Элизабет пробормотала что-то невнятное, не особенно вслушиваясь. Николь совершенно извертелась, и молодая женщина начала всерьез страшиться предстоящей поездки в поезде. Она мысленно умоляла еле бредущую лошадь идти быстрее.

Наконец добрались до станции, и Элизабет, поблагодарив возницу, что подвез их, поспешила купить билет, напуганная огромной толпой. Несчетное количество солдат слонялось вокруг, многие были ранены, их сопровождали другие солдаты или родственники.

Николь, широко раскрыв глаза, начала задавать вопросы, от которых Элизабет покрывалась краской стыда.

– Где его нога, мама? – спросила девочка, когда какой-то солдат проковылял мимо на костылях.

– Да-да, Джонни, – кто-то добродушно поддразнил калеку, – скажи-ка нам, куда ты дел ногу?

В ужасе Элизабет смотрела, как инвалид остановился и начал с трудом поворачиваться в их сторону. Она безотчетно прижала дочку к себе, как бы пытаясь защитить ее.

– Не бойтесь, мэм. А вам, маленькая леди, скажу: я потерял ногу в бою с янки.

– Зачем ему три ноги, это же глупо, – ответила Николь, улыбнувшись.

Ее слова были встречены громовым смехом мужчин и женщин, несколько солдат затянули «Диксиленд», и тут же кто-то подыграл им на губной гармошке. Элизабет всегда казалось странным, что песня, написанная северянином, стала гимном южан.

Выбросив особенно большое на холоде облако пара, подошел состав Ричмонд – Питерсберг. Солдаты помогли им взобраться на ступеньки, спущенные кондуктором, и найти свои места.

Возбужденная своей первой поездкой в поезде, Николь не могла усидеть на месте. Молодая женщина безуспешно пыталась успокоить ее, пока две мрачного вида матроны не уселись напротив них.

Совершенно изведясь, Элизабет достала небольшой кусочек хлеба и салфетку и дала дочери, надеясь, что, поев, та задремлет. От смрада и тесноты ее мутило. Люди сновали туда-сюда по проходу, пили, плевали на пол. Офицеры старались ничего не замечать.

Как только поезд набрал скорость, Элизабет закрыла глаза, так как всегда плохо переносила путешествие по железной дороге. Казалось, поезд несется через леса и поля, где больше нет никакой жизни.

Чем ближе подъезжали к Питерсбергу, тем больше Элизабет нервничала. Правильно ли она делает? Что, если Элмы нет в «Двух соснах»? И успокаивала себя тем, что свекровь должна быть дома. До последнего вздоха Элма Уоринг останется в своем доме. Она будет там, как всегда. Она ждет.

За двадцать две мили от них, в Ричмонде, Колтер мысленно произнес почти те же слова. Элизабет ждет его. Однако через минуту, подъехав к дому, понял, что ее там нет. В комнатах стояла непривычная тишина, и, уложив Андре, полковник начал обыскивать дом, пока не нашел записку.

Он сразу успокоился, успокоил и Наоми: – Элизабет была вынуждена вернуться к Эмили. Как только я вас устрою, поеду повидать ее.

– Отдохните сначала, – попросила Наоми. – Оставайтесь здесь с Андре, а я принесу из гостиницы его вещи.

В зеркале Колтер увидел свое отражение. Он выглядел как после попойки. И благоухал соответственно. Уныло усмехнувшись, он кивнул.

– Хорошо, идите, Наоми.

Как только она ушла, он затопил печи во всех комнатах, так как в доме было холодно. Удостоверившись, что Андре отдыхает, пересек двор, вошел на кухню и затопил и там. Принеся воды, наполнил котелок и стал ходить из угла в угол, ожидая, когда вода согреется. Не находя себе места, снова отправился в дом, чтобы проведать Андре. Вернувшись, увидел, что вода еще холодная, и стал размышлять, как это женщины ухитряются все успевать, если приходится ждать так долго. Надо просто добавить дров в огонь, решил он.

Когда Колтер в третий раз шел на кухню, он увидел, как Джош открывает ворота, и окрикнул его, напугав старого слугу.

– Это вы, полковник? – спросил Джош неуверенно.

Колтер пошел ему навстречу.

– Что ты здесь делаешь? Я только что приехал и нашел записку Элизабет, где она говорит, что возвращается к мисс Эмили.

