При втором способе — он годится только весной, во время течки у слоних — применяют загоны, обнесенные заборами.

В Бирме и в Индии такой способ называется кеддой, что в буквальном переводе означает «загон» или «загородка», но так случилось, что этим словом стали именовать и способ охоты.

Из толстых бревен и неотесанных древесных стволов устраивают круглый загон. Место выбирается такое, где растет особенно любимая слонами трава. Бревна при этом должны быть очень крепкие, потому что животные сильны и напористы. Внутри первого забора ставится другой. Расстояние между бревнами оставляется такое, чтобы человек прошел свободно, но слон не мог даже головы просунуть. Между двумя заборами образуется коридор шириной около четырех метров, снабженный раздвижными барьерами.

Когда загонщики и разведчики выследят стадо — выпускают для приманки отлично знающих свое дело дрессированных самок. Слонихи начинают искать самцов, забредая достаточно далеко и обнаруживая при этом изумительную ловкость и коварство.

Они подзывают жертву нежным криком, приближаются к ней с отлично разыгранной робостью, ласкают хоботом и, возбуждая страсть, незаметно подводят к загону. Дверь опускается, и «кавалер» попался. Удивительно одно: какое удовольствие находят слонихи-предательницы в этаком гнусном деле? Ведь сами они, вероятно, какой-нибудь год назад еще были свободны и беззаботно гуляли по лесу. Откуда же вдруг взялось такое полное, такое рабское подчинение человеку?

Но это еще не все. Заманив слона за забор, самка иногда ухитряется так его опутать веревками, что он не в силах защищаться. Тогда охотникам и делать больше нечего.

Но бывает и иначе. Приманенный «поклонник», увидев необыкновенные приспособления, вдруг проявляет недоверчивость дикаря и упирается, отказывается входить в загон, несмотря на заигрывание обольстительницы. Тогда она пронзительным криком выражает неудовольствие. На крик сбегаются ручные самцы, набрасываются на изумленного «донжуана» и заставляют его зайти в коридор. Если он заупрямится, они могут зашибить его почти насмерть, но, как правило, все-таки благополучно проталкивают внутрь. Тогда через промежутки между столбами в загон вбегают люди. Они протягивают по земле веревки, о которые пойманный слон спотыкается, и завладевают им, опутывая арканами.

Через полгода некогда дикое и злое животное становится образцом кротости и смышлености. Оно все понимает, управлять им может даже ребенок.

Отряд охотников, высланный самодержцем по указанию монаха, намеревался действовать по первому способу.

Командир отряда был на правах министра и имел от императора, как его представитель, неограниченные полномочия. Так как начальник округа своевременно не уведомил коронованную особу о нахождении там Белого Слона, то приказано было его немедленно сместить и выслать в Мандалай для привлечения к ответственности за такое важное упущение. Чиновнику грозило обвинение в государственной измене, пытки и мучительная казнь, так как никто и мысли не допускал, чтобы он не знал о присутствии священного животного в подведомственном ему участке. А если он и вправду не подозревал, то такая оплошность еще более отягощала участь несчастного в свете существующих обстоятельств.

Лодки и плоты были привязаны к берегу, усталые от двухдневной гребли матросы получили заслуженный отдых, а охотники двинулись по направлению к лесу.

Возглавляли процессию отборные конные разведчики, состоящие при самом властелине на случай, если его величеству вздумается поехать на охоту или возникнет необходимость поимки какого-либо слона.

Они получили самые подробные топографические указания и должны были рассыпаться веером в разные стороны, изучить в округе все следы и немедленно скакать к командиру, как только будет обнаружено что-нибудь серьезное.

В отряде насчитывались двенадцать слонов, из которых только на двух были гауды, а на остальных десяти — просто седла. На каждом исполине ехало по два человека: вожатый — на шее и охотник — в седле. В гаудах сидели: в одной сам министр, в другой — его чиновник.

