— Спасибо. Очень есть хочется. Меня Аней зовут, — назвалась я на всякий случай чужим именем. Почему-то я чувствовала себя очень скованно. — Только денег у меня нет, скажете, как, я вам отработаю.
— Отработаешь, отработаешь, — хозяйка внезапно рассмеялась.
— Ешь пока, там поговорим.
Пирог с молоком улетели в один момент, и мне опять захотелось спать.
— А ты иди, поспи, не стесняйся. — Как будто я что-то ей сказала, подхватила мою мысль хозяйка.
Голова закружилась, ноги стали ватными, и я еле смогла дойти до постели в светелке, и, не успев даже снять халатик, крепко заснула.
Проснулась я к вечеру, когда стемнело. И опять, не успела я открыть глаза, в комнату вошла хозяйка, и пригласила меня ужинать.
Я умылась наспех из умывальника, прибитого на стене в кухоньке, вытерла лицо жестким льняным полотенцем, которое мне подала хозяйка, после чего немного пришла в себя.
— Меня зовут Татьяной Васильевной, можно бабкой Таней. — первая представилась мне хозяйка.
Я молчала, напрочь забыв, как представилась ей несколько часов назад. То, что я назвалась не своим именем, я помнила точно, только вот каким?
Пауза становилась уже явно затянутой.
— Ты не бойся меня, я никому не скажу, что ты была здесь. Вижу, неприятности у тебя большие, бежишь куда-то. Расскажи, может, я помочь тебе смогу чем.
— А вы что, всем помогаете? — от растерянности мой вопрос звучал почти по-хамски, но хозяйка почему-то не обиделась на меня, а тихо рассмеялась.
— Ладно, не хочешь говорить, не надо. Поешь, милая. Я картофельную запеканку спекла.
— Спасибо. Вы не сердитесь, у меня и, правда, неприятности. Сунула нос в чужие дела, теперь ищу, где спрятаться. Вернее, не ищу, в больницу на Березовом поселке еду, там у меня друг главным врачом работает, спрячусь там. — сама не понимая почему, я легко рассказывала бабке Тане то, что совсем не стоило бы говорить.
— Ладно, покушай. Чаек пей, я заварила с травами.
В полном молчании я быстро расправилась с вкуснющей запеканкой, выпила душистый чай, заваренный прямо в кружке, и исподлобья посмотрела на хозяйку, которая внимательно наблюдала за мной, сидя напротив.
— Тебя ведь не Аня зовут? — я, молча, кивнула. — Ладно, давай, я тебе погадаю.
Откуда-то из-под стола появилась колода карт, каких я никогда не видела. На черном фоне картонных прямоугольников были затейливо выписаны необычные рисунки.
Загорелые, покрытые морщинками пальцы ловко метали кусочки картона на старенькую скатерть. Татьяна Васильевна внимательно всматривалась в них, убирала обратно в колоду, перемешивала, наконец, на столе осталось три карты.
— Тебе угрожает смертельная опасность. — Тихо вымолвила она, глядя на карты. — Только ты не в ту сторону бежишь, куда ты бежишь, там не спрячешься.
— Меня похитили, хотели убить, — призналась я. — А где мне прятаться? И от кого, я не знаю. Я медсестрой в больнице работаю, в субботу на операции больной умер, а потом меня по голове стукнули, похитили, я еле убежала.
— Так как тебя зовут? — хозяйка испытующе глядела на меня.
— Олесей. Я, и, правда, ничего не знаю. Боюсь очень.
— Правильно делаешь, что боишься, заступиться за тебя сейчас некому.
— У меня жених — мент. — попыталась я хоть как-то упрочить свое нынешнее положение.
— Жених у тебя может и есть, только он далеко, да и в ссоре вы…
— Неужели это на картах написано? — Моему удивлению не было предела. Я всегда относилась к гадалкам и предсказателям скептически, как к фокусникам, выступавшим в цирке.
— Кому читать… — Уже совсем непонятно ответила мне Татьяна Васильевна, быстро смешала карты на столе, резко встала и как отрезала, — Иди-ка ты спать, я подумаю, утром поговорим.
— Татьяна Васильевна, а где у вас туалет, я с утра терплю, а спросить неудобно.
— Во двор выйди, там. Да, и не мешай мне ночью, даже если увидишь чего.
