И мы пошли.

Глава третья. Вот это красотища!

Тёма прошёл чуть вперёд и исчез.

Осторожно прижимаясь к стене, я по узенькому уступу прошёл два шага вперёд. Стена свернула направо, я тоже — и оказался в длинном тоннеле. Его конец уходил в чёрную-пречёрную темноту. Я перевёл дух.

Тёма стоял у моих ног. Разве сможет он, такой маленький, выручить меня из такой большой беды? Куда мы идём?

— Тёма, — сказал я и сам почувствовал, как у меня задрожали губы. — Тёмушка, я боюсь.

— Тихо, — прошептал Тёма. — Услышат.

— Кто услышит? — Мороз пробежал у меня по коже. Кто ещё здесь есть? — Почему нельзя разговаривать?

— Разговаривай, — сказал Тёма. — Вот ныть нельзя. У нас знаешь, как с нытиками поступают?

— Как?

— Выгоняют. Иди куда хочешь, чтобы тебя никто никогда не видел и не слышал.

— Почему?

— Закон такой. Потому что от нытья у других начинает болеть голова, мысли появляются всякие нехорошие. Может, ещё и жалость проснётся. Это такое древнее чувство, оно делает тёмика слабым. Кому какое дело, что тебе холодно или голодно. Холодно — согрейся, голодно — раздобудь пищу, больно — терпи.

— А если страшно?

— А страшно — молчи. Иначе какой ты тёмик.

— Я не тёмик.

— А что, человек ныть должен?

— Я не буду ныть, — сказал я. Ещё выгонят неизвестно куда, потом ввек не выберешься.

— Пошли, — приказал Тёма.

Я рванулся — и тут же упал, ушиб коленку, но промолчал, хотя раньше обязательно бы заохал: такая была боль.

Мы прошли немного, и Тёма свернул за поворот. Я за ним. И здесь я увидел… Вы и вообразить себе не можете, что я увидел! Каменный коридор с гладковыточенными стенами, круглый, как труба, и труба эта вся внутри светится, сверкает, переливается. Тут и красный, и голубой цвет, и малиновый, и жёлтый! Во сне такое не увидишь, в сказке не придумаешь. И ещё этот свет, непонятно откуда. Потом, когда я немного опомнился, осмотрелся, я увидел, что вдоль коридора, на полу, лежат плоские камни, а на них — светящиеся огоньки. Я поднёс руку к одному такому огоньку — а он холодный и светится голубым огнём.

— Вот это да! Ну и чудо! — разахался я.

— Да, это у нас самый лучший тоннель, — скромно сказал Тёма. — Здесь не споткнёшься, не зацепишься… Сто двенадцатый тоннельный, — вдруг сказал он.

— Пятьдесят третий угольный, — ответил кто-то.

Я посмотрел и увидел, что в тоннеле появился ещё один тёмик. Взрослый. Он был, как и Тёма, без всякой одежды, только на поясе плотно накручена верёвка, так что это было похоже на спасательный круг.

— А я человек, — сказал я.

Я немножко встревожился: как отнесётся ко мне взрослый тёмик? Вдруг ему не понравится, что Тёма водит меня во все места и вообще — что человек забрался в их владения…

— Вижу, что человек, — строгим голосом ответил взрослый тёмик и — исчез.

— Ой, куда он провалился? — всполошился я.

Тёма фыркнул.

— Никуда не провалился, в угольный тоннель свернул. На дежурство, должно быть, шёл.

Мы снова пошли. Шли-шли и пришли… в лес.

Это я сначала так подумал, что в лес. Только лес этот был без листьев, каменный. А некоторые стволы были такие толстые, что даже два человека, если возьмутся за руки, и то их не обхватят. Между стволами там и тут лежали глыбы камней, и между ними — множество обломков.

Самым удивительным в этой пещере были звуки. Даже тихие-тихие раздавались звонко и отчётливо:

Все эти разные звуки соединялись вместе, и получалась музыка не музыка, шум не шум… не знаю, как и назвать.

А всё дело было в воде. Она капала с потолка, со стен. И от того, быстро или медленно она капала и куда капала — на пол, на камни или на «деревья», — получались эти, то нежные, то странные, звуки.

