Этой ночью Элизабет упаковала вещи. Доби обещал дать знать Джошу, чтобы тот приехал за ними. Ей осталось сделать немногое. Она села писать записку Колтеру. Но, как только начала писать, чувства захлестнули ее, и она опомнилась, исписав несколько страниц. Когда она закончила письмо, руки у нее тряслись, пальцы онемели, так сжимала она стальное перо. Не перечитывая, молодая женщина разорвала листочки и начала писать заново, на этот раз стараясь быть краткой.

Мой дорогой Колтер, ранен ли Андре – неизвестно, но Наоми уехала куда-то, чтобы ухаживать за ним. Больше я о ней ничего не знаю. Мне пришлось вернуться к Эмили, так как Доби призвали в армию. Мы по тебе очень скучаем.

Страстно хотелось написать еще. Но в конце Элизабет просто поставила свое имя. Переписав письмо на чистые листки, один она оставила на камине в гостиной, а другой положила в ридикюль, чтобы отнести в гостиничный номер Кол-тера. Утро наступило слишком быстро, но она еще успела насладиться радостью Николь по поводу грядущего возвращения к мисс Эмили.

Перед началом рабочего дня Элизабет заручилась разрешением уйти пораньше, радуясь тому, что миссис Марстенд слишком озабочена и не стала расспрашивать ее, хотя и не забыла напомнить, что будет вынуждена лишить ее оплаты за пропущенное время.

Элизабет работала быстро и сосредоточенно, только изредка поглядывая на стрелки часов. Теперь, когда она приняла решение, ей хотелось поскорее осуществить его.

Когда она вышла, холодный ветер сразу проник под ее накидку. На улицах слышалась брань, и, пропуская на перекрестке телегу с досками, она увидела яркие черные слова: «Свободу Рабам!» Радом было нацарапано: «Никогда!»

Элизабет поежилась, но скорее от охвативших ее чувств, чем от холода. У ее семьи не было рабов. После смерти отца сводные братья унаследовали три грузовых судна. Одно из них пропало без вести в море, второе, как она считала, было конфисковано правительством, судьба третьего была ей неизвестна.

Снова дрожь пробежала по телу – видимо, Элма позаботилась о судьбе третьего корабля так же, как и об их доме, – распорядилась продать. Охваченная горем, вынужденная принимать решения немедленно, она согласилась выйти замуж за Джеймса и ни о чем не спрашивала свекровь.

Элизабет обошла вокруг площади Капитолия, где джентльмены собирались группами, обсуждая последние новости. Мука продавалась теперь почти по семьдесят долларов. Кое-кто громко протестовал против такой немыслимо высокой цены, другая группа обсуждала возможности хорошо заработать на блокаде или на спекуляциях с табаком.

Элизабет слышала все, но старалась не сосредоточиваться на новостях. Яростный спор возник по поводу желания президента Дэвиса получить такие же полномочия, как и у Линкольна.

Он хотел, чтобы суды гарантировали ему право приостанавливать исполнение Habeas Corpus – закона о неприкосновенности личности. Однако даже ей было ясно, что, если мужчины, которые кричат о правах штатов, станут делать все, что хотят, президент никогда не получит власти, способной укрепить государство.

Среди всех этих взволнованных мужчин странно было видеть гуляющих женщин и маленьких детей с няньками.

Элизабет избегала улиц, на которых были вывешены белые флаги, предупреждающие о чуме. Добравшись, наконец, до гостиницы, она расправила плечи, высоко подняла голову и вошла внутрь. Слава Богу, холл был пуст, и никто не провожал ее любопытными взглядами, как в прошлый раз. За стойкой был уже другой портье. Когда она обратилась к нему, он читал газету.

– Мне бы хотелось оставить письмо для полковника Сэкстона.

Служащий протянул руку, не поднимая глаз.

– Нет, я не хочу оставлять его здесь. Мне нужен номер его комнаты, – объяснила Элизабет.

– Вам и всем остальным сообщаю, – пробормотал портье досадливо, – третий этаж, левый коридор, угловая комната.

Элизабет удивилась его замечанию. Кто еще спрашивал Колтера? Она не решилась уточнять, но почему-то подумала о Дженни.

