Признаться, я уже не слишком рвался упрашивать посланника Нергала поддержать нашу просьбу пред ликом Справедливейшего. Прочитанное не понравилось никому, включая скептически настроенного Фрога.

Карлик подумал, пожевал губами, сплюнул, покачал головой, тихонько выругался и, наконец, серьезно уставился на невозмутимого Леука.

— Здесь присутствует некий казус, — с расстановкой произнес Фрог. — Ты недавно сказал: «Нам расскажут о жизни короля Селадаса, которая могла бы состояться, не окажись он сегодня в подвалах Тарантийского замка». Верно?

— Верно, — кивнул Мертвый.

— Но вот сейчас произошло то, что произошло. Селадас на Серых Равнинах. И я уверен, если мальчик вернется, запись о его жизни изменится.

— Изменится, — подтвердил Леук. — Не знаю, насколько. Думаю, ненамного, пускай случившееся и отразится на его судьбе. Итак, я обязан возвращаться к Судие. Что ему передать? Вы отказываетесь от просьбы, узнав правду о жизни этого человека?

— Нет, не отказываемся, — решительно сказал Фрог. — Потому что многое возможно изменить. Это в человеческих силах. Я уверен — каждый из нас способен противостоять предопределению.

— Не отказываемся, — согласился я. — Если можно — верните мальчишку в этот мир.

Гай только наклонил голову в знак поддержки.

— Но почему? — казалось, Леук слегка рассердился. Конечно, Смерти не хочется расставаться с законной добычей! — Почему? Какой аргумент в защиту будущего тирана вы приведете?

— Предопределение изменилось, — загадочно сказал Фрог. — Это и есть главный аргумент.

— Прощайте, — холодно бросил Мертвец, быстрым движением застегнул книгу, повернулся и зашагал в темноту. Донеслась только последняя — фраза Леука: — Ждите, вам сообщат о решении Господина.

Мы замерли возле алтаря в угрюмом молчании. Первым встрепенулся деловитый Фрог.

— Ротан, кровь из пореза больше не идет? Прекрасно! Давай поможем Гаю — на сломанную руку следовало бы наложить какие-нибудь лубки! Гай, когда вернемся в замок — немедленно отправишься к лекарю!

Не понимаю, как наш безобразный компаньон ухитряется сохранять оптимистичное настроение в самой паршивой ситуации? Может быть, Фрогу действительно нечего терять? И все-таки жаль, что я не решился попросить Книгу Судеб рассказать нам о жизни королевского шута. Он доселе остается для меня неразрешимой живой загадкой. Ждали долго, не менее полного колокола и двух квадрансов. Лубки на предплечье Гая были созданы из плоских ножен наших кинжалов и перевязаны лоскутами ткани, оторванными от подола балахончика королевского шута — теперь Фрог выглядел истинным «королем нищих», легендарным персонажем Тарантийских сказочников. Страшный, как смерть, оборванный, грязный, но очень и очень самодовольный.

Я несколько раз подходил к телу зингарского короля, по-прежнему остававшемуся на плите алтаря Незримого. Никаких признаков возвращающейся жизни.

Кожа холодная и противно липкая. В голубоватом свете, исторгаемом огромными слизнями, безжизненное лицо Селадаса выглядело устрашающе.

Разговорчивый Фрог предпочел молча прогуливаться по залу святилища и с нарочито безразличным видом рассматривать обитающих здесь необычных животных. Упорно делал вид, будто его ничто не заботит.

Гай шипел под нос недобрые словечки — ему очень не нравилась окружающая обстановка. Как и большинство людей, воспитывавшихся в глухой провинции, Гай был суеверен, а значит, он предпочитал не доверять силам потусторонним. Я попробовал его успокоить, сказав, что пока мы живы, Нергалу и его слугам нет никакого дела до троих незадачливых искателей приключений, а огненные демоны — Пламенные Плети, заперты в глубинах так надежно, что вырваться не сумеют. Или, по меньшей мере, не будут делать это прямо сейчас.

Когда Гай весьма недвусмысленно рыкнул, чтобы я оставил его в покое, пришлось послушаться. Босые ноги превратились в совершеннейшие ледышки, и я, со вздохом распорол кинжалом куртку, начав сооружать из лоскутов кожи и ремешков некое подобие «киммерийских башмаков» — ступня и голень заворачиваются в мягкую кожу и закрепляются длинными тесемками. Когда я завязывал последний узел, внимательный Фрог, заставив нас с Гаем вздрогнуть, воскликнул:

— Поднимайтесь! Глядите! Я знал, что Справедливейший не забудет о нашей просьбе!

