Этим чудом можно было любоваться часами, но Жанна не стала здесь задерживаться. Решительно отбросив на спину заплетенные в косу волосы, она отправилась дальше, и вскоре ей стало очевидно, что сад, который она вчера приняла за дикие, почти непроходимые заросли, не уступает своей строгой красотой похожему на монастырь зданию усадьбы. Неприметные дорожки, проложенные между ухоженными живыми изгородями, разросшимися розариями и посадками декоративных кустарников, навевали поэтическое настроение и совершенно очаровали Жанну, но, выйдя на открытое место, она поняла, что еще не видела самой главной здешней достопримечательности.

Склон холма, по которому она спускалась, круто обрывался. Внизу протянулся узенькой полоской каменистый пляж, ограничивавший владения Сэнтина, но Жанна даже не взглянула туда. Открывавшийся с обрыва вид поразил ее своим великолепием, и от неожиданности у Жанны перехватило дыхание. Едва дыша от восторга, она любовалась сокрушительной мощью океана. В это утро он был хмур, беспокоен и неприветлив, но в его мощно-однообразном, вековечном движении, в сердитом ворчании вспененных волн, бьющихся о торчащие из песка валуны, была своя мелодия, своя особая красота, на которую можно было смотреть без конца.

Жанна остановилась на самом краю. Свежий утренний бриз ласкал ее лицо и волосы, и она ощутила, как изнутри в ней поднимается волна какой-то странной, дикой радости и неописуемого восторга, который она меньше всего ожидала испытать здесь, в этом роскошном, цивилизованном поместье.

Похоже, Сэнтин тоже любил бывать здесь. Оторвавшись от созерцания седого океана, Жанна обнаружила справа от себя небольшую, но уютную беседку, примостившуюся у самого обрыва. Поднявшись к ней по высеченным в земле ступеням, она увидела, что внутри беседка обшита красным деревом, а по периметру расставлены скамейки с обтянутыми плотной красной тканью сиденьями. Оконные проемы занавешивались такими же красными драпировками, которые сейчас были собраны и притянуты к несущим столбам толстыми витыми шнурами цвета тусклого золота, поэтому соленый морской ветер чувствовал себя в беседке полновластным хозяином.

Жанна уселась на ближайшую к обрыву скамью и, положив руки и подбородок на отполированные перила ограждения, стала смотреть на искрящиеся лазурные волны.

Открывающийся из беседки вид был так прекрасен, что с губ Жанны непроизвольно сорвался короткий счастливый вздох. Необузданная, дикая краса неспокойного океана рождала в ней чувство единения с силами природы и наполняла сознанием того, что и она тоже является частью этого замечательного мира.

Из беседки была видна круто уходящая вниз каменистая тропа, ведущая на пляж. В этот ранний час на ней никого не было, и Жанна вообразила себе грациозных диких коз, которые, легко перескакивая с камня на камень, спускаются к воде. Ей и самой хотелось взглянуть на пляж вблизи, но она решила, что исследует его в другой раз. В беседке было так хорошо и уютно, что Жанна даже не могла подумать о том, чтобы куда-то уйти. Она готова была вечно сидеть здесь, любуясь игрой постепенно успокаивающихся волн…

Так она просидела довольно долго, наслаждаясь ощущением мира и покоя, которое вливалось в нее полноводной рекой, и спохватилась только тогда, когда, бросив взгляд на солнце, заметила, что оно поднялось довольно высоко.

С сожалением покинув беседку, она вернулась на тропу и стала медленно подниматься к усадьбе.

Должно быть, Жанна шла слишком медленно, так как во внутреннем дворе усадьбы, у самых дверей, ее уже поджидала взволнованная горничная-мексиканка в темно-вишневой униформе.

— Сеньор Сэнтин ждать сеньориту, — с неодобрением сказала она и нахмурилась. — Мисс идти за мной, por favor [1].

Следуя за горничной через прихожую и такую же роскошную гостиную к высоким, с пола до потолка, французским окнам, выходящим на веранду, ограниченную невысокими, словно кружевными перилами из резного туфа, Жанна погасила игравшую на ее губах улыбку. Похоже, слуги Сэнтина не привыкли к тому, чтобы кто-то относился к распоряжениям хозяина с таким непростительным легкомыслием. Что ж, если все в замке вели себя подобным образом, тогда нет ничего удивительного в том, что даже легкий намек на неповиновение вызывал в нем такое сильное раздражение.

