Тима на мгновение задумался, затем медленно проговорил:

– Могу сказать только одно. Если мне покажется, что эта задумка не будет иметь никакой перспективы, я просто уйду.

Ваха истерично засмеялся лающим смехом.

– А сейчас, значит, ты уверен, что Шмель действует правильно?! – Он почти кричал.

Тима спокойно смотрел на него. Неторопливо вытащил одну сигарету из мятой пачки.

– Да, – бросил он. – Пока да, – добавил он, закуривая.

– Еще один чокнутый! Тима, прости, но тебя я считал самым нормальным пацаном из нас.

Вернулся Шмель, сгибаясь под тяжестью дров, и разговор стразу оборвался.

На следующий день ничего не изменилось. Они все так же беспорядочно тыкались на джипе по еле заметным тропинкам, Шмель все так же что-то остервенело чертил в превратившейся в лохмотья карте, и все так же никаких следов. В довершение ко всему пошел моросящий дождь, моментально превратив и без того непроходимые дороги в настоящее болото.

Ваха был не на шутку обеспокоен своим укушенным пальцем. Мучивший зуд не проходил, более того, он превратился в тупую ноющую боль, словно в пальце застряла железная стружка, ранка загноилась. Разглядывая ранку, он спросил Шмеля, что бы это могло быть, но тот лишь покачал головой. Тима перевязал палец Вахи своим носовым платком.

Запасы еды подходили к концу, это же касалось и бензина. Осталась лишь одна канистра.

К вечеру безупречно работающий до этого «Хаммер» неожиданно заартачился. Джип стало дергать, он постоянно глох, словно не желая ехать дальше в эти непролазные дебри. В конце концов из-под капота повалил едкий дым, и автомобиль встал, утонув одним колесом в канаве.

Все трое вышли из машины.

– Ну что? Теперь ты доволен? – процедил сквозь зубы Ваха, обращаясь к Шмелю.

Шмель ничего не ответил. Он подошел к капоту и откинул крышку. К нему присоединился Тима.

– Докатались, – сделал вывод Тима, как только взглянул на двигатель. – Похоже, поршневая группа накрылась, трита-та, тили-бом.

– И что теперь делать? – тупо спросил Ваха.

– Ну, не знаю. Сомневаюсь, что у тебя в кармане завалялись запасные цилиндры с поршнями, Ваха, – сказал Тима. Он закашлялся. – Черт, похоже, я простыл.

– Простыл? – взвился Ваха. Он повернулся к Шмелю. – Итак, у нас сломалась машина. Ты понимаешь, что это значит? Как мы выберемся отсюда?!

Тима полез за сигаретами, и Ваха заметил, как дрожат его руки. Хорошо, если от простуды, в чем Ваха сомневался. Весь вид Тимы говорил о том, что ему стало страшно. Да что и говорить, Ваха сам почувствовал, как у него засосало под ложечкой, когда до него наконец дошло, что им придется выбираться из этих дебрей пешком.

– Вытаскивай вещи, – сказал помрачневший Шмель.

– Зачем? – заторможенно спросил Ваха.

– Затем, что мы идем дальше пешком. Я уверен, они где-то рядом…

Вахе показалось, что он ослышался.

– Ты что, окончательно сбрендил, Шмель? Ты предлагаешь продолжить поиски, да еще и пешком?

Взгляд, которым наградил его Шмель, не предвещал ничего хорошего.

– Да, пешком. И не предлагаю, а приказываю. Собирайте вещи.

– Хер тебе! – крикнул, зверея, Ваха. – Звони Главному, скажи, что мы возвращаемся!

– Не хами мне, Ваха, – жестко сказал Шмель. Одно неуловимое движение – и в его руке появился пистолет. – Приказы Главного не обсуждаются, и тебе это известно.

– Ах, вот как мы заговорили, – прошипел Ваха и молниеносно вытащил свой пистолет.

– Эй, парни, – подал голос Тима, выпустив дым изо рта. – Хватит валять дурака.

– Пусть позвонит Хохе, – упрямо сказал Ваха, не сводя глаз со Шмеля. – И все расскажет. Я не верю, что после всего этого он заставит нас продолжать сидеть в этом болоте.

Несколько секунд Шмель с ненавистью смотрел в лицо Вахи, затем неожиданно улыбнулся.

– Лады, Ваха. – Он вытащил из внутреннего кармана телефон и защелкал кнопками, не отводя при этом пистолета от Вахи. Три фигуры замерли в тягостном ожидании.

