И мы видим, что Сцилла, Медуза и гидра – существа в высшей степени пренеприятные и опасные. Только такие богатыри, как Геракл и Персей (и то лишь в союзе с богами), могли вступить с ними в единоборство. Надо полагать, что, наделяя чудовищ драматическими характеристиками, люди выбирали из арсеналов природы при – меры пострашнее. Позволительно поэтому сделать вывод, что спрут представлялся сказочникам древности очень опасной тварью.

Проходили столетия. Христианская церковь утвердила свою власть на развалинах античной культуры. Всем известно, что фантазия у христиан чрезмерно богатая. Монстры, порожденные воображением средневекового «сюрреализма», потеряли последние связи с реальностью и превратились в невероятных химер без образа и подобия в природе.

Тогда-то и спрут совершил трансформацию поистине гигантского масштаба. Теперь даже Геракл должен был бы мили три пройтись по спине чудовища, прежде чем добрался бы до его головы.

Да что Геракл – епископ Понтоппидан[62] рассказывает: полк солдат свободно мог маневрировать на спине у кракена!

«Когда чудовище всплывает на поверхность, над морем, словно перископы, поднимаются его блестящие рога. Вытягиваются в длину, набухают, наливаясь кровью. Они возвышаются над водой, как мачты корабля средних размеров. Это, по-видимому, руки животного, и говорят, если ухватится он ими даже за самое большое судно, то может утащить его на дно(!).

Наши рыбаки, – продолжает Понтоппидан, – единодушно утверждают, что иногда, отплыв на несколько миль от берега и достигнув известного места с глубиной в 80 или 100 саженей, они находят там глубину лишь в 20–30 саженей, а то и меньше. Здесь тучами разная рыба вьется, много трески и морских щук, поэтому они и заключают, что на дне лежит кракен…

Иногда два-три десятка лодок ловят рыбу, и только одна у рыбаков забота – за глубиной следить: остается она прежней или уменьшается. Если море мелеет, значит, кракен поднимается к поверхности: нельзя здесь больше оставаться. Рыбаки бросают ловлю, берутся за весла и уплывают побыстрее».

На безопасной дистанции они останавливаются и что же видят: море вскипает бурунами, и над волнами вздымается целый лес корявых «деревьев», и вот всплывает бугристая спина кракена (длиной в милю), а на ней плещется рыба.

Нелегко угадать в этом обомшелом дредноуте черты семейного сходства со спрутом. Они поглощены без меры гипертрофированными формами чудовища. Зоологические признаки гигантского кальмара более отчетливо обнаруживаются в телосложении монстра, описанного другим скандинавским прелатом Олаусом Магнусом.

«Его вид ужасен, – писал о кракене в „Истории северных народов“.[63] Олаус Магнус. – Голова квадратная, вся в колючках, острые и длинные рога торчат из нее во все стороны, оттого похож зверь на вырванное с корнем дерево[64] Длина головы – двенадцать локтей, она черная, и огромные сидят на ней глаза… Ширина глаза – один локоть. Глаза красные и огненные, а потому темной ночью кажется, будто под водой пламя горит. С головы бородой висят вниз волосы, толстые и длинные, как гусиные перья. А туловище у кракена небольшое – пятнадцать локтей».

«Одно такое чудовище, – добавляет Магнус, – легко может потопить много больших кораблей со множеством сильных матросов» (!).

Позднее известный уже нам француз Дени де Монфор довел до абсурда идею о кракене – потопителе судов. Сначала это принесло ему славу, а потом бесчестие.

В 1802–1805 годах Монфор опубликовал книгу под названием «Общая и частная естественная история моллюсков» – невообразимый винегрет из науки и басен, до – стойных прославленного барона. Была в книге глава, от которой читателя мороз пробирал по коже. В ней описывались подвиги «колоссального пульпа». Пульп, сверхгигантский спрут, схватил щупальцами трехмачтовый корабль и утащил на дно.

