Он говорит обо мне?

— Я не буду обсуждать Лану с тобой, отец. Итак, о чём же ты хотел поговорить?

О, полагаю, он говорит обо мне.

— Я имею в виду, что, по крайней мере, у Кары деньги имеются, — продолжает Алан, — и недаром же она жестоко обошлась с тобой, забрав квартиру. У Ланы Суини нет ни гроша за душой. Она явно с тобой только из-за преимуществ, которые это принесет ей.

Ладно, какого чёрта? Тон Алана такой узнаваемый. В конце концов, я потратила половину своего подросткового возраста, слушая, как Роберт подражает ему. Да, его отец, определенно, тот, кто учил парня, как усовершенствовать искусство непринуждённой жестокости. У меня руки чешутся, чтобы войти и сказать Алану, куда он может засунуть своё мнение.

— Лане наплевать на подобное дерьмо, поэтому перестань судить её по своим стандартам. Пожалуйста, можем мы сменить тему?

Алан издаёт преувеличенный вздох.

— Хорошо, хорошо, но помни, я предупредил тебя. Теперь о вчерашнем...

Как только он начинает говорить о делах, я оставляю их. Выхожу из здания всё ещё в шоке от того, как Алан говорил обо мне, хотя раньше он был таким очаровательным и вежливым.

В Уголке Ораторов я нахожу Фарида, который стоит среди группы мужчин с толстой коричневой сигарой между пальцев и произносит речь «Проблема с Дэвидом Камероном». Он разделяет свою тему на шесть частей, одна из которых просто называется «Волосы Дэвида», затрачивая добрых пять минут, анализирует способ премьер-министра прикрывать свою лысину, и как это отражает его политические действия. Должно быть, это довольно хороший способ, так как я никогда не замечала сказанную «накладку». Он подвергает критике больше комический подход, чем что-то глубоко политическое, а тем, кто слушает, кажется, очень нравятся его шутки.

Заметив меня, мужчина подходит к концу темы и приветствует меня сигарой. Он заканчивает, и к нему подходит темноволосый мужчина, намереваясь задать Фариду несколько вопросов, но тот отмахивается от него, говоря, что ему нужно отойти.

— Ты куда? — спрашиваю я, улыбаясь ему, когда мужчина проходит мимо меня.

Он пожимает плечами и оглядывается на группу, которая без него продолжает его тему.

— Сегодня нет настроения отвечать на вопросы, девушка. Иногда просто хочется высказать свое мнение и оставить всё, как есть, — затем он довольно резко гасит сигару о металлический забор и уходит.

Эх. У него странное настроение. Опять же его характер в целом порой может быть просто странным. Это в некотором роде поражение — замыслить сказать речь, если после неё ты не собираешься разрешать задавать вопросы, но, полагаю, у каждого свои порядки.

Когда я замечаю старика в длинном бежевом пальто, строящего мне глазки, то решаю, что пора уходить. Лондон может быть захватывающим местом для проживания. Однако обратная сторона — это то, что вы должны опасаться придурков и чудаков, притаившихся за каждым углом. Это происходит на территории с большим населением.

Дома я делаю обычный массаж ног и немного занимаюсь. Я планировала много прочитать этим летом, но Роберт отчасти присвоил себе моё время. Всякий раз, когда он рядом, я, как правило, забываю обо всём. Не знаю, хорошо это или плохо.

Звонит моя мама, и мы болтаем больше часа, а в шесть Саша присылает мне сообщение о том, что привезёт суши на ужин. Роберт возвращается домой позже, чем обычно, когда мы уже накрываем на стол. Он обнимает меня одной рукой за талию, а другой закидывает ролл «Калифорния» себе в рот.

— Привет, красивая, — говорит Роб, проводя носом по моей шее.

— Эй, ты не мог бы остановиться? — жалуется Саша, сидя на табуретке у стола. — Я пытаюсь поесть.

Роберт улыбается, показывая зубы, и просто отвечает:

— Нет.

Когда мужчина слегка задевает губами у меня под ухом, чувствую покалывание по всему своему позвоночнику. Пытаясь отвлечь себя, я поворачиваюсь к Саше и спрашиваю:

— Ну, как прошёл твой день?

— Вот, блин. Ладно, средне. Конец всё ещё не определён. О, я встретилась с Алистером за обедом и рассказала ему.