Снова пошел дождь.

– Алло, Арсений Петрович? – спросил Шмель. – Это Шмель. Да. – Длинная пауза. – Да. Пока никаких. Арсений Петрович, у нас накрылись колеса. Да. – Снова длинная пауза.

Тима с тревогой следил за выражением лица Шмеля.

– Все понятно. Есть. – Шмель выключил телефон и посмотрел на своих компаньонов.

– Ну?! – не выдержал Ваха. Пистолет в его руке стал дергаться, и он в панике подумал, что, если придется стрелять, из-за болевшего пальца он может промазать.

– Главный просил передать, что мы самые достойные люди, с какими ему приходилось когда-либо работать, – сообщил Шмель. – Он гордится нами и очень рассчитывает, что с нашей помощью он получит назад свои деньги.

У Вахи и Тимы вытянулись лица.

– Ты врешь! – завизжал Ваха, обхватывая рукоятку пистолета второй рукой. – Ты не разговаривал с ним, ублюдок!

– Нет, я разговаривал с ним, Ваха, – спокойно ответил Шмель. – А вот за ублюдка тебе придется ответить. Но не сейчас, чуть попозже. А теперь убери «пушку».

– Пошел ты!.. – в бессильной злобе выкрикнул Ваха. Он убрал пистолет и только сейчас почувствовал, что вымок с ног до головы. Изрыгая ругательства, он полез в джип.

– Может, поставим палатку и попробуем разжечь костер? – затушив окурок о дерево, спросил Тима. Ему никто не ответил.

Всю ночь не переставая лил дождь. Ваха почти не спал – сначала его мучили кошмары (огромные доберманы, и у каждой вместо собачьей морды – физиономия Главного), затем снова разболелась рука. Утром он снял платок и ужаснулся – палец посинел, распух еще больше и стал похож на разварившуюся сардельку, которую забыли снять с огня. В середине укуса чернела зловещего вида точка, очень похожая на чье-то жало, из нее сочился гной.

Пока Тима пытался безуспешно разжечь костер, Ваха взял у него перочинный нож. Он долго выбирал лезвие, в итоге остановившись на шиле. Сжав зубы, он принялся расковыривать черную точку. Боль не заставила себя долго ждать, и из горла мужчины вырвался глухой стон.

– Ты что делаешь? – Тиме наконец удалось раздуть крохотное пламя. Убедившись, что костер не потухнет, он подошел к Вахе.

– Черт… По-моему, эта штука ядовита, – сдерживая крик, проговорил Ваха. Он попытался выдавить гной из раны, но это вызвало только новый приступ боли.

Тима отрезал полоску от рубашки Вахи и принялся забинтовывать рану. К костру подошел Шмель и некоторое время с любопытством смотрел на пляшущие огненные языки.

– Обо всем ты позаботился, Шмель. Только про аптечку забыл, – сказал Тима. Шмель безразлично глянул на корчащегося от боли Ваху.

– У меня тоже башка не резиновая, всего не запомнишь, – сказал он без всякого сожаления. – А Ваха бы лучше следил, кто у него по рукам ползает.

Произнеся это, он направился к джипу.

– Ишак плешивый, – с ненавистью произнес Ваха, но Шмель этого не услышал. – Тима, а если я заражусь? – стараясь унять охватившую его дрожь, спросил он.

Тима закончил перевязку и поднялся.

«У тебя уже давно началось заражение», – подумал он, но вслух этого не сказал.

– Тебе нужен врач, – произнес он.

Ваха убито молчал.

– Что будем есть? – чтобы как-то отвлечься, спросил он.

– Да что пожелаешь, Ваха. Что ты больше предпочитаешь, задрипанные шпроты в банке или шпроты задрипанные в банке? – отозвался Тима.

Несколько секунд Ваха ошалело смотрел на Тиму, отчаянно соображая, в чем заключается смысл данной фразы. У него был такой вид, словно кто-то в его голове безуспешно пытался сдвинуть тяжелый сейф.

– А… что, больше ничего нет? – наконец выдавил он. Тима посерьезнел и качнул головой.

За день они прошли не больше десяти километров, по дороге побросав почти все вещи и оставив только палатку с одеялами. Ко всем неудачам добавились шакалы. Их не было слышно днем, они появлялись ночью, как вампиры, бродя вокруг лагеря, обмениваясь завываниями. Тиме приходилось разжигать огромные костры, чтобы хоть как-то отпугнуть этих тварей, но они становились все смелее.