Тут я заметил одного тёмика. Он сидел в дальнем углу, на камне, подперев голову руками, и как будто слушал этот водяной оркестр. Он не шевельнулся, не взглянул в нашу сторону.

— Что он здесь делает? — спросил я.

— Наверное, лечится, — ответил Тёма.

— Как лечится?

— Ну как лечатся, не знаешь, что ли? Может, у него что болит. Сидит и лечится. Вода, она от всех болезней. Без воды пропадёшь. А у вас как?

— И у нас так. «Без воды и не туды и не сюды» — песня такая есть. А эту воду можно пить?

— Эту нельзя. Из этой столбы растут. — И Тёма показал мне на «деревья».

Вдруг он насторожился.

— Зовут всех тоннельных. Я побежал.

Я не слышал, чтоб кто-нибудь кого-нибудь звал, но я очень боялся потерять Тёму и кинулся за ним.

— Я с тобой!

Тёма бежал быстро. А я то и дело спотыкался, чуть не падал. Один раз всё-таки здорово шлёпнулся, растянулся так, что ободрал себе все локти. Но быстро вскочил и помчался дальше. Только бы не отстать от Тёмы, только бы не потерять его!

Мы оказались на берегу громадного подземного озера. Сверху — издалека-издалека — просачивался сюда свет.

Возле озера стояло много тёмиков, подбегали всё новые и новые.

Один из тёмиков вскарабкался на большую глыбу.

— Слушайте, тоннельные! С угольной стороны ползёт грязь. Не остановим — заползёт всюду, во все пещеры, во все тоннели. Надо как можно скорее замуровать угольные ходы. — И крикнул: — Кумра-бумбра — нет, нет!

И все тёмики громко и дружно подхватили:

— Кумра-бумбра — нет! Нет! — И бросились к угольному тоннелю.

«Кумра-бумбра — это смертельная опасность», — понял я и стал скорее искать, что мне делать.

Тёма, как и остальные тёмики, начал орудовать своей рукой-лопатой. А я покатил к проёму тоннеля камень. Большущий камень. То есть большущий он для тёмиков, а для меня просто большой. Тёмики принялись укреплять камень, обкладывать его другими камнями, помельче. Обмазывать глиной. А я покатил ещё камень… В общем, я здесь был не лишний, никто не мог сказать, что от меня, человека, нет пользы.

Через некоторое время проход почти весь закрылся. Только сверху ещё оставалась щель, и вот в эту щель полезла вдруг грязь. Настоящая. Густая, чёрная. Значит, её там уже скопилось столько, что под потолок! Ещё немного — и она выползла бы сюда, потекла бы по всем коридорам. Куда тогда бежать? Где спасаться?

Тёмики, встав на плечи друг другу, чтоб быть повыше, быстро и ловко руками-лопатками заделывали щель, стряхивали грязь на пол. И когда стена полностью закрыла угольный тоннель, они стали делать вторую стену, чтобы подстраховать первую. Работали спокойно, уже не торопясь. А я почувствовал, что устал. Ужасно устал. Ничего не мог больше делать…

Глава четвёртая. Где лучше?

— Пошли мыться, — позвал меня Тёма.

— На озеро?

— Нет, в озере холодная вода, зачем она нам.

— А что, у вас баня, что ли, есть?

— Может, по-вашему, и баня, а по-нашему — водопад.

Я еле-еле брёл, сил не было — так наработался с непривычки.

— Скоро придём?

— Скоро. Слышишь, шумит?

Я услышал какой-то шум. С каждым нашим шагом шум всё нарастал и скоро превратился в грохот.

Мы вошли в громадную пещеру. И я понял, откуда шёл грохот: не струйками, не потоками, а стеной, высоченной и широченной, лилась откуда-то сверху вода. Громаднейший водопад! А напротив лилась другая, такая же мощная, стена воды, только вся окутанная горячим паром. И обе эти стены, холодная и горячая, грохотали так, как будто сотня поездов мчалась по рельсам навстречу друг другу.

— Будем мыться! — крикнул Тёма и стал разматывать со своего пояса верёвку. Он скрутил её, как мочалку, потом пошёл в угол и отколупнул что-то с полу. «Что-то» оказалось комочком глины. Этой глиной он намазал свою верёвку и остаток отдал мне.