Я послушно кивнула, отворила тяжелую дверь и вышла во двор дома по скрипящим ступенькам крыльца. Темнота была, хоть глаз коли. Вдруг справа от меня раздался шумный глубокий вздох. Первой мыслью было кинуться назад в избу, потом я сообразила, что это, наверное, хозяйкина корова, и пошла искать туалет. С большим трудом в кромешной темноте нащупав во дворе маленькую досчатую будку, я еще раз подумала, как в деревне только люди живут. Покинув, пожалуй что, самую экзотичную в моей жизни уборную, и, поглядев на темное небо, я поплелась спать.
Ночью я проснулась от невнятного бормотания. Выглянув из-за занавески, я увидела хозяйку, сидевшую за столом. На голову ее был накинут черный платок, на столе горела тоненькая свечка. Рядом со свечкой стояла глиняная миска, видимо с водой и деревянная солонка, в которой горкой была насыпана соль. Татьяна Васильевна взяла горсть соли, бросила в миску с водой, и внимательно начала всматриваться в миску, как будто видела там что-то недоступное моему взгляду. Окончательно оробев, я тихо залезла под одеяло, и крепко заснула.
Утром события вчерашнего вечера показались мне сном. Хозяйки в доме не было. Выйдя во двор, я увидела образцовый огород, с ровными рядами зеленого лука и зонтиками укропа. Кое-где в огороде росли красивые цветы — кажется георгины и маки. За забором из деревянных кольев, на которых вверх ногами сушились трехлитровые банки и глиняные горшки, расстилались желтые поля, кое-где перечеркнутые синеватыми перелесками. Не удержавшись от соблазна, я сорвала с грядки два крепеньких огурца и, отщипнув перышко сочного лука, пошла в избу. Но поесть так и не успела, дверь открылась, и в комнату вошел тот самый парень, который привез меня сюда сутки тому назад.
— Бабка Татьяна велела отвезти тебя до больницы. — Буднично сообщил он мне. — Сказала, чтобы ты потом к ней заехала.
— Слушай, а заплатить ей за постой, наверное, надо?
— Не надо, поехали. — И он вышел, не дожидаясь моего ответа.
Я вышла во двор и уселась в коляску уже знакомого мне допотопного мотоцикла. Мы завелись и медленно покатили по деревенской улице, сопровождаемые лаем лохматой собачонки, выскочившей из-под соседнего забора. «Реутово» мелькнула табличка, извещающая об окончании населенного пункта, и мотоцикл, выехав на асфальтовую дорогу натужно хрипя, набрал скорость.
Ведущая к больнице дорога кривлялась, как будто заметала следы, а состояние асфальта вызывало ощущение недавней бомбежки. До больницы оказалось всего ничего, каких-нибудь полтора-два километра, но ночью я дороги точно бы не нашла. Не доехав до ворот больницы метров двести, мотоциклист остановился, и как только я вылезла из коляски, быстро развернулся и уехал, как будто боялся, что я попрошу отвезти меня обратно в деревню.
Подойдя к больничным воротам, я почувствовала необъяснимый страх, но деваться мне было некуда, и я, открыв тяжелые ржавые ворота, шагнула туда, куда по доброй воле никто и никогда не заходил.
В маленьком кабинете следователя районного отделения милиции было очень душно. Перечитав в который раз, написанный неразборчивым почерком осмотр места происшествия, следователь, уставший от жизни мужчина лет пятидесяти, откинулся на спинку стула, и закурил. Дело по факту смерти докторши из районной больницы под колесами грузовика он собирался отправить месяца через два в шкаф с «висяками», но что тогда делать с этим? Он взял другой листок, на котором ровным женским почерком сообщалось, что медсестра той же больницы украла три упаковки наркотического средства и скрылась в неизвестном направлении два дня тому назад, дата, подпись.
Почти все сотрудники отдела или были в отпуске, или взяли отгулы за сверхурочную работу, кто копал картошку, кто собирал ребенка в школу, посещая многолюдные школьные базары. В отдел по борьбе с оборотом наркотиков управления МВД без соответствующих мероприятий и доказательной базы дело о похищении наркотиков из процедурного кабинета сплавить не удастся. Придется следователю ехать на обыск в квартире дуры-беглянки, а для этого нужна санкция прокурора, а значит, ему нужно оформить кучу бумаг, и на рыбалку, так давно обещанную пятнадцатилетнему сыну, он так и не попадает. Чертова девка, ну что ей стоило тиснуть эти наркотики на неделю позже, он уже бы был в отпуске, копал картошку у матери на огороде, а теперь все пошло насмарку, и жена опять будет обиженно поджимать губы и молчать, всем своим видом показывая, что он никудышный муж и плохой отец.
