумавшись, я не заметила, в какой момент кисти моих рук совершенно онемели. Медлить больше было нельзя, и я предприняла попытку освободиться. Я досчитала до десяти, втягивая, а потом с силой напрягая брюшной пресс, после чего постаралась успокоиться и расслабилась. Потом глубоко вздохнула, задержала дыхание, и, приняв как можно более компактную позу, резко перевела связанные руки вперед, изо всех сил поджав к груди колени. Рост у меня «метр с кепкой», вес маленький, я гибкая, поэтому у меня все получилось.

Я всегда злилась, когда Денис показывал мне подобные «примочки». Но сейчас его тупая дрессура, как я тогда считала, похоже, могла спасти мою жизнь.

Теперь мне нужно было освободить связанные руки. Мои похитители использовали банальный скотч, поэтому, потратив всего несколько минут, я его перегрызла, выплюнула обрывки и осмотрелась.

Но что толку-то, в комнате была темнота, хоть глаз коли. Шарахаться впотьмах не хотелось, можно было нечаянно налететь на что-нибудь, поэтому я нащупала руками холодную кафельную стену, привалилась к ней спиной, обняла руками колени, чтобы хоть как-то согреться, и как ни странно — заснула.

Рабочий день близился к концу. Как всегда, после возвращения из отпуска Судебный Эксперт всей кожей ощущала нестерпимый запах, пропитавший все вокруг. Надо потерпеть, через пару дней это пройдет, и запах перестанет ее донимать. Судебный Эксперт и сама не понимала, почему на пятом курсе вдруг решила, что станет судебным медиком. Веселая и разбитная отличница, душа компании, она никак не ассоциировала себя с темной энергетикой человеческой смерти. Впервые посетив судебно-медицинский морг во время учебных занятий, она вдруг почувствовала себя необыкновенно живой на фоне мертвецов, лежащих на стеллажах в холодном помещении морга. Это ощущение радовало ее недолго, оно улетучилось уже после пары лет самостоятельной работы судебно-медицинским экспертом. На дежурствах она сопровождала оперативные группы на место убийства, где видела смерть в разных проявлениях, тщательно записывая ее признаки в судебно-медицинском протоколе.

Мысль о том, что все рано или поздно умрут, стала ее навязчивым состоянием. К чему шить новое платье или делать другую прическу, ведь перед лицом смерти, которая неизбежно наступит рано или поздно, это не имеет значения. Однажды она рассказала о своих мыслях отцу, и он уговорил ее пойти к психологу. Результатом двухлетних занятий в группе психоанализа стало рождение дочери, которое на некоторое время отвлекло ее от размышлений о смерти. Но смерть не покинула ее, она всегда была рядом, и ей хотелось закрыть глаза и никогда больше не видеть как из полуразложившегося носа мертвеца, найденного на городской свалке, выползает опарыш. Сегодня Судебному Эксперту пришлось совсем тяжело, изнасилованная и задушенная девочка была ровесницей ее десятилетней дочки, поэтому ей пришлось сделать два перерыва, пока она закончила вскрытие.

Трудно было представить человека (или нелюдя!?), который так изуродовал ребенка. Неужели он получал от этого удовольствие? Что чувствовала перед смертью маленькая мученица, она и представить не могла, но ребенок до самого конца был в сознании, она знала это точно.

На тонкой шейке убитой девочки было несколько странгуляционных полос, одна самая глубокая. Это значило, что убивавший девочку изувер несколько раз затягивал и ослаблял шнур у ребенка на шее, любуясь, как жизнь то гаснет, то появляется в маленьком тельце. И кто-то еще пытается говорить, что смертная казнь — зло?!

Неожиданно раздался звонок на мобильный телефон, ночью предстояла работа, и она как всегда обрадовалась этому. То, что Судебному Эксперту предстояло сделать, не было сложным, и очень хорошо оплачивалось.

Я не знаю, сколько я спала, но когда я открыла глаза, в комнате уже было чуть светлее и можно было различить очертания маленького продолговатого окна. Подойдя к нему на цыпочках, я обнаружила, что оно снаружи заколочено широкими досками. Зато внутри на фрамуге окна присутствовала ручка! Я нетерпеливо огляделась. Стены комнаты покрывал светлый кафель, а вот мебели не было, кроме медицинской кушетки и металлического ведра, покрытого тряпкой.