Предмет ее нелицеприятных размышлений сидел на веранде, слегка отодвинувшись от стола, застеленного камчатной скатертью. Привлекательная блондинка в шифоновом халате, надетом прямо на ночную сорочку, сидела напротив Сэнтина и глядела на него с откровенным обожанием, которое способно было только повысить его самооценку, никак не наоборот. Впрочем, Жанна тут же подумала о том, что она вряд ли может осуждать женщину за это. Вылинявшие голубые джинсы выгодно подчеркивали мощь его сильных бедер и плоский живот, а белый свитер с высоким горлом не только оттенял смуглый цвет его кожи, но и делал плечи Сэнтина еще более широкими и мощными.

Взгляд, которым Сэнтин наградил показавшуюся в дверях Жанну, выражал крайнее неудовольствие. Впрочем, он постарался как можно скорее спрятать свое раздражение.

— Доброе утро, мисс Кеннон, — приветствовал ее Сэнтин, чуть привставая со стула. — Вы выглядите так, как будто уже давно проснулись. Я полагаю, вы осматривали местные достопримечательности? Охранники, во всяком случае, решили, что вы похожи на человека, который собрался обчистить дом, и мне пришлось убеждать их в обратном. Скажите, вы всегда встаете так рано?

Жанна кивнула.

— Всегда. Когда работаешь в заповеднике, волей-неволей приходится вставать с первыми лучами зари, чтобы полностью использовать световой день — в лесу ведь нет фонарей и настольных ламп. Я привыкла. Впрочем, я и без этого всегда была «жаворонком», а не «совой».

— Ну а Дайана, наоборот, ночная птица, — сказал Сэнтин с такой очевидной насмешкой, что сомневаться в том, какой смысл он вкладывает в эти слова, не приходилось. — Любопытный контраст, верно?

Его замечание было не просто неприличным — оно было грубым и бестактным, и Жанна почувствовала, как в ней шевельнулся гнев. Почему любовница Сэнтина так безропотно сносит эти прозрачные намеки и скверно замаскированное издевательство? Впрочем, судя по безмятежному личику блондинки, ей было глубоко плевать на оскорбления.

— Мы, кажется, незнакомы? — сказала Жанна, поворачиваясь к подруге Сэнтина и улыбаясь ей приветливой, сочувственной улыбкой, — Меня зовут Жанна Кеннон. Мне предстоит прожить здесь некоторое время, и я надеюсь, что мы с вами подружимся.

Блондинка ответила на ее улыбку совершенно пустым взглядом, не выражавшим ничего, кроме легкого недоумения. Глаза у нее были голубыми и прозрачными, как два горных озера, губы — полными и чувственными, а кожа — изумительно гладкой. Несмотря на маленький рост, она была довольно пропорционально сложена и, казалось, целиком состояла из соблазнительных выпуклостей и плавных кривых. Длинные светлые волосы, пребывающие в легком беспорядке, падали на плечи пушистым сверкающим облаком, а лицо хоть и не отличалось классической красотой, было миловидным и свежим, как у капитана школьной команды болельщиц.

— С моей стороны просто непростительно не представить вас, — больше обычного растягивая слова, проговорил Сэнтин, и Жанне пришло в голову, что он по какой-то причине здорово разозлился. — Это Дайана Симмонс, мой очень близкий друг.

— Как поживаете, Жанна? — промурлыкала Дайана и, изобразив на лице отсутствующую улыбку, снова поглядела на Сэнтина с вожделением, которое она даже не пыталась скрыть. — Это совсем не дорого, Раф, — сказала она тем же воркующим грудным голосом. — А какая тонкая работа! Ну, скажи «да», дорогой! Сделай мне этот подарок.

— Я подумаю, — несколько недовольно отозвался Сэнтин и повернулся к Жанне. — Мы обсудим это позднее. А вы, Жанна, садитесь и поешьте. Я уверен, что вы в ваших странствиях нагуляли зверский аппетит. — Он указал ей на стул рядом с собой. — Должно быть, вам понравилась моя беседка, если вы проторчали там все утро.