Дверь захлопнулась, мгновенно оборвав ее слова. Как ни толкал ее Хэл, она упорно оставалась закрытой.

Румпельштильцхен взял две кружки эля и отдал в уплату мелкую серебряную монету.

— Мне нравится давать большие чаевые, — объяснил он. — Ненавижу, когда люди считают евреев жадными.

— Я думала, ты не еврей, — сказала Кэролайн.

— Не еврей. Но люди хаки считают, что еврей. Поэтому я всегда даю щедрые чаевые.

Он устроился на стуле и взглянул поверх изрезанного деревянного стола, мимо Кэролайн, за дверь «Быка и Барсука», на улицу, на принца Джеффри, сидящего в королевской карете. Ливрейный кучер держал в руках поводья четырех лоснящихся черных коней. По обе стороны дверцы стояли два ливрейных лакея. Коротышка восхищенно покачал головой.

— Карета четверней, да? Таки я должен признать, что ты девушка шустрая. От Хэла к Джеффу за один день. Ты уже очаровала Кенни?

— Я видела его.

— Будь осторожна. У нас говорят, он очень нехороший человек.

— Мне он не показался плохим.

Румпельштильцхен пожал плечами.

— Что ж, женщины всегда все видят по-своему. И кого же ты выбираешь, Джеффа или Кенни?

— Не знаю, — ответила Кэролайн. — Мне еще не понятно, как они ко мне относятся. И есть одна проблема. Похоже, пока не решено, кто из них унаследует трон.

— Таки мне об этом тоже довелось слышать, — кивнул коротышка. — Здесь, в Мелиновере, король сам выбирает преемника. Должно быть, это приводит к изрядным трениям внутри семьи. — Он пригубил эль и посмотрел на девушку поверх края оловянной кружки. — Ты по-прежнему имеешь желание получить все? И красивого принца, и трон? Должен тебе сказать, брак с королем не дает тебе никаких прав управлять государством. Это не то же самое, что сделаться правящей королевой.

— Мне более чем достаточно королевского титула. Я не жадная.

— Ну разумеется, не жадная.

— Тогда перейдем к делу. У тебя есть волшебная прялка. Тебе нужен кто-то, кто умеет прясть.

— Да, это именно так.

— Ты точно знаешь, что на этой штуке можно спрясть из обычной кудели золото? Ты уже пробовал?

— Нет, — ответил Румпельштильцхен. — Должен тебе сказать, это одноразовое мероприятие. Ее совершенно невозможно проверить. Волшебник таки наложил на нее заклятие, и прялка будет работать только одну ночь — если, конечно, он не произнесет над ней повторное заклинание.

— Предполагаю, дело не только в этом.

— Наверняка. Иначе у каждого волшебника имелась бы собственная прялка, и кругом валялись бы кучи пряденого золота. Но кто тебе сказал, что это наши проблемы? У меня есть эта прялка, и она определенно заколдована. Когда ты сядешь за нее, ты почувствуешь исходящую от нее силу и сразу скажешь себе, что это таки действительно волшебная прялка.

— Хорошо, допустим, она работает. А что за история с куделью? Почему именно лен? Его ужасно трудно прясть. Нить получается прочная, но имеет тенденцию образовывать узелки. Только лучшие мастера могут сделать гладкую и ровную нитку.

— Лучшие — в смысле ты?

Кэролайн только тряхнула кудрями.

— Гладкость меня не волнует. Меня вполне устроит и комковатое золото. Но быстро ли ты работаешь? Вот в чем вопрос.

— Быстро, но… это обязательно должен быть лен?

— Немоченый лен.

— О боже.

— Это все Закон Подобия.

Румпелыптильцхен сам не до конца понимал, но объяснил как мог.

— Превращение льна в золото не совсем магия. Это алхимия. Понимаешь, магия символична, а алхимия аллегорична.

— А в чем разница?

— Сказать по правде, я точно не знаю. Но мне известно, что какое бы вещество ни превращали в золото, оно должно изначально выглядеть как золото. Поэтому нельзя превратить в золото свинец. Это должна быть бронза. Определенный вид бронзы правильного цвета.

— Девственная бронза, — вспомнила Кэролайн.