Гауда, как мы уже говорили, представляла собой ящик, крепко привязанный ремнями к спине животного. В ящике было закреплено две скамейки — одна против другой, так что пара человек могла свободно сидеть, не мешая друг другу. Сзади гауды висело приспособление вроде кучерского седла для слуги, постоянно держащего зонтик и веер, даже если нет ни дождя, ни солнца — таков местный этикет — обмахивание веером помогает к тому же отгонять назойливых тропических мух, что никогда не мешает.

К углам ящика привинчивались железные кольца, в которые, если жарко, вставлялись столбики кисейной палатки; а если дождик, то натягивалась более плотная материя.

Палатка формой напоминала балдахин гондолы. Ее покрывали тентом.

Государевой гауде придавали форму трона. Верхнюю часть закругляли куполом и насаживали на нее хти — священную императорскую эмблему из позолоченного железа, ее можно встретить на куполах всех пагод.

До леса пришлось долго двигаться по выжженной солнцем равнине. Слоны мучились от зноя, хотя головы им выкрасили белой масляной краской. Вожатые боялись, как бы животные не пострадали от солнечного удара. Но вот стали появляться отдельные деревья, рощи, и вскоре открылся большой лес.

Вечерело. На опушке разбили лагерь. Свежих следов разведчики пока не нашли, встречались лишь давнишние, недель от трех или четырех.

Монаха это ничуть не удивило. Он объяснил, что трава на равнине выгорела от солнца и сделалась жесткой и невкусной, вследствие чего слоны перешли на другое пастбище. На следующий день к вечеру охотники, по его мнению, должны на них набрести.

Утром боох, отвечающий за всю техническую часть охоты, разослал загонщиков, как и накануне, веером. Бонза улыбнулся, но не стал мешать бооху, а только заметил, что это бесполезно, потому что он, монах, ведет слуг императора правильным путем и доставит в срок по назначению.

До полудня ничего любопытного замечено не было. Министр стал уже косо поглядывать на провожатого. Тот сохранял спокойствие.

— Ты уверен, что не ошибся, пунги?

— Я сказал, что ты увидишь слонов еще до вечера — и я сдержу слово. Что ты так нетерпелив, точно белый или женщина? Умей ждать.

Прошло еще три часа. Бонза во все время не сказал больше ни слова.

Головной слон вступил на тропинку, добротно пробитую различными животными. Она вела на обширный, круглый луг, лежавший точно озеро среди леса. Деревья поднимались все выше и выше.

Почва становилась болотистой. Среди густых зарослей и водяных растений журчали струйки свежей и прозрачной воды.

— Сюда слоны приходят на водопой, — спокойно проговорил монах и прибавил, указывая на луг: — А вот здесь их пастбище.

— Хорошо бы, кабы так! — отозвался нахохлившийся министр.

— Слушай и убедись.

Раздался быстрый лошадиный топот. Появился загонщик на взмыленном коне.

— Господин! .. Слоны! .. — кричал запыхавшийся разведчик.

— А белого нет?

— Схем-Мхенг среди них. Будда велик!

С разных сторон прискакали другие наблюдатели, подтвердившие слова первого. Все ожили, ободрились, ощутили прилив энергии.

Усталость и тревога пропали. Охотники наперебой поздравляли друг друга. Каждый уже мысленно представлял себе обрадованного императора, щедро раздающего награды.

Слонов оказалось немного. Не более десяти. Вожаком был Схем-Мхенг.

Выслеженные животные мирно паслись на другой стороне луга, так что их ручных собратьев можно было расставить в лесу совершенно скрытно. Так и сделали — окружили слонами и всадниками всю опушку. Дикое стадо показалось между деревьями. Успех облавы был обеспечен. Министр, замирая в трепетной надежде, решил посмотреть поближе на белого слона. Он сошел с гауды, тихо прокрался сквозь чащу и подошел к животным метров на двести.

Эта неосторожность стала роковой. В стороне, шагах в пятидесяти, стоял на страже сам громадный вожак. Без сомнения, именно его имел в виду монах. Цвет гиганта был, собственно говоря, не белый, а скорее бледно-серый, белесоватый.