- Ты потерял свою семью во Вспышке? - спрашивает она, снова удивив меня своим интересом.
- Да, во Вспышке. - Я смотрю скорбным взглядом.
Она предлагает мне свое сострадание. - Это был дом твоего детства?
Я киваю, хотя это мой шестой дом с апокалипсиса. Я двигался, как рак-отшельник, от оболочки к оболочке. Исчерпав все ресурсы в одном месте, я покидал его. Но мне нравится как этот перекресток города, так и ресурсы, поступающие непосредственно ко мне здесь. Я планирую остаться на некоторое время.
Снова раздается стук в подвале. Эви напрягается, вскидывает голову. Мои руки сжимаются. Маленькие сучки. Я тянусь к записи, отключаю ленту. Едва сдерживая ярость, я поднимаюсь, сказав: - пойду, проверю свои мышеловки, я очень быстро. - Я в такой ярости, что боюсь, могу убить и испачкать кровью мои вельветовые брюки. - Оставайся. - Как будто она могла убежать. - Я скоро вернусь.
Я достаю свой брелок по пути к двери подвала, тихо разблокирую ее. Спускаясь по затемненной лестнице, я слышу приглушенные голоса моих испытуемых. Они знают, что должны молчать, если я приказал. Неподчинение мне? Памятуя о своих безупречных вельветовых брюках, я призвал терпение. Когда я вхожу в свою тускло освещенную лабораторию, знакомый запах немного успокаивает меня. Все столы переполнены флаконами и дистилляторами, на горелках Бунзена подогреваются колбы. Множество частей тел, хранятся в банках с формальдегидом. Вынутые глазные яблоки в одной из банок, кажется всегда следят за моими движениями, это меня забавляет. В прозрачном флаконе, я перегоняю новое зелье, которое даст мне всплеск адреналина, даст мне концентрированную силу и скорость. Другая колба содержит ключ к ускоренному заживлению. Я изобрел качественно другое оружие. Ходят слухи, что у Бэгменов аллергия на соль. У них не будет никаких шансов выстоять против моего спрея с хлоридом натрия. Если какое-либо из многочисленных ополчений, решит прокатиться через этот город, его будет ожидать сюрприз, когда я запущу в них своими закупоренными флаконами с кислотой…
Другую половину подвала закрывают тяжелые пластиковые шторы. Я называю ее подземельем. Там делается грязная работа. Там огромный мясницкий блок, операционный стол из нержавеющей стали, дренажный слив и анатомические инструменты. Там же я держу закованными своих стабильных девочек. В настоящее время у меня есть трое, каждая в возрасте от четырнадцати до двадцати, каждая в ошейнике и прикована к стене. Здоровые молодые женщины, как Эви, стали раритетными ресурсами. Я, как и все оставшиеся в живых, копил ресурсы. Не имеет значения, что я начал делать это еще до апокалипсиса. Я нуждаюсь в них, используя их, чтобы проверять свои измышления. Некоторые могут сказать, что я пытаю просто потому, что сам был подвергнут пыткам своего отца-тирана, который пытался "выбить зло" из меня. Я имел массу заживших переломов и ушибов повторяющихся все мое детство до того дня, когда я усыпил его хлороформом, приковал его в ванной, а затем медленно растворил в соляной кислоте. Он был в сознании достаточно времени, чтобы ответить за причиненное зло. А моя мать - женщина, которая не сделала ничего, чтобы остановить его, а даже обвиняла меня в том, что я вызываю его гнев. Она еще хуже.
Но мой прошлый опыт не имеет значения. Я использую этих девушек только для дальнейших исследований. Это работа всей моей жизни. Я не намеревался причинять им вред, как таковой. Тот факт, что мне нравится причинять им боль, случаен. Нет, исследования - это главное.
Когда я повернул голову в сторону подземелья, трио за пластиковым занавесом затихло, гремя цепями, они бросились обратно к стене. Я отодвигаю пластик, снимаю фонарь на батарейках, со стены. Защищая свои глаза от света, я смотрю на них сверху вниз, на каждую. Одетые в грязную одежду, они жмутся на утоптанном земляном полу, их руки облеплены грязью. Они копали землю, делая маленькие гнезда, в которых спят, чтобы согреться. Облепленный личинками труп лежит, свернувшись калачиком, в одном из гнезд, по-прежнему прикованный цепью. Это был мой последний эксперимент: зелье, разработанное мной, чтобы уменьшить потребность организма в жидкости. В течение нескольких недель, оно работало безупречно. Затем оно… перестало работать.