— Верно. А лен можно прясть, потому что у него стебли изначально золотистые. Во всяком случае, до того, как их вымочат. Хм, а что такое вымачивание?

— Стебли погружают в воду, чтобы волокна легче разделялись. Но тогда они немного тускнеют.

— Тогда мне совершенно ясно, почему он должен быть немоченый. А его все равно можно прясть?

— Да, только трудно. И быстро не получится. Не думаю, что смогу сделать больше двух мер за ночь. Моей половины даже близко не хватит на приданое.

— Та девушка в Матагаре сказала мне то же самое. Поэтому нам придется прибегнуть к хитрости. Мы принесем королю первую корзину золота и скажем, что она вовсе не последняя.

Кэролайн обдумала эту идею.

— Не знаю, — проговорила она. — Я всю жизнь была честной. Я заслужила право выйти за красивого принца. Не думаю, что мне хочется начинать отношения с обмана.

— Ладно, тогда ты можешь взять свою долю золота и вложить ее. Ты тесно связана с королевским домом. Люди обязательно станут предлагать тебе участвовать во всевозможных прибыльных делах, потому что захотят поддерживать связи уже с тобой .

— Хм-м, может быть. Однако я ограничена во времени. Либо выхожу за Хэла, либо за кого-то еще. В противном случае Хэл превращается обратно в лягушку.

— Да-а, — протянул коротышка. — Это может стать для тебя проблемой. А уж какой проблемой это может стать для самого Хэла… Но если есть возможность воспользоваться случаем, то почему им не воспользоваться? Если мешок золота не поможет тебе, когда ты вернешься в замок, то почему надо думать, что он тебе повредит?

— Пожалуй, — согласилась Кэролайн. — И еще надо урегулировать вопрос о первенце.

— Что?! — вскричал коротышка.

— Ходят слухи, будто ты потребовал у той девицы ее первенца.

— Я же говорил тебе, не верь всяким гадостям! — возмутился Румпелыптильцхен. — Этим негодяям просто нравится говорить про евреев очень нехорошие вещи. Ну сама подумай, с какой стати молодой мужчина будет испытывать желание забрать ребенка, который не является его собственным? Женщины всегда рассказывают друг другу, что кто-то хочет украсть их детей — цыгане, эльфы, пираты. Да кто угодно! Если бы я хотел получить ребенка, то разве так трудно жениться и завести своего?

— Конечно, — согласилась Кэролайн. — Просто я подумала… мужчине может понадобиться ребенок, который не будет… гм.

Румпельштильцхен в упор уставился на нее:

— Если ты думаешь, что я понимаю, о чем речь, так вот: я вовсе ничего не понимаю.

— Ну, ты знаешь, о чем я.

— Не знаю. — Лицо коротышки сделалось абсолютно непроницаемым.

Судя по всему, решила Кэролайн, у нее сегодня день неприятных разговоров.

— Ну, это просто мысль. В смысле, это из-за того, что ты… ты… и если это перейдет на твоих детей… поэтому тебе мог понадобиться такой, который не был бы… это… деформирован.

— Деформирован? А-а! — Румпельштильцхен хлопнул себя по коротеньким ножкам. — Ты об этом? Так я болел в детстве. Это не наследственное. Я не вижу причин беспокоиться, с моими детьми все будет в порядке.

— Хорошо, хорошо. — Кэролайн тем не менее решила сменить тему. — Когда ты хочешь, чтобы я спряла золото?

— Да хоть сегодня, если ты думаешь, что у тебя найдется время.

— Здесь?

— Нет, у меня комната на краю квартала. Кстати, она помещается над лавкой золотых дел мастера, и мы сможем обменять золотую пряжу на деньги прямо там. Я имею желание получить их и убраться отсюда. На улицах поговаривают, что евреям скоро опять придется туго. Возможен даже погром. Меня это не касается, но кто может гарантировать, что я не попаду под горячую руку?

— Погром в Мелиновере? — скептически нахмурилась Кэролайн. — Я полагала, мы выше этого.

— Погром может случиться где угодно, если правящий класс решит, что банкиры его прижали. Хотя на самом деле я так и так подумывал, что настала пора переменить место жительства.

— А остальные из твоего народа… гм… этого народа уезжают?