Первые выпуски «Истории моллюсков» разошлись удивительно быстро. Публика жаждала новых сенсаций. Рассказывают, будто Монфор, узнав о небывалом успехе своего сочинения, воскликнул: «Раз переварили один корабль, я заставлю моего колоссального пульпа потопить целый флот!» И не ограничился угрозой.

Во время англо-французской войны 1782 года англичане захватили у берегов Вест – Индии шесть французских кораблей и отправили их в ближайшую гавань под конвоем четырех своих крейсеров. Но корабли не пришли в порт: однажды ночью все они – и конвоиры и пленники – затонули при весьма странных обстоятельствах. О причине их гибели ходили лишь самые разноречивые слухи.

Дени де Монфор придумал новую версию. Все десять кораблей, утверждал он, потопили… гигантские каракатицы. Монфор не рассчитывал, что против него в качестве оппонента выступит само британское адмиралтейство. Опровергая домыслы французского натуралиста, оно раскрыло некоторые тайные причины гибели судов.

Дело завершилось большим скандалом. Монфор пытался реабилитироваться, но неудачно и вынужден был навсегда отказаться от научной карьеры. Говорят, что он кончил свою жизнь на каторге. Печальный финал.

Никто не верил больше в кракена и пульпа. Некоторые исследователи моллюсков, конечно, знали, что в океане живут какие-то крупные головоногие. Но после конфуза, постигшего незадачливого изобретателя колоссального пульпа, всем почему-то казалось, что размеры этих животных не очень велики.

Но моряки продолжали рассказывать о пульпах невероятные вещи.

«Однажды прозрачным синим утром, – пишет Герман Мелвилл,[65] —… когда солнечные блики длинной полосой легли на воду, словно кто-то приложил к волнам золотой палец, призывая хранить тайну… чернокожему Дэггу, стоявшему дозором на верхушке грот-мачты, вдруг предстало странное видение.

Далеко впереди со дна морского медленно поднялась какая-то белая масса и, поднимаясь все ближе и ближе к поверхности, освобождаясь из-под синевы волн, белела теперь прямо по курсу, словно скатившаяся с гор снежная лавина».

Моряки подплыли ближе. «Перед нами была огромная мясистая масса футов по семьдесят в ширину и длину вся какого-то переливчатого, желтовато-белого цвета и от центра ее во все стороны отходило бесчисленное множество длинных рук, крутящихся и извивающихся, как целый клубок анаконд, и готовых, казалось, схватить без разбору все, что бы ни очутилось поблизости нее, не видно было ни переда, ни зада, ни начала, ни конца, никаких признаков органов чувств или инстинктов; это покачивалась на волнах нездешним, бесформенным видением сама бессмысленная жизнь…

– Что это было, сэр? – спросил Фласк.

– Огромный спрут. Немногие из китобойцев, увидевшие его, возвратились в родной порт, чтобы рассказать об этом.»

Но и тем, кто благополучно возвращался и рассказывал о «странном видении», не верили. Масса «без начала и конца», без органов чувств и инстинктов! Разве это не бессмыслица? Не шкиперская выдумка?

Период неверия в гигантского моллюска длился примерно с 1810 по 1861 год, когда случилось событие взволновавшее весь мир: французский корвет «Алектон» атаковал у Канарских островов… колоссального пульпа!

Корвет находился в ста милях к северо-востоку от Тенерифа, вдруг впередсмотрящий закричал с топа грот-мачты:

– Вижу огромное тело, частично погруженное!

Подошли ближе и обнаружили «чудовищное существо, которое, – писал капитан „Алектона“ в рапорте министру, – я определил как гигантского пульпа. О его существовании много спорили и в конце концов, кажется, решили, что пульп – это миф.»

Вид странного животного поразил моряков. Тело у него кирпично-красное, огромное, метров шесть длиной, на голове щупальца, выпученные глаза – каждый глаз с пушечное ядро крупного калибра. И клюв! Крючковатый, он выскакивал из какой-то полости в голове и зловеще щелкал. Когда чудовищные клещи раскрывались, они, казалось, могли обхватить грот-мачту.