Я рассматриваю ее останки бесстрастно. Застывшая кровь, ткани и органы использовались ради человечества заслуженными учеными-академиками в колледжах "Лиги Плюща".
Эта куча мяса используется лишь для воплощения души. Теперь это просто набор элементов. Эви займет свое место в исследованиях. Возможно, она проживет дольше, чем месяц. Возможно, мой новейший эликсир бессмертия в бутылке, наконец, обманет смерть. Он должен. Почему все считают, что уже видели худшее из апокалипсиса? Я должен подготовиться к худшему. Я хватаю цепь старшей девушки, вздергивая ее на ноги. - Что это был за шум? - Я требую ответ, брызгая слюной.
Кольцо волдырей, заполненных водянистой кровью, охватывает ее шею. У всех у них были на шее раны от ржавых железных ошейников. Эта нуждается в большем количестве моей мази. Но я не дам ее сейчас. Она хотела ответить, но потом подумала, что лучше не стоит. Сначала она была непокорной. Теперь она стоит дрожащая, с пустым взглядом.
- Если я услышу еще хоть один звук, я заставлю тебя выпить золотой эликсир. - Это болезненное зелье, разрывающее кишечник. Я наслаждаюсь ее испуганным взглядом. - Поняла?
Они бормочут: - да, Артур…
Вернувшись наверх, я нашел Эви, расслабившуюся в своем кресле, смотрящую на огонь. Ее взгляд под отяжелевшими веками следил за пламенем. Последний огонь, что она когда-либо видит. Наслаждайся им пока можешь.
- Прости, - говорю я ей. - Стая крыс, кажется, переехала на зиму. - Я надеюсь, что мое утверждение не кажется тщеславным. Не зараженная крыса в эти дни - благодать. - Если бы только они не опрокидывали пустые ведра из-под краски.
- Так, на чем мы остановились? - я снова включаю диктофон, усаживаюсь. - Скажи мне, на что были похожи те первые несколько недель?
- Мой родной город раньше насчитывал несколько тысяч человек. Практически все они наблюдали за Вспышкой - очень немногие выжили. Сразу после этого, они скрывались в том, что осталось от тлеющей церкви, но не мы с мамой, - говорит Эви. - Когда ни один из автомобилей не завелся, мы взяли нашу единственную выжившую лошадь, впрягли ее в телегу и поехали совершать набег. Она наклоняется вперед, став чуть более оживленной. - Половина продуктовых магазинов сгорела, к тому времени как мы добрались туда. Поэтому мы проехались по оставшимся. Мама отбрасывала мои крекеры и чипсы, учила меня искать высококалорийные продукты, такие как арахисовое масло. Аптека сгорела полностью, так что мы разграбили хранилище антибиотиков у ветеринара. Мы брали оружие и боеприпасы из домов жертв Вспышки. Мы были, как саранча.
Эви рассказывает об этом с гордостью. Она должна гордиться. Если бы она не была такой предприимчивой, я не получил бы ее.
- Хотя мама была убеждена, что либо армия приедет в Стерлинг и спасет положение, установив государственное управление - верховенство закона и права, либо мы должны подготовиться сами, надеясь только на себя. Мы работали, уставая до мозга костей, пока не забили наш подвал запасами. Потом мы стояли в обнимку, оглядывая тысячи банок, мешки с фасолью, жестяные коробки, полные муки. - Качая печально головой, она говорит: -
Я помню, что подумала, наших запасов хватит на несколько лет. Как только мама подготовила нас так хорошо, как могла, она… сломалась.
- Что ты имеешь в виду?
- Ее съедало чувство вины, потому что она отправила свою маму далеко, отправила меня в это ужасное место в Атланте. Можешь ли ты себе это представить? Ее мать с самого начала была права, а видения ее дочери оказались практически точными. Я предсказала Бэгменов, с их бледными глазами и слизью. Не говоря уже о деталях Вспышки… Ну и вся мамина концепция мира, насильственно получила перегрузку. Ее уверенность была уничтожена.