Повинуясь жесту карлика, я обернулся к стене зала, в которой исчез Леук.

Точно, слизни—светлячки начали оживленно расползаться в стороны, освобождая место для неожиданно появившихся темных двустворчатых ворот — арка была высотой не менее четырех локтей, достаточно, чтобы прошел самый высокий человек.

Когда двери распахнулись, в лучах исходившего из глубин зеленовато—белого света стала различима знакомая тощая фигура Леука. Только сейчас Книги при нем не наблюдалось.

— Если не боитесь — идите, — по залу тугой волной разошелся голос Мертвого.

— К-куда? — ахнул я.

— За вашим мальчишкой. Незримый согласен отпустить его. Возьмите бренное тело...

— Мы ведь не боимся, правда? — заюлил Фрог, но в его развязности явственно звучала нотка страха. — Нас сразу отпустят! Верно, досточтимый Леук?

Мертвый надменно промолчал, однако кивнул в знак правоты Фрога.

Я снова подхватил труп Селадаса на руки (Боги, каким он стал тяжелым!). Посланник Нергала величественно развернулся, сделал жест рукой, призывая идти вслед. Первым засеменил к воротам неугомонный карлик, я за ним, арьергард прикрывал бледный Гай. Видимо, догадался; куда нас пригласили.

Лестница, ведущая вниз. Очень длинная. Я пытался считать ступеньки, но сбился на пятисотой. Не темно, однако и не светло. Потолок и стены окрашены мутно-болотным сиянием, позволяющим различать фигуры идущих впереди, но не детали их одежды или тонкие черты фигур. Позади беззвучно сквернословит Гай, громко сопит Фрог. Леук перемещается как призрак — его ноги словно и не касаются камня ступеней, шаги не различимы.

У меня онемели руки, и Селадаса пришлось положить на плечо, будто мешок. Его холодные ладони ударяли по моей спине. Страшно не было — наоборот, на этой странной лестнице каждого из нас обуяло чувство полнейшего безразличия и спокойствия. Если мы действительно направляемся к Незримому, то он не собирается нас пугать. Зачем? Так или иначе, каждый из смертных окажется в объятиях Господина. Рано или поздно.

Вот она, последняя, самая нижняя площадка. Леук резко остановился.

— Будьте почтительны, — порекомендовал он. Такое чувство, будто Мертвый заподозрил нас в желании нагрубить тому, кто повелевает Серыми Равнинами. — Не говорите много. Вы и так доставили нам излишние заботы. Превыше всего Господин ценит вечное спокойствие Царства Теней, которое никто — особенно смертные! — не вправе нарушать... Идем!

Если это на самом деле был дворец Нергала, то я позавидовал чувству вкуса его хозяина. Никакой пошлой роскоши, ничего вульгарного или вызывающего. Скромные украшения, созданные, однако, из самых драгоценных материалов; строгие охранители в древних доспехах (или просто неподвижные статуи воителей?), беспрепятственно пропускающие уверенного в себе Леука и нашу компанию, поспешающую вслед. Полнейшее безмолвие. Никаких запахов, движения воздуха. Тут все мертво.

Неужели мы действительно оказались во владениях, где живые люди такая же редкость, как честный канцлер или щедрый ростовщик? В Царство Нергала допускались лишь редкие гости из Средней Сферы, их количество можно исчислить единицами! Селадас — король. Сомневаюсь, что ради безвестного мальчишки из предместий Тарантии, случайно утонувшего в реке, Незримый открыл бы живым дорогу в Нижнюю Сферу. Нам либо очень повезло, либо...

— За этими дверьми — Обитель Господина, — сообщил Леук, когда мы прошли через несколько длинных галерей и остановились возле полукруглых ворот — черный мрамор и золотые искры, вспыхивающие в глубинах тяжелого камня.

— Великий готов принять вас немедленно.

Створки расползлись бесшумно.

Безумно красиво. Огромная прямоугольная зала выглядела монашески строго, но отказать Обители в чарующем неземном великолепии было сложно. Тут вовсе не преобладал черный цвет — в основном серый, всех возможных оттенков, от жемчужного до мышиного. Два ряда полупрозрачных колонн, справа и слева. Между ними — статуи, на высоких постаментах, мутного розово—серого мрамора. Титанические чаши, извергающие бесцветное белое и холодное пламя. Стены и пол украшены преискусной мозаикой.