Прежде чем действовать, надо все тщательно продумать — так учил меня Денис. И почему только я его невнимательно слушала?

Я могла выбраться из этой комнаты или через дверь, или через окно. На всякий случай я тихонько подошла к двери и осторожно покрутила ручку, но дверь, конечно, была заперта. В комнате не было ничего подходящего, чтобы попробовать взломать замок. Внезапно в коридоре послышались шаги. Я замерла у запертой двери, стараясь даже не дышать. Выбор действий, если кто-то войдет в комнату, у меня был невелик.

Кинуть в лицо вошедшему половую тряпку, затем, пока не очухался, изо всех сил ударить его по голове пустым ведром, и бежать к выходу — это раз. Заползти под медицинскую кушетку и, схватив вошедшего за лодыжки, резким рывком попытаться свалить его с ног, это два. Не густо, подумала я, попытавшись изобразить из себя хамелеона и слиться с кафельной стеной.

— Игнат! — прервал мои лихорадочные размышления мужской голос за дверью.

От неожиданности я подпрыгнула, чуть не опрокинув пустое ведро.

— Чего?

— Шеф звонил, сказал в семь приедет.

— А чего так поздно?

— Труповозка опаздывает, их куда-то вызвали.

— Ладно, тогда позже ее кольну…

Шаги удалились.

Так. Все плохо. Кольнуть, несомненно, собираются меня. После укола ясно, что со мной будет. Меня разделают как рождественскую индейку, изуродуют лицо, срежут кожу с кончиков пальцев, чтобы нельзя было опознать, а затем…  Меня охватил ужас, я с трудом сдержалась, чтобы не заорать, сильно укусила себя за палец, и снова попыталась собраться с мыслями.

В коридоре их там двое. Может, кто-то еще есть в подсобке. Значит, в коридор бежать бесполезно, меня там схватят. Остается один выход — в окно. Но как я смогу вылезти через окно, забитое снаружи досками?

Допустим, я переверну тихонько ведро, встану на него, открою фрамугу (если она не заколочена). А что я буду делать дальше? Я взяла в руки ведро, и, провозившись с ним минут пять, сняла металлическую круглую ручку, после чего перевернула ведро, встала на него и попыталась открыть окно. Ручка повернулась, но створка окна не поддавалось мои усилиям. Я покачала окно, толкнула наружу и снова потянула на себя. Оконная створка поддалась. Тихонько, так, что бы не издать не звука, я распахнула окно и, просунув конец ручки ведра в щель между досками, начала их отжимать. Звук треснувшей доски раздался в моих ушах грохотом, но терять мне было уже нечего, и, обдирая в кровь локти и колени, я втиснулась в узкую щель между досками. Изворачиваясь, как ящерица, я выпала на асфальт из окошка цокольного окна. Несколько секунд я лежала на земле, пытаясь отдышаться, сердце бешено колотилось, из глаз текли слезы.

Через несколько мгновений, с усилием встав на ноги, я огляделась по сторонам.

Вокруг располагался гаражный массив. Бетонные блоки перемежались металлическими воротами с написанными на них масляной краской трехзначными номерами.

«Надо убираться отсюда, пока никого нет», — подумала я, и в этот момент раздался собачий лай. Ко мне бежала небольшая лохматая собака, а за ней еле поспевал какой-то дядька в спортивном костюме.

— Помогите! — бросилась я к нему.

Ничего не спрашивая, он повернулся, и быстро пошел прочь. Я, прихрамывая, заковыляла за ним, старалась не отставать. Рядом со мной, как ни в чем не бывало, молча, бежала его собака. Когда гаражи остались позади, мужчина обернулся. Он был похож на учителя физкультуры и бродягу-путешественника одновременно. Возраст определить было сложно — может быть и пятьдесят, и семьдесят. Худощавое лицо рассекали морщины, которые появляются у людей волевых и отважных. Мешки под глазами и легкий запах перегара говорили, что мужчина «после вчерашнего». Но взгляд его пронзительных серых глаз был молодой, и как ни странно, трезвый.