— Рассказала ему..? — озадаченно спрашиваю я.

— Ну, ты знаешь, о том, что я лесбиянка, — объясняет она, забавно и нервно шевеля губами.

— Это замечательно, Саша! Что он сказал?

— То же самое, что и Роберт, он всё знал, — она указывает роллом на своего брата. — Вы двое — парочка всезнающих ублюдков.

Роберт хихикает.

— Ну, если тебя это утешит, я никогда не подозревал.

Саша смеётся.

— У тебя нулевая способность отличить гомосексуалиста от человека обычной ориентации. Неважно. Помнишь того редактора, о котором я тебе рассказывала? Тот, кто всегда изводит меня?

— Да.

— Он рвал и метал, когда я отказалась внести изменения, которые предложил для той статьи о Молли Уиллис. И сказал мне, что закроет глаза на этот раз, но если я снова выкину такой номер, меня уволят. У меня почти руки чешутся, чтобы продолжать доставать его, и вытащить себя из бедственного положения.

— Кто этот придурок? — спрашивает Роберт, прищуривая глаза, в нём проявляется заботливый брат.

Саша качает головой.

— Никто, с кем я не могу справиться.

Мы доедаем ужин и проводим остаток вечера за просмотром фильмов в гостиной. Роберт тянет меня прилечь рядом на диване, заползает рукой мне под майку и вдумчиво поглаживает мой живот. Саша слишком театрально зевает на середине одного из фильмов и говорит, что собирается лечь спать. По-моему, она делает это нарочно, ведь ей не придётся видеть, как Роберт вкрадчиво лапает меня перед ней.

У меня пылают щёки, а тело буквально содрогается от желания к тому времени, когда она уходит.

— Пошли, — шепчет мне на ухо Роберт, — по-моему, мы тоже должны немного поспать.

Он ведёт меня в мою комнату, где я начинаю переодеваться в пижаму. У меня нет шанса надеть её, потому что Роб вырывает одежду и тащит меня на кровать в одном нижнем белье. Затем быстро отстраняется, говорит мне не двигаться, и уносится из комнаты, изрекая, что сейчас вернётся. Я делаю, как он просит, и ожидаю в предвкушении. Когда мужчина возвращается, у него в руках камера, и как я и ожидала, очертания презерватива в кармане.

Как обычно, при виде камеры у меня сердце бьётся быстрее. В равной степени я люблю и ненавижу, когда он фотографирует меня.

Пока я всё ещё лежу на кровати, Роб начинает делать снимки под косым углом. Он опускается коленями на кровать и протягивает руку, чтобы стянуть мои трусики чуть ниже моей лобковой кости, фотографируя.

— Роб, — говорю я, тяжело дыша.

— Что? — отвечает он, в улыбке изгибая свои губы.

Роб перебирает пальцами край моих трусиков, оказывая давление подушечкой большого пальца.

— Иногда это уж слишком.

Мужчина выглядит довольным.

— Конечно, спасибо. Теперь раздвинь ноги для меня.

Я дрожу и вздыхаю.

— Боже, почему ты должен говорить такие сексуальные вещи? Я не защищена от них.

Роб хихикает, и, сделав ещё несколько снимков, откладывает камеру, овладевает моими губами во влажном поцелуе и стягивает трусики по моим ногам. Я помогаю ему с его одеждой, и вскоре мы оба, голые, просто смотрим друг на друга. Головка его пениса двигается по моему клитору, заставляя меня стонать. Презерватив лежит на одной из подушек, и Роберт разочарованно смотрит на него.

— Жаль, что мы должны пользоваться этим, — говорит он, откидывая голову от удовольствия и трения между нашими телами.

Закусив губу, я спрашиваю:

— Неужели мы должны пользоваться им?

В его взгляде мелькает нерешительность.

— Чёрт. Да, должны. Я не проверялся. Знаю, у меня ничего нет, но, на всякий случай, я не хочу подвергать тебя риску.

— Ладно, — шепчу я, зажмуривая глаза и желая, чтобы мужчина был во мне.

Роб наклоняется и проводит языком между моих грудей, пощипывая пальцами соски. Быстро, как молния, он надевает презерватив.

— Хмм, твоя манера входит в привычку, — мурлычет Роб, перекидывая мою ногу через своё бедро и медленно входя в меня.