– Она так написала? – Старик озадаченно посмотрел на него.

– А ты приехал за ней? – Колтер уже начал беспокоиться всерьез.

– Да. Конечно. Понимаете, капитан забрал...

– Какой капитан?

– Капитан... как же его... Хеллек. Вот как его звали. Он появился как раз в тот момент, когда я собирался ехать за мисс Элизабет. Ему нужен был фургон для раненых. Ну и мисс Эмили сказала: отдай ему фургон и мулов.

– Тогда где же Элизабет?

– Если ее нет здесь, полковник, не знаю, что и думать.

Колтер растерянно провел рукой по волосам. Он чуть было не сорвал свой гнев на слуге, но вовремя сдержался. Старик дрожал от холода, было ясно, что он прошел весь путь пешком.

– Пойдем на кухню, Джош. Там тепло и найдется что-нибудь для согрева.

– Но мисс Элизабет...

– Поговорим в тепле.

Колтер абсолютно не мог понять, куда делась Элизабет. Она никогда бы не решилась идти с ребенком так далеко пешком. Доби призвали, значит, ей больше не с кем было оставить дочь, а на работу взять девочку с собой она не могла.

– Джош, в доме лейтенант Лоран. Он ранен, и кто-нибудь должен дежурить около него, пока не придет... – Как же ему, черт возьми, назвать Наоми? Любовницей? Женой? – Скоро придет женщина, которая будет ухаживать за ним, но я не могу ждать. Я должен искать Элизабет.

Колтер даже не пытался оседлать измученную лошадь. Он отправился пешком, всем своим существом ощущая, что его вид вызывает повышенное внимание прохожих. Если Элизабет на работе, в таком виде неудобно заходить туда и спрашивать ее.

Колтер отправился в гостиницу. Беспокойство сменилось страхом, когда он нашел дубликат записки Элизабет. Его внимание привлек беспорядок на столе, и сначала он подумал, что приманка, оставленная им, наконец, сработала. Он обратил бы внимание на стаканы и графин, но стук в дверь отвлек его. Колтер взял горячую воду, которую заказал горничной, и начал расстегивать китель. Но тут его взгляд упал на стаканы.

Несмотря на необходимость торопиться, полковник сел за стол и начал перебирать раскиданные бумаги, рассматривая даты. В основном это оказались деловые письма, которые должны были ожидать его у портье. Не было никакого смысла кому-то приносить их сюда и читать, даже не пытаясь скрыть это. Если только не нарочно...

Странное предположение промелькнуло у него в голове: может, Элизабет вошла в его комнату как раз в тот момент, когда там кто-то был? А если так, что же с ней случилось?

Стараясь унять волнение, Колтер заставил себя сосредоточиться и все как следует обдумать. Перед глазами встала другая картина: Элизабет входит в комнату, чтобы оставить записку... Нет, остановил он себя, Элизабет никогда бы не стала читать его писем. Она никогда бы не сделала этого.

Схватив шляпу, Колтер побежал к двери, вдруг совершенно ясно поняв, кто был в его комнате. Вся армия северян ей не поможет, если с Элизабет что-то случилось, поклялся он.

Поезд приближался к станции, и Элизабет молила Бога, чтобы ее никто не узнал. Затем разбудила Николь и стала ждать, пока выйдут солдаты и обе матроны, чтобы, наконец, вынести дочь на перрон.

Коляски и фургоны, ожидающие пассажиров, быстро заполнились багажом, остались места только в общественном экипаже, который мог доставить их от Покахонтаса к началу Иерусалимской дороги. «Две сосны» были в пятнадцати милях южнее Питерсберга. Перспектива идти пешком весь оставшийся путь снова вызвала мысль об опрометчивости этого путешествия.

Пошел снег. Она приободрила Николь, пообещав, что скоро они будут в тепле. Необходимо было найти какой-нибудь транспорт, который мог бы довезти их прямо до усадьбы.

В конце концов, она решила обратиться к пожилой негритянской паре на деревенской повозке. Они ни о чем не спросили ее, за что она была благодарна, но явно удивились просьбе высадить их около усадьбы «Две сосны». Их рассказы о бандах северян, грабивших всех подряд, напугали молодую женщину, хотя больше всего она боялась снова увидеть этот ужасный дом и воскресить страшные воспоминания, связанные с ним.