– Ключ миссис Хьюго Морган на месте?

Он с раздражением закрыл газету, заложив пальцем страницу, и оглядел ряды ящиков.

– Нет.

– Благодарю вас. – Тон Элизабет был резким и ядовитым, но вряд ли он услышал, так как опять погрузился в чтение.

Кроме горничной, на третьем этаже она никого не встретила. Элизабет видела, что женщина остановилась и наблюдает, куда она идет, но отогнала от себя мысль, что о ней подумает прислуга. Она-то знала, что это отнюдь не любовное свидание. Элизабет вынула из ридикюля письмо, намереваясь подсунуть под дверь, и в этот момент из комнаты послышался звук задвигаемого ящика.

Молодая женщина замерла, обернулась назад, но горничная уже ушла. На какую-то долю секунды у нее перехватило дыхание, потом бешено заколотилось сердце.

Неужели Колтер вернулся?

Элизабет отмахнулась от внутреннего голоса, предупреждавшего об опасности. Вместо того чтобы позвать Колтера или постучать, она схватила ручку и повернула. Послышался быстрый шорох, и она поняла, что, кто бы ни был внутри, это не Колтер. Все звуки замерли.

Кражи были весьма распространены в городе, а полковник отсутствовал неделями. Молодая женщина набралась храбрости и приоткрыла дверь.

Тяжелые шторы были задернуты, в комнате царила темнота. Пахло недавно потушенной свечой. Элизабет сделала шаг и остановилась, стараясь привыкнуть к темноте. Заднюю стену занимала большая кровать без балдахина. Справа ее внимание привлекли контуры большого гардероба. Дверцы были закрыты, но Элизабет подозрительно осмотрела его, зная, что там можно отлично спрятаться, это было любимое место Николь во время игры в прятки.

Элизабет медленно открывала дверь, пока та не ударилась о стену, и облегченно вздохнула, поняв, что за ней никто не прячется. Сделала несколько шагов в комнату и огляделась, приметив бюро и письменный стол в простенке между окнами. Один из ящиков был закрыт неплотно.

Отбросив опасения, она подошла к столу и выдвинула ящик. Кто-то в нем рылся. Все бумаги лежали в таком беспорядке, который Колтер, как, впрочем, и она, никогда не оставил бы. Даже наверху валялись письма, часть из которых была распечатана.

Страх уступил место гневу. Как могли кому-то чужому отдать почту Колтера?

Мысль о том, что и ее послание, если бы она его не порвала и не написала записку, прочел бы кто-то другой, вызвала у нее тошноту. Трясущимися пальцами она схватилась за занавеску над столом и, дернув, раздвинула ее. Тусклый свет наполнил комнату.

Мягкий щелчок замка за ее спиной раздался так внезапно, что она вздрогнула.

– Дженни! – Элизабет ухватилась за край стола, чтобы не упасть. – Что вы здесь делаете?

– Я могла бы задать вам тот же вопрос, – ответила та абсолютно спокойным голосом, облокотившись о дверь и наблюдая.

Элизабет молчала, не в силах объяснить причину, по которой появилась здесь. Ее совершенно сбил с толку спокойный тон жены Хьюго.

– Не вижу причин, по которым я должна вам что-либо объяснять. – Пытаясь вести себя так же спокойно, Элизабет подошла к другому окну и отодвинула тяжелые занавеси, впуская в комнату свет. Потом повернулась лицом к Дженни и указала на стол. – Почему вы обыскивали его?

Та холодно улыбнулась.

– Как и вы, Элизабет, я не хочу ничего объяснять. Но не забывайте, полковник – командир моего мужа.

– Я устала от вашей лжи. Если вы хотите одурачить меня, откажитесь от этой затеи. У вас нет права обыскивать чужую комнату и даже просто находиться тут. И если вы думаете, что я ничего не расскажу полковнику Сэкстону, когда он вернется, то вы глубоко ошибаетесь.

– Вы только посмотрите, как расхрабрилась маленькая мышка!

Элизабет судорожно сжала пальцы, чтобы не поддаться порыву и не дать Дженни пощечину.

– Вам придется объяснить свое поведение в Военном департаменте.